Гость на свадьбе - Блейк Элли - Страница 18

• Предыдущая
• 18/28
• Следующая

— Ну пожалуйста, — попросила она.

— Хорошо. Сначала завтрак. Мне нужно восстановить силы. Затем ты побудешь моим экскурсоводом и покажешь мне, почему при упоминании Тасмании у тебя слезы на глазах наворачиваются.

Ханна покачала головой:

— Ничего подобного! Я хладнокровный, трезво мыслящий профессионал.

Он поставил перед ней тарелку с превосходно прожаренным, хрустящим беконом под густым соусом и яйцами бенедикт. Она тут же с жадностью набросилась на еду.

— «Хладнокровный, трезвомыслящий профессионал»? — ухмыльнулся он. — Знаешь, какими словами я бы сейчас тебя описал?

— Нет, и знать не хочу.

Говорить совершенно не хотелось. Ощутив богатый, насыщенный вкус соуса, Ханна поняла, что никогда больше не попробует такой вкусной яичницы.

Ледяной воздух горел в его легких; разом и ясное голубое небо над головой, и жесткая почва под ногами исчезли, уступив место безупречной красоте горы Крейдл.

— Пожалуйста… помедленней, — пропыхтела Ханна за его спиной.

Он послушался. Он совсем забыл, что у нее не было опыта в альпинизме. Она не умела готовить. И, судя по ее виду, не занималась спортом. Эти две вещи были ему отлично известны. Как и то, что в самом центре ее правой ягодицы красовалась небольшая родинка в форме земляники.

— Далеко еще? — спросила она, упершись ладонями в колени.

— Разве не ты должна была быть моим гидом?

Она помахала рукой:

— Это гора Крейдл. А это — озеро Дав. Красиво, да? Можем мы теперь вернуться в отель?

Он рассмеялся, но ее взгляд не предвещал ничего хорошего. И все же он не мог принимать ее всерьез, когда она была похожа на капусту с тысячью одежек. И наверное, даже догадывалась, что по возвращении в отель он собственноручно снимет с нее все — слой за слоем.

— Пойдем. Я вижу, где мы сделаем привал.

— Ох, спасибо.

Улыбаясь, он зашел сзади и толкнул ее в спину.

— Ну почему я не догадалась взять с собой роликовые коньки? Я бы могла катиться всю дорогу.

— Даже вниз?

— Верно подмечено.

Они перешагнули через защитное ограждение и сели рядом на большой плоский камень. Брэдли сразу же потянулся за бутылкой воды и размял ноги, чтобы не было судорог.

Ханна плюхнулась на спину и не двигалась. С этого места перед ним открывался отличный вид на озеро и острые пики субвулканических скал, покрытых мхом. Лишь дымок из труб выдавал расположение отеля, скрытого густым лесом.

— Такая красота, да? — спросила Ханна, не поднимая головы.

— Еще бы.

— А можно у тебя спросить, почему тебе так нравятся горы?

Брэдли замер.

— А почему бы и нет? — отрезал он, повторяя то, что многократно говорил прежде в интервью.

— И это весь ответ? — Ханна подождала немного, потом фыркнула: — Хорошо, можешь не говорить. Просто помни, что все останется на Тасмании, как мы договаривались. Это касается и нашего вечера караоке, и выкрутасов моей матери, и любых будущих откровений.

Резонно. Она показала ему часть себя, которую предпочла бы никому не показывать, и он должен вернуть ей долг. По возвращении в Мельбурн между ними не должно остаться недопонимания.

— Почему именно горы? Когда ты в одиночку взбираешься на вершину, цель практически недостижима, но тем лучше, когда ты ее достигаешь. Один.

— Но некому поздравить тебя, когда ты окажешься на вершине. И никто не поддержит тебя, когда ты оступишься. — Она смотрела на него нахмурившись, заинтересованная, но взволнованная. Ожидающая от него больше, чем он мог дать.

Он прочистил горло и продолжил:

— Я к этому привык. Мне так даже нравится.

— Это мне известно. Одного я не понимаю — почему?

В горле пересохло так, что было больно глотать. Не ее это дело.

Ханна приподнялась на локтях и подождала, пока он не взглянул на нее.

