Белые ночи (СИ) - Лисина Александра - Страница 17

• Предыдущая
• 17/80
• Следующая

— Почему их не услышали? Почему не остановили, не помогли, наконец?

— Жажда мести ослепляет, дитя, — невесело улыбнулся Омнир. — А власть туманит голову. Разве у нас перед глазами было мало примеров? Порой даже великие люди поддаются ее разрушающему действию. И избежать этого тем сложнее, чем медленнее и незаметнее идет изменение души. Ты ведь жила какое-то время в столице? Носила дорогие одежды? Шелка? Драгоценности?

Я угрюмо промолчала, потому что он был прав (знаменитый зиггский шелк, из которого были скроены мои несчастные и залатанные ныне штаны, просто так не достанешь!), а потом незаметно скривилась, некстати припомнив царящее во дворце под покровом ночи непотребство. Барон Зеддель… юная графиня и тот молодчик с тонкими усиками рядом с какой-то фрейлиной Ее Высочества принцессы Виветты… я увидела лишь самый краешек, крохотную толику того, что творится в гулких дворцовых коридорах, но и этого хватило, чтобы зябко передернуть плечами. А еще я не понаслышке знала о наемных убийцах, вот уже который век мирно уживающихся среди обычных горожан под гордым званием «гильдии». Знала о том, кто и зачем пользуется их весьма недешевыми услугами. Знала, что творится в трущобах Нижнего Города, о часто находимых телах в воде под его холодными пирсами. Знала о продажных чиновниках и огромных взятках, вымогаемых ими с торговцев, купцов и просто малопонимающих дураков… много чего знала. Только радости такое знание не добавляло. А в темной изнанке сверкающего мира роскоши и разгула у меня была своя ниша. Может, хорошая. Может, плохая, но я заняла ее добровольно и, прямо сказать, тоже не являла собой образец добропорядочности и честности. Правда, до милой графини с ее невинными забавами мне было еще далеко, но не признать, что мы с ней в чем-то похожи, я тоже не могла.

— Вот видишь, — подметил мое мрачное сопение Омнир. — Но я это в упрек сказал, девочка. И не для того, чтобы выпытывать о прошлом. Это только твое дело, и я не собираюсь вмешиваться. Просто такова жизнь. А жизнь в городах и вовсе больше похожа на банку с плотоядными пауками, где один против всех и все против каждого. А самый сильный с веселым хрустом поедает более слабых сородичей. Согласись, что так оно и есть? Или ты думаешь, я зря последние тридцать лет живу вдалеке от больших дорог?

— Ну… не так все плохо.

Старый лекарь тепло улыбнулся.

— Разумеется, нет. Есть еще и дружба, и согласие, и любовь, и верность. Есть верные друзья, преданные супруги, благородные враги и кодекс чести, которому некоторые следуют даже в наше смутное время. Есть дети, ради которых мы готовы на многие жертвы. Есть много людей, чье присутствие доставляет нам радость и удовольствие, как существует немало встреч и других вещей, о которых мы потом охотно вспоминаем долгие и долгие годы… я просто хочу сказать, что мир многогранен, Трис. Сегодня ты видишь одну его сторону, завтра другую… да, они не всегда будут белыми и чистыми, но все же и не почернеют полностью, если, конечно, ты сама этого не захочешь. Нужно научиться вовремя отличать одну сторону от другой и стараться не задерживаться надолго ни на одной из них. А знаешь, почему?

Я молча покачала головой.

— Потому что много радости не всегда хорошо. Потому что в праздности мы нередко производим лень и бездействие, которое незаметно пробирается даже в самые чистые мысли и со временем может перерасти в опасное для нашего мира равнодушие. Думаю, легенда о Крылатых во многом показывает именно это — медленное угасание светлых порывов и идей, закончившихся страшными для нас событиями. Предательство прежних идеалов и стремлений, вырождение душ, мельчание некогда великого и мудрого народа, опустившегося до простого кровопролития и свар. Потому что, чем выше твой ранг и чем больше сила, тем тяжелее дадутся твоему народу твои ошибки. Понимаешь меня, девочка?

— Да, Омнир, — вздохнула я. — Думаю, что понимаю.

— Тогда я рад за тебя, дитя. И рад, что смог немного развеять твою грусть.

