Стальные крылья - "Gedzerath" - Страница 3

VSPISHKA

SPRAVA!!!»[6] – приподнявшись и вытаращив глаза, люто рявкнул он. По-русски. Тело отреагировало автоматически: удар крыльями – падение на бок с перекатом – и вот, я уже настороженно выглядываю из-за заднего колеса фургона! «Интересно, что это вообще было? Я даже ухом повести не успел, как оказался тут. Моторная память?». Дед тем временем, вновь опустился возле костра и улыбнулся каким-то собственным мыслям. – «Не ожидала от старика, а?» отхлебнув чаю, он залихватски подмигнул мне – «Не единожды мою сотню перебрасывали под Сталлионград. Учили на совесть. До сих пор ноги ломит. Зато – герой. Победил бизонов. Принцесса отметила. А все ваша выучка…». Короткие рубленые фразы повисли в вечернем воздухе и казалось, даже кузнечики вокруг нас притихли, не смея прерывать какой-то очень важный момент… Но никто из нас не двинулся, и чувство необычного ушло, когда дед продолжил говорить – «Что-то блеснуло в памяти, когда тебя увидел. Крылья эти… А потом, когда услышал вашу беседу с котом – вспомнил. Правда, наш praporshik гораздо интереснее выражался. Особенно – когда нас на учениях гонял…» – он вновь прищурился и, глядя в огонь, вновь ушел в себя. Бабуля встала, и, обойдя костер, присела рядом со мной, прижав меня к своему теплому боку. – «Бедняжка. Значит, они тебе прислали приглашение не по своей воле, а лишь повинуясь команде из Кантерлота» – она, как и дед, задумчиво уставилась в огонь, одной ногой поглаживая меня по голове – «Нехорошо это все. Ведь как оно раньше было – клаудсдейловцы во всеуслышание орали, что вы не пегасы, и вас они близко к себе не подпустят, пусть хоть сто чиновников из столицы приедет. Чуть не задрались тогда с вашими-то…». – «Им из Кантерлота шепнули, что не допустят гражданской войны. А самые непокорные окажутся одни против всей мощи Сталлионграда. Уж я-то знаю…» – пробурчал дед откуда-то из-за костра. Кажется, мы начали скользить уже не по моей воле. Нужно было срочно седлать эту волну. – «Бабушка Беррислоп, расскажи об этом! Меня же тогда, наверное, еще и не было!» – решил подлизаться я. Мне позарез нужно было узнать все, что касалось прошлого этого тела! Может, еще не все потеряно для кобылки? Или для ее души… – «Я сама мало знаю об этом» – нахмурилась Бабуля – «Лишь обрывки разговоров и слухи. Лет двадцать назад Сталлионградцы зачем-то решили, что им позарез нужны пегасы. Клаудсдейл уже тогда был с ними в натянутых отношениях, пегасы относятся к земнопони чересчур покровительственно, а сильных и независимых сталлионградцев они вообще недолюбливают. Так сталлионградцы решили вывести летающих земнопони без помощи пегасов. И им это отчасти удалось. Ко мне пару раз обращались за консультациями, в основном – за информацией по нагрузкам на отдельные группы мышц и сухой статистикой самых распространенных травм. Видимо, они уже тогда решили не только добиться появления крыльев, но и немного улучшить будущих пони… И вот, через несколько лет, у специально отобранных пар, действительно стали появляться крылатые отпрыски. Едва попав в колыбели, они уже стали национальными героями для Сталлионградцев, зримым воплощением их усилий. А потом…» – она грустно покачала головой – «Потом что-то случилось. Крылатых детей было мало, да и не все из них, дожив до юношества, могли летать. Если я правильно помню, этот проект закрыли и больше о нем не вспоминали, на радость Клаудсдейловских заправил, отказавшим этим детям в обучении. А что говорят об этом у вас?». Надо было срочно что-то придумать… – «У нас об этом стараются вообще не говорить» – грустно начал импровизировать я – «Я знаю около двадцати пони с крыльями, и никто из них не учился где-либо еще, кроме как в городских школах, институтах и военных городках. А уж к пегасам нас вообще не подпускают. Мы даже за черту