Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили - Маркес Габриэль Гарсиа - Страница 9

• Предыдущая
• 9/25
• Следующая

Это оказалась гостиничная телефонистка, которой поступил междугородный звонок. За секунду я сообразил, что никто, кроме Елены и Франки, не знает, где мы остановились, и ни тот, ни другая не станут звонить мне подобным образом, глухой ночью, да еще прикидываясь, что звонят по межгороду, если речь не идет о жизни и смерти. Поэтому я решил ответить. Женский голос обрушил на меня непонятную тираду на английском да еще панибратским тоном, обращаясь ко мне «дорогой», и «золотце», и «милый», и когда мне удалось наконец вставить слово и дать ей понять, что я не говорю по-английски, она повесила трубку, шепнув сладким голосом: «Ну и черт с тобой!»

Расспросы у администратора ничего не дали, кроме того, что среди постояльцев обнаружилось еще двое с фамилиями, созвучными моей вымышленной. Я не сомкнул глаз ни на минуту, и как только в семь утра явилась Елена, мы тут же перебрались в другую гостиницу.

Второй случай произошел в старом отеле «Каррера», выходящем окнами на дворец Ла-Монеда, — правда, встревожил он нас уже задним числом. Через несколько дней после нашего переезда молодая пара, выдающая себя за молодоженов, празднующих медовый месяц, заселилась в соседний номер и нацелила на кабинет Пиночета установленную на фотографической треноге базуку с устройством отсроченного действия. Идея и воплощение были безупречны, Пиночет оказался в кабинете в нужное время, однако подставки треноги разъехались, не выдержав отдачи, и снаряд полетел мимо.

К концу второй недели мы с Франки решили, начиная с субботы, поездить по разным городам. Первым в списке стоял Консепсьон. На тот момент в Сантьяго нам оставалось только встретиться с некоторыми официальными и подпольными руководителями, а также побывать внутри дворца Ла-Монеда. Встречи требовали сложной подготовки, которой с неизменным усердием занялась Елена. Одобрение на съемку во дворце нам выдали, однако раньше следующей недели ждать официальной бумаги было бесполезно, поэтому мы с Франки решили в освободившееся время углубиться внутрь страны. Мы передали по телефону французской съемочной группе, чтобы, закончив работу на севере, они возвращались в Сантьяго, а голландцев попросили довести съемки на юге до Пуэрто-Монта и там ждать дальнейших указаний. Я, как и прежде, продолжал работать с итальянцами.

Согласно намеченному плану, в пятницу мы воспользовались возможностью снять меня самого на улицах города, чтобы иметь доказательства моего личного руководства съемками в Чили, на случай, если хунта станет утверждать обратное. Мы снимали у пяти главных достопримечательностей Сантьяго: дворца Ла-Монеда, в лесопарке Форесталь, на мостах через Мапочо, на холме Сан-Кристобаль и в церкви Святого Франциска. Грация заранее наметила там подходящие точки для съемки, чтобы в назначенный день не терять ни минуты, поскольку было решено, что на каждый объект мы можем потратить не больше двух часов — десять на все про все. Я должен прибывать минут через пятнадцать после съемочной группы и, ни с кем не заговаривая, вливаться в обстановку, корректируя процесс условленными с Грацией знаками.

Дворец Ла-Монеда занимает целый квартал, однако два его главных фасада выходят на площадь Бульнес у проспекта Аламеда, где расположено министерство иностранных дел, и на площадь Конституции, где находится резиденция президента. После бомбардировки 11 сентября руины президентского дворца были покинуты. Военные заняли старое двадцатиэтажное здание Конференции ООН по торговле и развитию, которому хунта в погоне за легитимностью присвоила имя борца за либеральные свободы дона Диего Порталеса. Там они и сидели почти десять лет, пока в Ла-Монеде велись масштабные восстановительные работы, включавшие устройство самой настоящей подземной крепости — бункера с секретными ходами, тайными лазами и аварийными выходами на подземную парковку, еще раньше построенную под полотном шоссе. Однако в Сантьяго поговаривали, что особо рьяные сторонники Пиночета сильно сокрушались, что не могут показаться со звездой О'Хиггинса — символом официальной власти в Чили, пропавшим после бомбардировки дворца. Прихвостни диктатора попытались сочинить легенду, что звезду якобы спасли первые прорвавшиеся во дворец, однако эта ложь оказалась настолько шита белыми нитками, что не прижилась.

