Задача – выжить! - Замковой Алексей Владимирович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/72
- Следующая
Прямо напротив меня сидел Алфедов – судя по всему, моя нянька, которому Терехин, похоже, поручил приглядывать за возможным вражеским диверсантом. Мной то есть. Из внешности Алфедова можно было выделить только перебинтованную руку и чуть менее рваную, чем у остальных, форму. Хотя дыр и на ней было с избытком. В остальном же… Знаете, бывают такие люди, описывая которых все время спотыкаешься на слове «обычный». Все в них какое-то… обычное. Даже глазу не за что зацепиться. В общем, если попытаться выделить его из всей собравшейся у костра компании, можно смело сказать – кроме забинтованной руки, особых примет никаких. И еще – кроме неразговорчивости. Когда я знакомился с вышедшими на меня окруженцами, Алфедов сухо назвал свою фамилию и тут же, отвернувшись, отошел в сторону. А сейчас сидит и дожевывает свой кусочек хлеба, такой же маленький, как и тот, что достался каждому из нас. Но мы уже все свой хлеб съели, а этот, гляди, ест медленно так… Удовольствие растягивает?
Рядом с ним – Терехин. Ну что о нем еще можно добавить, кроме того, что я уже говорил? Сразу видно, что раньше он выглядел живым воплощением образцового внешнего вида, описанного в уставе. Даже после блужданий по лесу и всех прочих неприятностей волосы политрука сохранили пусть подобие, но прически. Вынужденная небритость его раздражала – морщится каждый раз, как трогает подбородок. А трогает он его довольно часто и, похоже, автоматически. Видимо, в сознании Терехина никак не может уложиться мысль, что на подбородке обосновалась растительность. Или просто подбородок, не привыкший к такому вопиющему непорядку, чешется? Форма на нем пусть тоже в нескольких местах порванная, но все же наиболее приличная среди обносков остальных окруженцев, да и моих лохмотьев, по правде, тоже. Вон, даже пуговица верхняя застегнута! В общем, если мы все, здесь собравшиеся, выглядим, будто после схватки со стаей диких кошек в каких-то колючих зарослях, то по внешнему виду Терехина можно было подумать, что он максимум скатился по пологому склону в неглубокий овражек, встал, отряхнулся и пошел дальше. Правда, фуражку забыл подобрать. Сидит вот сейчас, глаза прикрыл. Спит? Не спит – опять вот рукой щетину проверяет. Имя и отчество его, кстати, тоже не знаю. Представился как «младший политрук Рабоче-крестьянской Красной армии Терехин. Вы можете обращаться ко мне «товарищ младший политрук».
Ну и последний член нашей пестрой компании сейчас, повернувшись широкой спиной к огню, мирно похрапывает. Представился он просто Лешкой, тезка, значит. Судя по всему – тоже простой красноармеец. Белобрысый, росту огромного, силы, похоже, тоже немереной… Говорил, что артиллерист. Ну да, с такими габаритами он там и вместо лошади мог пушку тащить и снарядные ящики ворочать. Кстати, когда знакомился с ним и после, заметил любопытный факт. Вот, многие представляют себе таких здоровяков белобрысых эдакими флегматичными увальнями. Ну, типа добродушный такой сельский детина, привыкший сдерживать силу, чтобы случайно никому ничего не повредить. А то как захочет пожать руку, да и оторвет ненароком, как лапку таракану. А этот вот не такой простой. Нет, конечно, совсем не как в фильмах – жлобского вида сержант с тупым лицом, охаживающий где-то в застенках подкованными сапогами ребра очередного допрашиваемого. Совсем нет! Просто, несмотря на какое-то детское, огромное детское лицо, глаза у него были хитрыми-хитрыми. Да и пошутить, похоже, любил. Когда хлеб делили – выдал: «Алфедов, зачем те стоко хлеба-то? Ты и так тощий – те терять-то нечего. А я ж и похудеть могу – мне добавка положена!» Чем вызвал очередной хмурый взгляд Алфедова, смешок Михалыча и недовольство Терехина. Впрочем, политрук ничем, кроме выражения лица, своего недовольства не выдал. Одет Лешка был как все. В грязные лохмотья, когда-то бывшие формой бойца РККА, с огромным бурым пятном на спине.
Закончив делать перевязку майору, к костру подошла Оля. Она тоже принимала участие в этом подобии ужина, но, в отличие от остальных, предпочитавших после еды погреться у костра, доев хлеб, сразу пошла к раненому. Сначала попыталась напоить его из моей трофейной фляги, а потом поправляла бинты. Правильная девчонка! Свое дело поняла сразу. Сейчас она присела с нами. Между мной и Лешкой, но явно поближе ко мне. За все это время она сказала лишь пару фраз. Да и то сначала поблагодарила за хлеб, а потом попросила у меня флягу.