Мы долго еще сидели в темноте, глядя на пляшущие язычки костра и думая каждый о своем. Омнир не мешал мне размышлять над сказанным. Я, в свою очередь, напряженно гадала, для чего он вдруг плавно перевел разговор в такое странное русло. Но он загадочно помалкивал, не собираясь облегчать мне жизнь, а мне было неловко показывать свои сомнения. И лишь когда стало светать, а горизонт окрасился первыми золотыми стрелами рассвета, я неторопливо поворошила прутиком догорающие угли и, немного помедлив, все-таки решилась на последний вопрос.

— Как ты думаешь… ведь ты много пожил, многое видел, Омнир… о многом думал и со многими беседовал… скажи, как по-твоему: если все правда, и Крылатые действительно когда-то существовали… если бы той битве Падший вдруг выжил, смог бы он остановить войну? Смогли бы они вместе убедить свои народы прекратить эту бойню? Сумели бы объединить их в единое целое? Вернуть то, что было утрачено? Возможно ли такое, что история повернулась бы по-другому?

Старый лекарь горько улыбнулся и надолго замолчал, а когда я уже отчаялась услышать ответ, все-таки оборонил:

— И боги порой ошибаются, Трис. Но когда свои ошибки отказываются признавать даже простые люди… то чего ждать от уставших, забытых и заблудших в сомнениях гордецов?

От мудрого лекаря я уехала через два дня после того памятного разговора — как только дороги после весеннего паводка немного подсохли, а левое бедро перестало ныть на неосторожные движения. Расставаться оказалось неожиданно нелегко, хотя я не особо отличаюсь случайными привязанностями. Да и старик, я видела, ко мне привык. Скучно ему тут одному. Как хочешь отпирайся, а грустно и тоскливо жить без единой понимающей души под боком.

Однако задерживаться нельзя: оберон и так дал мне целый месяц неоправданной форы, опрометчиво потеряв мой след и подарив небольшую передышку. Но это вовсе не значило, что он отказался от преследования. Рано или поздно острый нюх приведет его на берег реки, где все еще тлеет запах моей крови, а уж отыскать по нему хижину старого отшельника будет совсем просто. Я не хотела рисковать и подводить отнесшегося ко мне по-доброму человека. А потому, как только смогла сносно ходить, собрала свои невеликие пожитки, не поленилась в качестве проверки сил подняться вверх по Березинке и отыскать припрятанную там еще до похода в сокровищницу сумку с нужными в обиходе вещами… да-да, не удивляйтесь, я заранее готовилась ко всему. Даже к тому, что из взбудораженной столицы придется удирать со всей доступной скоростью — так, чтобы пятки в спину влипали. А потому еще полтора месяца назад мудро разделила имевшиеся в наличии припасы, отложила немного денег, самую необходимую одежду, несколько походных мелочей вроде огнива, гребешка и иголки. После чего запрятала это богатство на черный день и только теперь добралась до драгоценной поклажи. Заодно, убедилась, что нога не подведет в самый ответственный момент, и не подломится, если вдруг придется улепетывать от крылатого урода или, что гораздо вероятнее, какого-нибудь оголодавшего хищника.

Кстати, кинжалы мои после всех злоключений никуда не делись — так и висели в своих ножнах, никем не тронутые. Меча у меня не было, да и не умею я, если честно, размахивать этими громоздкими железками. Арбалет, конечно, жалко, но тут уж ничего не поделаешь — не идти же за ним во дворцовый сад? Пришлось смириться с отсутствием такого важного в походной жизни инструмента и тяжко вздохнуть, потому что другого оружия у меня больше не было. А у Омнира и подавно — по статусу не положено, так сказать, да и не приучен он чужие жизни забирать. Лекарь все-таки, не тать. Что еще? Ах да… голубая жемчужина надежно скрылась под запасной рубахой, по-прежнему светясь в редкие лунные ночи и надежно укрывая меня от магического взора. Старый амулет старик тоже отдал без возражений — ему он был совершенно без надобности, тогда как мне еще мог пригодиться. С едой никаких проблем не возникло. Ну, а лошади у отшельника отродясь не водилось. Так что сборы много времени не заняли.

• Предыдущая
• 17/80
• Следующая