К девяти утра итальянская группа уже успела отснять фасад со стороны Аламеды, напротив памятника отцу нации Бернардо О'Хиггинсу, где теперь горит вечный огонь — «пламя свободы». Затем они переместились к другому фасаду, откуда лучше всего видно самых статных и рослых карабинеров из особой роты дворцовой гвардии — участников проходящей дважды в день церемонии смены караула (без разношерстной толпы туристов, но с той же помпой и пышностью, что в Букингемском дворце). Охрана здесь тоже жестче. Поэтому, увидев итальянскую группу, расставляющую аппаратуру, карабинеры стали требовать разрешение на съемку, которое уже спрашивали со стороны Аламеды. Так было везде и всюду, в любой точке города: стоило поставить камеру, как тут же возникал карабинер с требованием предъявить официальную бумагу.

В этот момент пришел я. Наш миролюбивый, но бесстрашный оператор Уго, которого очень забавляло все это приключение, умудрился, одной рукой показывая документ, другой незаметно снимать карабинера.

Франки высадил меня за четыре квартала до дворца и четверть часа спустя снова подхватил меня четырьмя кварталами дальше. Стояло холодное туманное утро, типичное для нашей ранней осени, и я весь продрог, несмотря на зимнее пальто. Четыре квартала до дворца я прошел ускоренным шагом, чтобы согреться, продираясь через спешащую толпу, а потом сделал крюк еще в два квартала, чтобы дать группе настроиться. Когда я пошел обратно, они беспрепятственно запечатлели мой проход перед Ла-Монедой. Через пятнадцать минут группа собрала оборудование и отправилась на следующий объект. Я дошел до машины Франки, стоявшей на улице Рикельме у станции метро «Лос-Эроес», и мы поехали дальше.

В лесопарке Форесталь мы управились быстрее назначенного времени, поскольку, увидев его снова, я понял, что мой к нему интерес был исключительно субъективным. На самом деле это очень красивое место, настоящая достопримечательность Сантьяго, особенно когда ветер, как в ту пятницу, шелестит желтыми осенними листьями. Но меня туда привела в первую очередь ностальгия. Там находился факультет изящных искусств, в чьих стенах я представил свою первую театральную постановку, едва приехав из деревни. Позже, уже будучи начинающим кинорежиссером, я почти каждый день ходил через парк домой, и его аллеи в сумерках всегда ассоциировались в памяти с моими первыми фильмами. Что еще говорить? Мы ограничились тем, что сняли короткий проход между тополями, роняющими листья с шелестом, напоминающим шум дождя, а дальше я отправился в торговый центр, где меня ждал Франки. Воздух был прозрачен и свеж, впервые с момента моего приезда на горизонте просматривались горы. Сантьяго ведь находится в долине между горами, и обычно все застилает дымка смога. На улице Эстадо, как обычно, было много народу, в кинотеатрах уже начинался первый сеанс. В «Рексе» шел «Амадей» Милоша Формана, который я отчаянно хотел посмотреть, и мне пришлось сделать громадное усилие над собой, чтобы не зайти.

В предыдущие дни во время съемок я видел краем глаза многих своих знакомых — журналистов, политических и культурных деятелей. Из них меня, наоборот, никто пока еще ни разу не узнал, и это придавало уверенности, однако в пятницу случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Навстречу мне по аллее парка шла видная женщина, одетая в тиковый кремового цвета костюм, без пальто, словно летом. Когда между нами оставалось метра три, я понял, что знаю ее. Лео, моя теща. Последний раз мы виделись полгода назад в Испании, совсем недавно, а значит, поравнявшись со мной, она непременно меня узнает. Я уже хотел развернуться, но вспомнил, что, во-первых, меня учили бороться с подобными отчаянными порывами, а во-вторых, что многих нелегалов, не узнанных в лицо, моментально узнавали со спины. На свою тещу я более-менее полагался, надеясь, что, даже узнав, она не кинется ко мне. Но дело осложнялось тем, что она была не одна. Под руку с ней шла ее сестра, тетя Мина, тоже хорошо со мной знакомая, и Лео что-то говорила ей вполголоса, почти на ухо. Встреть я их поодиночке, это еще полбеды, но вместе они могли устроить какой угодно цирк. Не раз бывало, что при виде меня они принимались кричать на всю улицу: «Мигель, сынок, какая встреча, что ж ты не заходишь?» И прочее в таком духе. Кроме того, обнаружив перед ними свое нелегальное пребывание в Чили, я и их поставил бы под удар.

• Предыдущая
• 9/25
• Следующая