Выбери любимый жанр

Из жизни фруктов - Лаврова Ольга - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

— Теперь убедились? — Панко успокоился.

— Убедился… Садовый кооператив действительно поручил Панко реализовать ягоду на рынке, — говорит Томин дежурному. — Собираются на вырученные деньги коллективную теплицу строить.

— Во-он… Выходит, обознались… Ну, извиняемся, бывает.

— Да, товарищи милиция. Против частного сектора у всех предубеждение! А почему, я спрошу? Что мы у кого отнимаем! Только даем. Из ничего чего делаем. На нашем вот месте одни кочки росли. А теперь сады? Плохо?

— Отчего же. Хорошо, — вынужден согласиться дежурный.

— А рядом, между прочим, деревня запустела! — возбуждается Панко. — Мы землю окультуриваем. Что вырастет — все польза. Либо сами съедим заместо магазинного, либо кто-то тоже на доброе здоровье съест.

— Есть опасность такая — рецидив психологии, — входит во вкус беседы дежурный.

— Это понятно — рецидива мы боимся. А что люди от земли отвыкают — не боимся! Иные как живут: отработал и загорает на природе, магазинную картошку на костре печет, колбаской из гастронома закусывает. После него — кострище да битые бутылки. Я бы этих дачников… По мне, если есть какой клочок — хоть грядку, да вскопай, чем небо коптить! Но я за лопату — а общество уже, пожалуйста, косо смотрит!

— Ну, это прошло. Копайте. Все «за». Против, когда больно уж наживу качают.

— Опять поспорю. Вникнуть — откуда нажива?

— От продажи излишков.

— Так. А откуда излишки?! Работал больше — вот откуда! А кто те излишки съел? Империалисты?

— При чем империалисты?

— Именно что свои съели, советские. Теперь — зашуршал лишний рубль. Куда он денется? В магазин снесут. Рояль ли купят, насос для колодца — все одно государству отдадут. Так?

— Да вроде и так… А какая деревня-то запустела? По названию?

— Орловка деревня.

— Я ведь тоже с-под Курска, — со смущением произносит дежурный. — Да… Одно скажу — цена у вас немилосердная.

— Цена дорогая, это да, — вздыхает Панко. — Но у совхозов себестоимость — своя, у нас — своя. Мы же все руками. Да еще не умеем. Тяпки пудовые. Или навоз, скажем, — где он? Помощь нужна, товарищи. Может, частник-то сейчас новую форму жизни создает: умственный труд с физическим. Как, товарищ майор? — обращается он к Томину.

— Я не философ, я сыщик. И как сыщика меня интересует, за что вас били. Обознаться могли?

— Н-нет. Я один на рынке с черешней стоял.

— Пятьдесят рублей, я понимаю, это выдумка. Однако что-то они против вас имеют.

— Шишкина этого первый раз вижу.

— А остальных?

— Двоих — вчера.

— Вчера?

— Столкновение случилось. Я только подъехал — они к машине: «Двигай, дядя, на другой рынок, здесь тебе места нет». Я говорю, чем шутки строить, помогите разгрузиться. Думал, они к этому клонят, — поясняя, Панко трет палец о палец. — «Нет, говорят, проваливай». А шофер-то мой… тихий парень, но в кабине не помещается. Посмотришь — страшнее войны. Как он полез наружу — их ветром сдуло.

— И среди сегодняшних они были?

— Да.

— Перекупщики, товарищ майор, — уверенно говорит дежурный.

— Они предлагали вашу черешню взять?

— Нет… Да я бы и не отдал, между прочим.

* * *

Через день Томин заглядывает к директору рынка. Все доводить до конца — тоже автоматика. Директор — седой человек, подтянутый и точный в движениях, разговаривает с Томиным у широкого окна, откуда видна толчея в торговых рядах.

— Шишкина оформили по мелкому хулиганству.

— Да, мне доложили, — не удивляется директор.

— Может быть, вам известно и кто остальные трое?

— Точно не известно, но… понятно.

— Перекупщики?

— Видимо, да.

— Но потерпевший никому не составлял конкуренции: другой черешни на рынке не было.

— На следующий день появилась. Наше хранилище приняло две машины.

— Так. Заранее знали и держали место. Сегодня она в продаже?

— Разумеется.