Сталлионградской области не выбираемся. Поэтому и летать практически не умеем». Помолчав, я едва слышно прошептал задуманную в начале разговора фразу – триггер, использовать которую решился бы в самом крайнем случае (уж больно тревожит она бескрылые души) – «А мы умрем без неба»… Костер хлопнул миллиардами искр, фонтаном взметнувшимися в ночное небо, когда Дед вскочил на ноги и со злостью швырнул в него чашку. Шипящие угли вторили хриплому шепоту Деда, раздраженно ходящему вокруг костра. – «Совсем очумел старый!» – заговорила было Бабуля, но увидев повернувшегося к нам Деда, резко замолчала. На нас смотрел пожилой, но все еще подтянутый воин. Добродушные складки на его лице разгладились, глаза смотрели зорко и внимательно, а шаркающая походка сменилась расчетливым шагом солдата. – «Опять они за свое!» – хрипло проговорил дед, пристально глядя на нас – «Мало им было Эры Раздора – лишь стоило Дискорду появиться вновь, как эти крылатые недоумки снова решили показать свой гонор! И на кого они замахнулись на этот раз? НА НАШИХ ДЕТЕЙ!». Последнюю фразу он буквально проревел, заставив костер вновь хлопнуть брызгами искр. Мы сидели не шевелясь, испуганные таким резким перевоплощением. Отвернувшись, он поднял голову к темному небу и исступленно закричал: «ГОСПОЖА! ТЫ ВИДИШЬ!» «Ох, ёлки зеленые, что ж я наделал?» – чувство страха вновь накатило на меня как тогда, в лесу – «Разворошил какое-то осиное гнездо старых обид, и что теперь? А ведь он в ночное небо это кричит, и госпожу призывает...». Я решил отложить этот момент на память. Старый вояка, вхожий в кулуары дворца, да еще и состоящий в каком-то тайном объединении, может быть архиполезен. Но все это время меня не отпускало чувство беспокойства, перерастающего в липкий страх. «Да уж, сумел старик нас напугать». Опустив голову, старый пони подошел ко мне. Глядя на него, мне подсознательно захотелось сделать равнение налево и отдать честь, но я просто встал и смотрел на него, откладывая в памяти образ на фоне искрящего костра. Подойдя, Дед Беррислоп положил копыто на мое плечо и тихо, но очень отчетливо произнес: – «Я стар, девочка. Очень стар. Но меня держит на этом свете обещание. Его я дал не так давно одной… Очень достойной госпоже. Я буду учить тебя основам полета. Я водил под началом сотню пони и десяток пегасов. Я смогу научить летать. А хорошо летать ты научишься уже сама» – он обнял меня и до хруста в позвонках прижал к своей морщинистой шее – «Но запомни – ты не умрешь без неба!» Глава 5 Новая семья «Ррраз-два, ррраз-два» – я вновь, как в тот злопамятный день, размахивал крыльями, пытаясь взлететь. – «Вот что, девонька, это – не полет. Это гнилое сено, а не полет!» – прямо заявил Дед, впервые увидев мои кривляния – «Неси-ка сюда свою zbroyu »… Признаюсь, когда Дед впервые показал мне, как надевать эту необходимую каждому рабочему пони мешанину из ремней и пряжек, я несколько опешил. Вернее сказать, просто обалдел. И каждый раз, влезая в постромки, чувствовал себя не рабочей лошадкой, а… начинающим БДСМ[7]-щиком. Пони-плэй[8], мать их за ногу! Сгоряча, я было решил, что Дед – латентный извращенец, и как только я влезу в эти ремешки, начнет охаживать меня шелковой плеткой – но все обошлось. Как оказалось, вся эта упряжь позволяла пони перемещать на себе груз, впрягаться в телеги, фургоны и экипажи. Правда, ее наличие считалось признаком тяжелой, не престижной работы, которую в основном делали земнопони, но выбирать не приходилось – я должен был научиться летать! К ремням на груди крепилась длинная веревка, другой конец которой Дед ловко привязал к кольцу над дверью фургона. – «Это не совсем то, что носят в школах для пегасов. Но нам сойдет» – он лукаво поглядел на меня, привычно щуря глаза – «А теперь, ты должна взлететь. Веревка ограничит высоту. Будешь учиться