Журнал «Если», 2000 № 03 - Бреннерт Алан - Страница 56

— Господи, Келли! — произнес я, обращаясь к следам колес, которые вели через дамбу к собору. — Тебе не кажется, что это уже чересчур?

Разумеется, это был Монт-Сен-Мишель — точная копия, вплоть до последнего стекла в оконных витражах и малейшего изгиба кованых железных парапетов. Я уже почти забыл, как показывал своим шестиклашкам слайды с его изображением. Это величественное сооружение меня давно интересовало, и однажды летом я даже свозил туда свою семью. На Марию собор не произвел особенного впечатления, но десятилетний Алан был в полном восторге. Мы с ним покупали все книги о соборе, какие только могли достать, и всерьез обсуждали возможность построить из бальзы модель собора-крепости.

Старенький «бронко» Келли Дэйл был припаркован у ворот. Я остановился рядом, достал винтовку, загнал патрон в патронник и, войдя в арку, стал осторожно подниматься по вымощенной булыжником улочке. Мои шаги будили гулкое эхо. Через несколько десятков метров я ненадолго остановился, чтобы взглянуть поверх бастионов на Флэтайронские горы, блестевшие под жарким колорадским солнцем. Одновременно я прислушивался, стараясь уловить звук шагов Келли за шорохом плещущихся у подножия острова ленивых волн, и в конце концов мне почудилось, что я слышу какой-то шум, доносящийся сверху, из собора.

Собор, в который я вошел, соблюдая все предосторожности, был пуст, но на главном алтаре лежала тоненькая, переплетенная в кожу книжка со страницами из плотного, тяжелого пергамента. Я поднял ее и прочел:

Это были французские стихи одиннадцатого века, я помнил их по последнему курсу колледжа. Переводу таких стихотворений я посвящал все свободное время последние несколько месяцев перед тем, как меня призвали в армию.

Я положил книгу и крикнул в темноту собора:

— Это что, угроза?!

Только эхо было мне ответом.

Стихи на следующей странице принадлежали Теобальду Наваррскому, поэту тринадцатого века:

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы разобраться в этом. Наконец я понял:

— Келли! — снова крикнул я, обращаясь к теням на стенах собора.

— Мне не нужно это дерьмо!

Ответа не последовало, и я поднял винтовку и выстрелил в витражное стекло сбоку от алтаря. Когда я уходил, под сводами собора еще звучало эхо выстрела и сыплющихся на каменный пол стекол.

Возвращаясь по дамбе на берег, я бросил книгу в зыбучие пески.

Когда после аварии, в которой погиб Алан, я вернулся из больницы домой, то обнаружил, что Мария вынесла из комнаты сына все его вещи и убрала куда-то фотографии и другие мелочи, которые напоминали бы о нем. Исчезла одежда Алана. Исчезли плакаты и фотографии со стен. Исчезли все игрушки, все свисавшие на нитках с потолка модели космических кораблей из сериала «Звездный путь», и даже на письменном столе Алана царили необычный порядок и пустота. Не увидел я стеганой попонки для коня-качалки, которую Мария смастерила для нашего сына за месяц до его рождения. На кровати не осталось даже белья: матрас, стены и полки в стенном шкафу были голыми и пустыми, словно в приготовленной для новых пациентов больничной палате или в казарме накануне прибытия партии новобранцев.

Только никаких новобранцев не ожидалось.

Даже из фотоальбомов Мария вытащила все снимки Алана. Можно было подумать, что тех лет, что он прожил на свете, не существовало. Семейный снимок, который мы держали на туалетном столике в спальне, исчез вместе со множеством моментальных снимков, прикрепленных магнитами к холодильнику. Даже сделанная в пятом классе школьная фотография Алана больше не стояла в книжном шкафу в кабинете, а из обувных коробок пропали все его младенческие карточки.

Я так и не узнал, отдала ли Мария одежду, игрушки и спортивное снаряжение Армии Спасения, сожгла ли фотографии или просто закопала. Говорить об этом она не желала. Ни об этом, ни о самом Алане. Когда я все-таки затевал этот разговор, в глазах Марии появлялось выражение упрямства и отстраненности, и вскоре я научился абсолютному молчанию.

Все это случилось на следующее лето после того, как я расстался с шестыми классами. Алан был примерно на год моложе Келли Дэйл; сейчас бы ему исполнилось двадцать два, он бы уже закончил колледж и пробивал себе дорогу в жизни. Но мне почему-то очень трудно это представить.

Я шел по следу Келли Дэйл к перевалу Трэйл-Ридж, оставив джип у границы тундровой зоны. Считалось, что через перевал ведет дор<э-га, но на самом деле ни дороги и никаких других следов человеческого присутствия здесь не наблюдалось. Только первозданная тундра — вверх по склону от пояса лесов.

Когда я вышел из-под защиты деревьев, сразу стало намного холоднее. Еще утром, когда я проснулся в своем высокогорном лагере, мне показалось, что наступила поздняя осень. Небо было свинцовым, долины внизу затянуло плотными, скрывавшими поперечные морены и распадки, облаками, а упирающиеся в склоны гор края этого облачного покрывала закручивались спиралями и тянулись вверх языками седого тумана. Морозный воздух был холоден и сух. Обругав себя последними словами за то, что не захватил перчатки, я сжал пальцы в кулаки и спрятал их в карманы куртки, держа тяжелую и холодную винтовку под мышкой.

Проходя мимо последних чахлых, пригнувшихся к самой земле деревьев, я попытался припомнить общее название этих древних карликов, выросших на самой границе пояса лесов и тундры.

«Крамхольц, — сказал мне чуть не в самое ухо голос Келли Дэйл. — Что означает «эльфово дерево» или «скрюченный лес».

Я упал на колено на заиндевевший мох и мгновенно взял винтовку на изготовку. Но на сотни метров впереди была только промороженная тундра — и никого. Тогда я обернулся, чтобы проверить оставшуюся позади опушку леса, где лежали огромные валуны, способные скрыть фигуру человека. Но и там ничто не двигалось.