День рождения мира - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 30
- Предыдущая
- 30/89
- Следующая
После того, как вода была разлита по чашам и благословения произнесены, Шахез зачитала главу из Четвертых Дискуссий; закончив, бережно закрыла старинный фолиант, положила его на полку и прикрыла парчовым покровом, а затем, обращаясь, как это положено, к Магелю и Маду — они здесь представляли собой все то, что осталось от Первого Седорету Данро, — торжественно произнесла:
— Мои Вторая мать и Второй отец, я предлагаю, чтобы в этом доме образовался новый седорету.
Маду пихнула локтем Магеля. Тот дернулся, скорчил гримасу и что-то беззвучно буркнул. В конце концов Маду сама сказала своим слабым смиренным голосом:
— Дочь Утренних, опиши нам все браки внутри седорету.
— Если все устроится и уладится как положено, браком Утренним станут Шахез и Акал, браком Вечерним станут Темли и Оторра, браком Дневным станут Шахез и Темли, а браком Ночным станут Акал и Оторра.
Повисла долгая пауза. Магель сгорбил плечи. Наконец Маду прервала молчание:
— Ну, все ли с этим согласны?
Этот краткий вопрос, произнесенный Маду едва ли не брюзгливым тоном, выражал самую сущность, если не апофеоз, формального соглашения и излагался обычно языком архаическим и витиеватым.
— Да, — внятно ответила Шахез.
— Да, — мужественно сказала Акал.
— Да, — весело поддержала Темли.
Пауза.
Все, естественно, обратили взгляды на Оторру. Он стал пунцовым, а затем, под взглядами присутствующих, заметно побледнел.
— Я-то готов, — пробормотал он, в конце концов, принужденным тоном и прочистил горло кашлем. — Вот только… — Он снова запнулся.
Все терпеливо ждали.
Стояла мертвая тишина. Пауза явно затягивалась.
— Нам не обязательно решать прямо сейчас, — подала голос Акал. — Мы можем просто поговорить. А в святилище вернемся позднее, когда…
— Да, — сказал Оторра, бросая на Акал взгляд, в котором было спрессовано столь много эмоций, что сразу и не разобрать — страх, ненависть, благодарность, отчаяние? — Я хочу… Мне надо поговорить… с Акалом.
— Я бы тоже хотела получше узнать моего Вечернего брата, — проворковала Темли своим хрустальным голоском.
— Да, вот именно, узнать… — Оторра снова запнулся и снова покрылся краской. Он был уже настолько близок к истерике, что Акал снова вмешалась:
— Так давай ненадолго выйдем отсюда. — И прошла вместе с Оторрой во двор, пока все остальные перебирались на кухню.
Акал была уверена, что Оторра раскусил ее маскарад. Обескураженная, она страшилась того, что он собирался сказать ей; однако он ведь не закатил ей скандал, не опозорил перед остальными, и за это она была ему благодарна.
— Вот, значит, дело какое, — сказал Оторра деревянным, натужным голосом, когда они встали в воротах фермы. — Все дело-то в Ночном браке. — Здесь он умолк.
Акал кивнула и, непроизвольно пытаясь облегчить Оторре его задачу, сказала:
— Но ты ведь не обязан…
— В Ночном браке все дело, — продолжал Оторра. — Это значит мы. Ты и я. Видишь ли, я… Есть кое-что такое…Понимаешь, с мужчинами у меня…
Писк иллюзорности происходящего и гул ирреальности заглушили в ушах Акал то, что пытался он высказать. Оторре пришлось заикаться еще мучительнее, прежде чем Акал начала воспринимать его слова. Когда же они все же дошли до ее сознания, то сперва она не поверила своим ушам. Однако пришлось. Оторра как раз снова умолк.
В крайней нерешительности слово взяла Акал:
— Ну, я… я тоже собирался рассказать тебе… Единственный мужчина, с которым у меня было… это не было хорошо. Он заставлял меня… Он делал такое… Я не знаю, в чем заключалась моя ошибка. Но теперь я никогда… с тех самых пор я никогда не занимался сексом с мужчинами. И я не могу. Не в силах заставить себя.
— Вот и я тоже, — сказал Оторра.
Они стояли вдвоем, подпирая ворота, и мысленным взором созерцали свершение чуда — такую простую правду.