летать. Пока – по прямой». Он впрягся в оглобли фургона и неспешно пошел по дороге. Так началась моя учеба. Ранняя осень вступала в свои права, и листья на деревьях стали облетать все быстрее, устилая дорогу разноцветным ковром. Мы шли все дальше на юг, в Хуффингстон. Как объяснили мне старики, это была родная деревушка Бабули, из которой простая, но очень умная девчонка-пони попала сначала в Мэйнхеттен, а затем и в Академию Кантерлота, закончив последнюю в первых рядах. Там-то она и познакомилась с видным командиром отряда кантерлотской гвардии Санни Беррислопом, теперь решившего вспомнить свое призвание и терроризировавшего меня, как любимого новобранца. Все эти дни мне запрещено было касаться земли, и я должен был удерживаться в воздухе, пока крылья не слабели настолько, что я камнем падал на деревянную крышу. Хорошо еще высота была небольшая, иначе не избежать бы мне синяков и ссадин. Вскоре я научился неплохо парить, влекомый фургоном за ставшую привычной для меня веревку. Количество взмахов, необходимых мне для поддержания высоты, резко сократилось и иногда я, распахнув крылья, подолгу неподвижно висел в струях по-осеннему прохладного ветра. – «Интересно» – хмыкнул однажды Дед – «А ведь ты совершенно не устаешь, подолгу болтаясь там, над фургоном. Многие пегасы способны парить. И быстро преодолевать большие расстояния. Но после этого им приходиться долго отдыхать. Они отъедаются и отсыпаются по полдня, если не больше. А вот тебе – хоть бы что!». – «Это наводит меня на подозрение, что мы можем избавиться от этой веревки?» – «Да, пора бы. Ты уже не маленький жеребенок. На шлейку возле тучки не посадишь» – Дед опять хитро сощурился и рывком отвязал надоевший мне ограничитель свободы – «А ну-ка, давай во-он к тому облаку! Сегодня будешь спать на нем!». Сказать, что я удивился – это не сказать ничего. Спать на облаке? Что-то маячило в памяти, размытые образы про пегасов, облака, погоду… Ну что ж, попробуем! Взмахнув крыльями, я оторвался от земли и не спеша направился к ближайшему попутному облаку. Облетев пару раз плотный, как вата, ком, я с разлету плюхнулся на него. Вернее было бы сказать, попытался плюхнуться – вместо пружинящей ваты я попал в холодный кисель, который радостно расступился под моими копытами, и я кубарем полетел вниз, оглашая округу испуганным воплем. Когда небо и земля перестали вращаться у меня перед глазами, я еще долго отказывался спускаться с крыши фургона, дуясь на хитрого Деда. Словно он и не знал, что осенние облака холодны, насыщены водой и плохо держат на себе даже пегасов! Помирившая нас с помощью блинчиков Бабуля еще долго ворчала на ухмыляющегося Деда, весело подтрунивающего над моими «кувырками с облака». В таких незатейливых походных развлечениях прошли недели. Тренировки Деда не прошли даром – я уже легко рассекал воздух, проносясь мимо неторопливо движущегося фургона вперед и назад, облетая проползающие мимо облака и даже пытаясь подталкивать их одно к другому. Хотя это выходило у меня из копыт вон плохо – длинные крылья разрезали облачную массу как нож, но это совсем меня не задевало. Я даже помогал Деду тащить нелегкий фургон, впрягаясь вместо него и, неожиданно для себя, именно так я и узнал смысл своей кьютимарки. Эти рисунки на крупах пони не слишком занимали мое воображение – подумаешь, тату на заднице! В моей практике частенько встречались пациенты, разрисованные по последнему писку тюремной моды, поэтому я быстро перестал замечать Бабулину деревянную трубку и копье Деда. А уж свою задницу мне вообще не приходилось разглядывать – в фургоне не было зеркала, а налетавшись за день, я частенько засыпал прямо на крыше нашего домика на колесах, пока Бабуля, поднявшись по лесенке, не будила меня ласковым поглаживанием по крылу. Однажды утром я решил заменить начавшего покашливать Деда