— Мне не хватает похвалы моего отца «умничка моя», когда я делала что-то хорошо. Я даже скучаю по тем временам, когда мать заклеивала мне поцарапанную коленку пластырем, ахая и охая. Я могу прожить и без них, но приятно знать, что мне есть на кого положиться. У тебя тоже есть друзья, которые всегда придут на помощь. Тебе только нужно позволить им.

Брэдли покачал головой:

— По моему опыту, доверять можно только себе.

— Так попробуй еще раз.

— Не могу.

— Почему?

Невыносимая женщина.

— Ты на самом деле хочешь знать?

— Хочу.

— Отлично. — Его голос эхом отозвался среди скал и пещер.

А потом он рассказал ей все — о бросившем его беременную мать отце, о безразличии матери, о том дне, когда она решила, что с ним слишком трудно, о множестве домов, где он жил, о том, как его выставляли за дверь просто потому, что так легче. Прозвучали даже имена, даты, места. Он рассказывал ей об одном разочаровании за другим.

Только спустя какое-то время он понял, что она положила ему на локоть руку, предлагая свою поддержку.

— Ты когда-нибудь встречался с ней? С твоей мамой?

— Я как-то раз хотел ее найти. Когда мне было двадцать с небольшим. У меня были деньги, недвижимость, я доказал себе, что чего-то стою. И мне было нужно увидеть ее.

Ханна склонила голову ему на плечо. Другие на ее месте смутились бы и попытались сменить тему, но она слушала не прерывая. Он принял ее участие, не чувствуя вины, и не хотел отстраняться.

— Я написал ей. Она ответила. Мы договорились встретиться в ресторане. Я увидел ее через окно, но она не стала заходить. Даже к двери не подошла. Просто растворилась в толпе. Больше я ее не видел. — Он был готов к боли, которую постоянно приносило это воспоминание, но вместо этого почувствовал только слабый отголосок печали.

Они сидели так некоторое время. Где-то высоко одинокий орел парил в ярко-голубом небе.

— Я знаю, дело было не во мне, — сказал он. — Как бы я ни старался, каких бы успехов ни достиг, этого было недостаточно.

А потом Ханна улыбнулась:

— Значит, ты не пел в расческу своей матери? Я ошиблась?

И он расхохотался. Громко. Остатки напряжения как рукой сняло.

— Нет, такого не помню.

Она убрала руку, и неожиданно — учитывая, сколько на нем было одежды, — ему стало холодно.

Она закрыла лицо руками:

— Господи, я себя чувствую полной дурой, что ныла о том, какая плохая мать Вирджиния. Она хотя бы пыталась. Почему ты мне не сказал заткнуться и прекратить жалеть себя?

Почему? Потому что он никому никогда не рассказывал. Потому что не хотел показывать свою слабость. Потому что она тоже имела право обижаться на свою мать.

— Спасибо. — Ханна улыбнулась ему и толкнула его плечом.

— За что?

Она пожала плечами.

Желание поцеловать ее было слишком велико. Брэдли хотелось снять с нее шапочку и пробежаться пальцами по волосам, коснуться пальцами ее мягких губ, проследить их линию языком, уложить ее на мох и заниматься с ней любовью до заката…

— Поверить не могу, что моя сестренка завтра выходит замуж.

— Тебе не по себе, что она первая пойдет к алтарю?

— Не по себе? Нет, конечно. Я видела, каким может получиться брак, заключенный без уверенности в партнере, без продуманного плана. Отличный пример — моя мать. Я стала осторожной, видимо. У меня нет… слепой веры, присущей Элизе. Я карьеристка, разве ты не знал?

— Хорошая новость, — усмехнулся он.

Ханна склонилась и обхватила колени руками.

— Пока мы не отклонились от темы, скажи мне, почему какая-нибудь томная гламурная красавица старлетка еще не затащила тебя под венец?

Он покосился на нее:

— Кто сказал, что мне нравятся томные красавицы? Ладно, не буду об этом, я уже сам себе идиотом кажусь.

— Поздно, — пробурчала она.

— Мне нравятся женщины, — отрезал он. — Но быть холостяком мне нравится больше. Я никогда этого не скрывал. Еще ни одна моя бывшая не цеплялась за меня, когда мы расставались.

— А тебе никогда не приходило в голову, что они уходили, довольные, что ты вообще с ними был? Хотя бы ненадолго? Что твое «не скрывал» не дает им даже надеяться?

• Предыдущая
• 18/28
• Следующая