Так мы и сидели вокруг костерка. Лес, огонь, урчание недокормленных желудков да амбре давно не мытых тел окруженцев. И еще комары. Орда насекомых, пикирующих на нас с противным звоном. У них, наверное, тоже время ужина. Раньше я их как-то не особо замечал. А тут – налетели. Ну, для борьбы с комарами у меня есть давно испытанное средство. Я достал трофейные сигареты, и глаза сидящих у костра снова заблестели. У всех, кроме Терехина. Тот, увидев орла на пачке, брезгливо сморщился и глянул на меня так, будто я сейчас начну агитировать за переход на сторону фашистов, используя в качестве наглядного пособия этого самого орла.
— У немцев на хуторе взял, — объяснил я ему и, достав себе сигарету, протянул пачку пожирающему ее голодным взглядом Гримченко. — Угощайтесь.
Пока пачка шла по кругу, я чиркнул зажигалкой и с удовольствием выпустил в сторону ближайшего комара струю дыма. Сигареты вернулись ко мне в количестве двух штук, сиротливо перекатывающихся в пачке.
— Эт дело! — Михалыч прикурил от зажженной в костре веточки. — А мы уже неделя как последние крохи табачка снюхали…
Кстати, насчет табачка. У меня осталось только две сигареты и кисет с газеткой. Мне пришло в голову, что сворачивать-то сигареты я не умею! Тут же целое искусство, впрочем прекрасно известное любому курильщику этого времени. А у меня опыта – смутные воспоминания о том, как отец в 89—90-м, когда сигареты из магазинов исчезли, сворачивал козьи ножки с привезенным бабушкой из села самосадом, да один раз я сам, уже лет через десять, нашел в селе на шкафу дядин узелок с табаком да попробовал и себе свернуть сигарету. Получилось тогда явно что-то не то. Сигарета вышла слишком толстой – газеты я оторвал многовато. А сейчас как быть, когда трофейные закончатся? Спалюсь ведь сразу! В ларек тут не сбегаешь – надо либо беречь сигареты и в конце концов бросать курить, когда закончатся, либо искать какие-то отмазки, почему я не умею нормально сворачивать сигареты. Может, сказать, что я только начал курить? Или что трубку курил раньше? А трубка где? Потерял? Трубка, которую я купил этим летом и, весь такой на понтах, курил в августе – сентябре, осталась дома, неизвестно за сколько километров и более чем за семьдесят лет от этого места… Ладно, две сигареты пока есть, а потом посмотрим. Я сделал еще пару затяжек, забычковал оставшийся окурок и аккуратно положил его обратно в пачку.
Остальные наслаждались свалившимся на них в виде моих сигарет счастьем. Кроме Оли и Терехина. Оля, как приличная девушка, не курила, хотя, похоже, ничего не имела против табачного дыма вокруг (пассивное курение вредно! Но кто сейчас об этом знает?). Терехин же или тоже не курил, или принципиально не мог взять сигарету из фашистской пачки, да еще и предложенную возможным пособником проклятых захватчиков.
— …Так мы, ну, когда фашисты из пушек лупанули… — Оказывается, пока я размышлял о табачных проблемах, возле костра завязался разговор. Сейчас что-то рассказывал Михалыч. — Мы в землю вжались… А окопы-то – одно название! Мы ж как шли, уже солнце садится, а тут ротному нашему приказ – задержать противника и прикрыть отход колонны. Окопы по пояс только успели вырыть… Так вот, копаем мы, значит, темно уже… А тут немцы лупят. Мы залегли, а когда выглянули – мама дорогая! Немец цепью валит, уже рядом совсем. Нам бы пулемет – выкосили б фашистов как траву! Дак не оставили же! Кто с чем был, так и остались. Да еще ящик гранат нам с подводы бросили. А мы как тот ящик открыли, ну, чтобы гранаты разобрать, глянь, а там все учебные!
— Это что! — ударив себя по колену, перебил сержанта Лешка. — Вот нам на позицию снаряды привезли. Мы ящики-то открываем – там картечь! А нас-то против танков поставили! Наш лейтенант к водителю. Гворит, ты что ж, бл…, это привез? Нах…, бл…, мне картечь-то, если счас танки попрут? Я их, мать-перемать, этим долбить буду? Ты, идиот, так тебя и еще раз эдак, не видишь, куда приехал и что привез? А тот ему, мол, я-то тут при чем? Загрузили, сказали, куда везти, — я и привез. Не хошь, грит, не бери. Вот. А ты – гранаты учебные…
- Предыдущая
- 9/72
- Следующая
