Задача – выжить! - Замковой Алексей Владимирович - Страница 57
- Предыдущая
- 57/72
- Следующая
— Что у тебя там с лейтенантом Бондарем вышло?
И что мне отвечать? Спорить и доказывать, что лейтенант был не прав, нельзя, хотя и очень хотелось, — есть у меня такая черта характера. Но это было бы очень неразумно, и о последствиях я боялся даже думать. Извиниться и сказать, что был не прав? Тоже не хочется. В мыслях я представил себя эдаким школьником, который стоит перед директором и потупив глаза лепечет «Я больше не буду». Вот же, язык мой – враг мой! Ну зачем я отвечал лейтенанту?!!
— Виноват, товарищ майор, — немного помявшись, я решил все же признать собственную неправоту. — Нервы после боя сдали. Я уже извинился перед товарищем лейтенантом и готов снова извиниться.
После моих слов повисла пауза. Майор обдумывал ситуацию, Коля безразлично смотрел на командира, а лейтенант переводил взгляд с меня на майора и обратно. Судя по выражению лица, моих извинений для него было явно недостаточно.
— Товарищ майор, — наконец проговорил он, — я считаю, что за пререкания со старшим по званию и подрыв авторитета командира в боевой обстановке боец Найденов должен быть примерно наказан.
— Наказан… — повторил майор. — И как ты предлагаешь его наказать? Через строй прогнать или трибунал здесь собрать? А ты, Сердюк, что скажешь?
— Товарищ майор, — после паузы, тщательно подбирая слова, начал Коля. — Во время боя Найденов единственный заметил, что немецкий офицер собирается скрыться в лесу. Он один бросился за ним в погоню. Через открытое место и под обстрелом противника. По рассказу самого Найденова, он не смог догнать офицера и был вынужден открыть огонь. Если б не Найденов, фашист запросто затерялся бы в лесу со всеми документами. Кроме того, в этом бою был убит друг Найденова – боец Митрофанчик.
— И что ты предлагаешь? — спросил майор.
— Я считаю, что, учитывая ценные документы, добытые Найденовым, его состояние после боя, то, что он раскаивается в своем поступке, и то, что ранее он не допускал никаких нарушений по службе, достаточно указать Найденову на недопустимость такого поведения в будущем и ограничиться предупреждением.
Сразу после того, как закончил говорить Коля, в разговор вклинился Митрофаныч. Он говорил долго, то рассказывая, как, с моей помощью, удалось уничтожить вражескую колонну, то перескакивая на воспоминания из своего опыта прошлой войны. Причем, говоря о моих заслугах, Митрофаныч сильно преувеличивал – казалось, что уничтожение двух грузовиков с вражескими солдатами – это целиком моя заслуга, а остальные если и участвовали, то весьма незначительно.
— Товарищ майор… — Бондарь попытался перебить моих «адвокатов», но командир жестом остановил его.
— Значит, так, — подумав, сказал он, — Найденов, если такое еще раз повторится – пойдешь под трибунал. И – по законам военного времени. Тебе все ясно?
Я кивнул.
— Не слышу! — Майор повысил голос.
— Ясно, товарищ майор!
— Вот и хорошо. Свободен!
Я развернулся и пошел прочь, радуясь, что все обошлось так безболезненно. Хороший все-таки мужик майор. Понимающий. Но теперь надо быть осторожнее с Бондарем – у него на меня явно вырос большой зуб.
— Повезло тебе, — говорил мне подошедший через час Коля, — что командир оказался доволен твоей добычей. Настроение у него хорошее было.
— А если б нет? — чисто из любопытства спросил я.
Коля округлил глаза:
— Леша, ты совсем дурной? Гауптвахты здесь нет. И обвинения против тебя лейтенант выдвинул серьезные…
Он направил на меня два пальца, будто пистолет, и «выстрелил».
— Слушай, — я поспешил перевести разговор с неприятной для меня темы, — а что командир про самолет говорил?
— А ты не слышал? — Коля или не заметил, что я ухожу от темы, или сам, с радостью, переключился на более приятные новости. — Все только и говорят! Пока нас не было в лагере, нашли и расчистили площадку под аэродром. Кстати, ночью идем принимать посылку из-за фронта.