и, пристегнув к ремням на боках длинные веревочные постромки, ведущие к передней оси фургона, впрягся вместо него. Выбрав слабину двумя шагами вперед, я взмахнул крыльями и поднялся над фургоном. Я ожидал наваливающейся на ремни тяжести и поскрипывания колес за моей спиной, но вместо этого я почувствовал резкий рывок, едва не шлепнувший меня об землю, а затем – странную легкость во всем теле. Ремни упряжи впились в тело, словно на них болтался весь наш домик, а откуда-то снизу послышались испуганные вскрики стариков. Взглянув вниз, я обомлел – подо мной, покачиваясь, висел фургон, нелепо задрав переднюю ось, за которую и были пристегнуты постромки. Из окошек домика доносились голоса – испуганное причитание Бабули и грозный рык Деда, обещавшего обрушить гнев богини на хулиганов, переворачивающих дома приличных пони. Обалдело глядя вниз, я нервно хихикал, пытаясь сообразить, как мне поставить фургончик на место. – «А ну опусти дом на землю, хулиганка!» – грозно прохрипел высунувшийся из окошка Дед. На его голове красовалась большая кастрюля, из-под которой грозно топорщились усы – «Слышишь? Спускайся немедленно!». Зрелище было настолько комичным, что я не выдержал и начал хохотать во весь голос, размазывая слезы по щекам. От моего смеха фургончик стал подпрыгивать, каждый раз издавая звон, как свинка-копилка. – «А вот счаз я тебя ремешком-то!» – как ни странно, угроза подействовала, и я спланировал вниз, шлепнув фургон на землю. Он удачно встал на все четыре колеса, снова издав звук бьющейся посуды и переворачивающейся мебели. «Ох, как неловко получилось-то…». – «Простите, я не знаю, что вдруг произошло!» – взволновано сказал я, толкая дверцу фургона. Она поддавалась плохо, по-видимому, заваленная рухнувшей мебелью, и из-за нее доносилось сердитое ворчание Деда. Мне почему-то сразу расхотелось открывать этот «ящик Пандоры» – хриплый голос деда напоминал рычание нашего ротного, и это сходство явно не сулило мне ничего хорошего. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге вырос дед, чей вид снова заставил меня нервно хрюкнуть от смеха. На голове его по прежнему красовалась красная в горошек кастрюля, вместе с встопорщенными усами придававшая старому вояке лихой и даже грозный вид. – «Я решил потянуть фургон, но вдру-у-у…» – закончить я не успел. Изо рта Деда грозно свисал длинный полотняный ремень, и желание продолжать разговор у меня резко пропало. Развернувшись, я попытался дать деру, но копыто старика ловко пришпилило мой хвост к земле, и вскоре мои филейные части ощутили на себе всю тяжесть совершенного проступка. Наконец, вспомнив про крылья, я резким взмахом поднял себя в воздух и выдернул хвост из крепкой хватки старика. Потирая немилосердно горящую задницу, я полетел в сторону пролетавших неподалеку тучек. Аккуратно спланировав, я прилег, засунув попу в мокрую прохладу осеннего облака, и отказывался слезать оттуда до следующего утра, обиженно обфыркивая ходившего внизу Деда. Наконец, мне надоели сырость и холод осеннего неба, и я спланировал к вновь подошедшему к облаку старику. Минуту мы стояли неподвижно, глядя друг на друга, пока Дед рывком не притянул меня к себе и не обнял, поглаживая по гриве. Внезапно для себя, я обхватил его шею и разревелся. Это было настолько неожиданно, что я чувствовал только безмерное удивление, пока мое тело всхлипывало у него на плече. «Интересно девки пляшут» – пронеслась тихая мысль – «Что ж в ее жизни такого происходило, что могло бы вызвать подобную реакцию?». Шмыгая носом, я прижался к морщинистой шее старика, продолжавшего ласково гладить меня по голове, и закрыл наполненные слезами глаза. – «Поплачь, поплачь» – приговаривал Дед, крепко прижимая меня к себе – «Ты не сердись на старика. Всего-то ничего тебя знаю – а уж ты мне как дочка стала. Не сердись…» – «Да я не…»