— Я испытываю желание только с женщинами, — поведал Оторра дрожащим голосом.
— У очень многих людей это в точности так же, — ответила Акал.
— Правда?
Она была тронута и даже расстроена его смирением. То ли обычное мужское хвастовство в отсутствие женщин, то ли суровость этих людей, живущих в горах, — разве теперь поймешь, что именно стало причиной его тайного срама, что навалило ему на плечи это тяжкое бремя невежества.
— Да, — подтвердила Акал. — Везде, где мне доводилось бывать. Всюду полно мужчин, которые занимаются этим только с женщинами. А также женщин, которые желают секса только с мужчинами. Других, впрочем, тоже хватает. Большинство хочет и того и другого, но всегда и везде найдутся люди вроде нас. Это словно два конца… — Она чуть было не ляпнула «спектра», но вовремя спохватилась, что это словцо отнюдь не из языка чесальщика Акала или ворсильщика Оторры, и с находчивостью опытного учителя мгновенно произвела замену: — …два конца одного мешка. Если набивать как следует, то большая часть шерсти окажется в середине. Но ведь на концах, где мы завязываем мешок, она тоже есть. Так и мы. Нас не так уж много. Но ничего неправильного в нас нет.
Последнее вряд ли прозвучало подобно словам, которые один мужчина обращает к другому мужчине. Однако сказанного не воротишь, а Оторра, похоже, не находил в них ничего такого уж необычного, хотя вполне убежденным он тоже не выглядел. Он размышлял. На его вполне симпатичном лице читалась теперь глуповатая незащищенность — после того, как его роковая тайна выплыла наружу. Этому парню еще не исполнилось и тридцати, он был моложе, чем Акал того ожидала.
— Но ведь в браке… — сказал он. — В браке это иначе, чем когда… Брак это… Ладно, если я нет… И ты тоже нет…
— Брак это не только секс, — сказала Акал, неожиданно для самой себя голосом женщины-школяра Энно, дискутирующей по вопросам этики, и Акал в ней съежилась.
— Но его там тоже вполне хватает, — резонно возразил Оторра.
— Ты прав, — сказала Акал заметно более низким голосом. — Но если я не хочу секса с тобой, а ты со мной, разве из этого обязательно должно следовать, что у нас не может быть хорошего брака? — Это прозвучало одновременно столь неправдоподобно и столь банально, что Акал едва удержалась, чтобы не прыснуть в кулак. Оторра спрятал лицо в ладони, и она подумала, что насмешила и его своими словами, пока не увидела слезы у того на глазах.
— Я никогда никому еще не рассказывал, — признался он.
— А нам и не придется никому рассказывать, — сказала Акал. Машинально она положила руку ему на плечо. Оторра по детски утер слезы кулаком, прочистил кашлем горло и погрузился в глубокую думу. Очевидно, он пытался обмозговать то, что услышал только что от нее.
— Прикинь, — сказала Акал, тоже размышляя об этом, — как нам с тобой повезло!
— Да. Повезло. — Оторра колебался. — Но ведь это священный… Когда женишься, надо друг друга знать… Я имею в виду… — Он снова умолк.
После долгой паузы Акал сказала, и ее голос прозвучал по-мужски низко и мягко:
— Я не знаю.
Акал пришлось убрать руку с его плеча. Она уперлась обеими руками в верхний брус ворот и внимательно посмотрела на них: длинные и крепкие, они огрубели и покрылись грязью от работы на ферме, хотя жир из шерсти и сохранил кожу мягкой. Руки настоящего фермера. Акал принесла религию в жертву любви и никогда не оглядывалась, не жалела об этом. Но теперь ей становилось стыдно.
Она хотела бы сказать правду этому честному человеку, хотела быть достойной его честности.
Однако, ничего хорошего из этого не выйдет, разве что седорету расстроится.
— Я не знаю, — повторила она. — Думаю, главное, что имеет значение в браке — это стараться относиться друг к другу с любовью и уважением. А как мы станем делать это, не так уж важно. Как получится, так получится. Святость брака в любви и уважении.
— Все же хотелось бы спросить кого-то, — сказал Оторра, не вполне удовлетворенный. — Кого-нибудь вроде той бродячей женщины-школяра, которая гостила здесь прошлым летом. Кто сведущ в религии.
Акал молчала.
- Предыдущая
- 30/89
- Следующая