— Посылку? — тупо переспросил я. Новость, честно говоря, ошарашила. Ну да, я был в таком состоянии после смерти Лешки, что не слышал ничего вокруг. Я вспомнил, с какой радостью подбежала ко мне Оля. Может, она как раз хотела поделиться со мной этой новостью?
— Нет, ты таки дурак, — резюмировал Коля. — Нам доставят снаряжение, патроны… А еще вроде обещали хороший запас взрывчатки. — Коля мечтательно возвел глаза к небу. — Теперь разгуляемся! Наладим снабжение – так фашистов трепать начнем…
— Начнем, — вспомнив недавно вспыхнувшую во мне ненависть, повторил я.
Мы еще немного поболтали ни о чем, и Коля убежал по своим делам. Мне, после всех недавних событий, он приказал отдыхать и готовиться к приему самолета. Я еще немного посидел, покурил, а потом встал и отправился на поиски Оли. Нехорошо как-то с девушкой получилось. Испортил ей настроение… Я понимал всю глупость подобных мыслей, но все равно чувствовал какую-то вину. Ведь она была так счастлива, а я расстроил ее известием о смерти Лешки. Надо как-то ее успокоить, порадовать новостями. Олю я нашел там, где и предполагал, — возле лазарета. Девушка уже немного успокоилась и споро трудилась, ухаживая за ранеными.
— Оля! — позвал я. — Есть минутка?
Она освободилась только через пятнадцать минут.
До этого мне пришлось ожидать далеко в стороне – бдительная Ксанка совсем не женскими выражениями прогнала меня со своей территории.
— Слышала, — когда девушка подошла, я решил начать с чего-то радостного, — ночью самолет будет.
— Слышала, — кивнула Оля, — мы как раз раненых готовим. Тяжелых будем отправлять за фронт, в нормальный госпиталь.
Я пригляделся к Оле. На ее лице была написана только усталость. Видимо, девушка уже отошла от новости о смерти Лешки и полностью погрузилась в работу.
— Я тебя не отвлекаю? — на всякий случай спросил я. — Если ты говоришь, что работы много…
— Нет, ничего, — прервала меня Оля. — Устала я очень. Отдохнуть надо.
Девушка присела, прислонившись к дереву.
— Ты сам-то как?
— Может, тоже полетишь? — Я оставил ее вопрос без ответа. — За фронт?
— Как полечу? — Оля посмотрела на меня, будто я предложил ей что-то неприличное. — А с ранеными кто будет? Ксанка одна не управится.
— А в полете за ранеными кто смотреть будет? — Я начал подбирать доводы, очень уж хотелось убрать девушку подальше от опасностей партизанской жизни. — А там, за фронтом, пойдешь в госпиталь санитаркой. Там ведь тоже работы много.
— Нет, — практически не раздумывая, ответила она, — там есть кому работать. А я здесь буду. Здесь я нужнее.
Вот ведь упрямая девчонка! Я видел, что переубедить ее не удастся. Похоже, все уговоры здесь бесполезны.
— Как командир? — перевел разговор на другую тему я и, видя непонимающий взгляд Оли, уточнил: – Семен Алексеевич.
— Плохо. Он только пару дней как в сознание пришел. И то бредить то и дело начинает. Ксанка вообще удивляется, как он выжил. Мы его тоже в госпиталь отправим, а то ведь не выживет.
Мы помолчали. Разговор-то не клеился. Я опять не имел представления, что говорить, — все заготовки, которые я придумал, направляясь сюда, куда-то испарились, а другие темы в голову не шли. Так мы и просидели минут пять. Оля, прикрыв глаза, отдыхала, а я пытался придумать, что бы еще сказать. Вдруг я заметил, что девушка достала трофейную сигарету.
— Ты когда курить начала? — спросил я.
— Неделю назад, — чиркнув спичкой, Оля затянулась и резко закашлялась.
— А тебе никто не говорил, что это очень вредно? Тебе ведь еще детей рожать…
Девушка лишь покачала головой, прерывая лекцию о вреде курения, и сменила тему.
— А помнишь, — вдруг сказала она, — как через Горынь перебирались?
— Помню, — я кивнул.
— Я ведь тогда сильно за тебя переживала, — продолжала Оля, — думала, что вы не выйдете…
Я повернул голову и посмотрел ей в глаза. Сквозь усталость в них пробивалось еще что-то. Оля смотрела на меня, будто видела в первый раз.
— А потом ты вышел. Раненый…
- Предыдущая
- 57/72
- Следующая