— Иду посмотреть, кто торгует. Составите компанию?

За прилавком Панко взвешивает небольшую горку черешни, ссыпает в целлофановый пакет, протянутый покупателем, получает деньги. На ценнике перед ним — «6 руб. 50 коп». — А рядом еще двое с черешней. Ягода чуть покрупнее, на ценнике стоит — «7 руб».

Томин окидывает продавцов пристальным взглядом. Дождавшись, пока покупатель отойдет, обращается к Панко:

— Добрый день.

— Здравствуйте… — Панко машинально оправляет халат и, не зная, что сказать, начинает неумело сворачивать газетный кулек. Томин берет за черешок ягоду, пробует.

— Мм… Красота!

— Хорошая? — интересуется женщина, колебавшаяся, у кого купить — А то мне в больницу.

— Во рту тает.

— Свешайте полкило, — решается покупательница.

Пока Панко «с походом» накладывает черешню, Томин оборачивается к его семирублевому конкуренту.

— А ваша откуда?

— Полтавская, полтавская. Попробуйте, — откликается продавец с подчеркнутым радушием.

— Пресновата будет, — констатирует Томин, после тщательной дегустации и этим авторитетным замечанием побуждает еще кого-то предпочесть Панко. Директор наблюдает с усмешкой.

Томин снова придвигается к Панко.

— Знакомых не видно? — показывает глазами на соседа.

— Нет.

— Ну успеха вам! — И с сожалением говорит директору. — Не те.

— Тех здесь и не будет. Пойдемте, объясню.

Разговор продолжается в пустых рядах.

— Я распорядился, чтобы они убрались с рынка.

— Вот что… Подальше от меня?

— Нет, это дисциплинарная мера. На базаре нравы, конечно, базарные, но четверо на одного — уже чересчур.

— Чисто показной жест. Ваши перекупщики уйдут на другой базар, а те перекочуют сюда!

— Надеюсь. Буду огорчен, если этого не случится.

— Вы… откровенны.

— Оставьте саркастический тон. Перекупщик по-своему нужен.

— Тогда нужен всякий спекулянт, и зря мы их сажаем!

— Давайте поговорим спокойно, инспектор. Рынок — место для торговли, кусок пространства с прилавками. Мой долг, чтобы на это пространство доставляли продукты. Но мне никто не обязан доставлять. Мой поставщик в массе неорганизованный частник, колхозник, рабочий, много пенсионеров. Имеют они возможность сами стоять в рядах?

— Вероятно, не всегда.

— Далеко не всегда! Привезет человек товара на недельную торговлю, а свободен два дня. Да еще рвется магазины обегать, деревенские заказы выполнить. Он охотно сбывает пусть дешевле, но оптом.

— Все это ясно, но…

— А ясно вам, инспектор, что рынок не способен предложить частнику выход? Мы не можем никоим образом приобрести его творог или редиску. Я бы с радостью отдал часть пространства Центросоюзу. Пусть кооперация скупает на комиссионных началах.

— Так отдайте!

— Если б я ушел в отставку генералом, а не полковником, то, возможно, решал бы сам подобные вопросы.

— А пока предпочитаете терпеть племя паразитов.

— Давайте уж совсем закроем рынок! — прерывает директор. — Неровен час, кто наживется!

— Ладно, товарищ полковник, кончим спор. Что вам известно об арестованном?

— Кличка «Сеньор Помидор». Старшина перекупщиков на нашем рынке. А по слухам, в курсе ситуации и на остальных. На одном, допустим, огурцов целый рад, а на другом разбирают последние килограммы. Шишкин дирижирует: машина, не разгружаясь, едет туда.

— Поле-езный человек!

— В своем кругу большой человек, знаете ли… — Звучит это почти как предостережение.

* * *

Из здания народного суда выводят группу арестованных за мелкое хулиганство. Рядом стоит «автозак», куда их должны погрузить. Первым идет Шишкин. Взгляд его задерживается на стоящей неподалеку телефонной будке.

— Начальник, — обращается он к конвоиру у машины, — дозволь позвонить!

— Не положено, — отзывается тот довольно благодушно — мелкие хулиганы не убийцы, с ними можно либерально.

— Ну будь человеком — два слова. Птицы дома второй день не кормлены, понимаешь, нет? Жена не знает кого чем.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы