Круг обреченных - Лаврентьева Ирина - Страница 13
- Предыдущая
- 13/60
- Следующая
Повариха вообще сбежала. Не дело, а головная боль. Медики даже диагноз установить толком не могут. Девчонки-воспитательницы говорят про какую-то ампулу. Но ведь ничего не нашли…
— А-а, — махнул рукой Зверев. — Что ты, баб не знаешь, Палыч? Одна какую-нибудь дурь придумает, а остальные поверят. И будут, глаза вылупив, божиться, что так оно и было. А ничего и не было…
— М-да. Но повариха-то исчезла. Мы ее в розыск объявили.
— Я так думаю, что она просто руки после сортира не мыла или мясо немытое в суп засунула. А может, у них крысы по продуктам бегают. Да мало ли. А когда детишки заболели, она и дала деру. Со страху.
— Я тоже так думаю. И следователь того же мнения. В детсадах часто вспышки всякие кишечные случаются. Такого, правда, я не припомню. Врачи говорят — похоже на брюшной тиф. Вон даже со смертельным исходом. Так что поварихе до пяти лет светит. Ищи ее теперь!
— Родственников допрашивали?
— У нее из родственников — одна мамаша, и та на днях умерла. От переживаний. Говорю же — не дело, а головная боль!
— Да ладно тебе! Заведующую оштрафуете, и все дела, — благодушно заметил Зверев. — Давай еще по маленькой.
В этот момент в приемной послышалась возня. Кто-то ломился в запертую дверь.
— Елизавета, что у тебя там? — рявкнул в селектор Свиридов.
— Николай Павлович, опять Чернов ворвался. Требует, чтобы я его к вам пропустила. Я объясняю, что у вас совещание, а он…
— Кто его пропустил в прокуратуру? Я же запретил!
— Он на допросе был. У следователя. А теперь сюда просочился. Он говорит, что будет на вас жаловаться, — пискнула секретарша.
— Жаловаться? Пусть жалуется! И вообще, пусть свои претензии письменно изложит. И удалите его немедленно!
— Это еще кто?
— А-а, — поморщился Свиридов. — Все с этой же историей. Там у них воспитательница одна умерла. Чернов — ее муж. Совсем с ума спятил. Маньяк какой-то. Все кричит, что жену убили, а мы, дескать, не хотим расследовать.
Фотографию приволок. Да я ж тебе ее передавал, помнишь? Групповой снимок. Там и повариха есть, и хахаль ее. Вот этот сыщик доморощенный считает, что надо хахаля найти. Указания нам дает. Совсем народ распустился!
— Да, да, помню, — улыбнулся Зверев. Улыбка, однако, получилась натянутой.
— Представляешь, наклепал с этого снимка ксерокопий, грозится, что в прессу обращаться будет.
— Так посади его суток на пятнадцать.
— Если честно, жаль мне его. Переживает уж очень. Только женился. И девчонку жаль. Двадцать два года. И такая нелепая смерть…
— Всех не пережалеешь, — сухо ответил полковник. Добродушное выражение исчезло с его лица. — А что до хахаля поварихи… У молодой девахи сегодня один хахаль, завтра другой… Что же ты, всех ее е… искать будешь? Дел у тебя, что ли, других нет?
— И не говори, — вздохнул Свиридов.
Через пятнадцать минут Алексей Васильевич вышел из здания прокуратуры.
Плечистый сержант отгонял от двери невысокого щуплого парня:
— Слышь, иди отсюда, пока цел!
— Я это так не оставлю! Я законы знаю! Двадцать вторая статья УПК!
Действия прокуратуры могут быть обжалованы! Решили на тормозах спустить?
Конечно, она не банкир, не валютчица. Она… До нее никому дела нет. Умерла и умерла. А я… А мне…
Парень кричал все громче и на последних словах сорвался на отчаянный всхлип.
— Что это такое? — грозно нахмурился Зверев. — Почему вы нарушаете общественный порядок?
— Товарищ полковник, горе у него. Жену похоронил, — вступился сержант.
— И что? Весь мир виноват?
— Нет, не весь! Но кто-то конкретный виноват! А его не ищут! А ее убили! — кричал'парень.
— А ну-ка сопроводите его в мою машину, — приказал Зверев.
— Давайте! Сажайте! А преступники пусть на свободе гуляют! — кричал Ленчик.
— Ну что, докричался? — гудел над его ухом сержант, затаскивая Чернова в милицейский «мерседес». — Говорил я тебе, иди домой…
Зверев занял место возле водителя. Машина тронулась.
— В участок повезете? Давайте! Боритесь с мирным населением! Вы это умеете! Гестаповцы!
— Надо бы тебя, дурака, проучить. Но, принимая во внимание твое горе, отвезу тебя домой. Адрес?
— Комендантский проспект, дом сорок, А вы кто? — сбавил тон Чернов.
— Я, с вашего позволения, начальник РУВД полковник Зверев.
— Товарищ полковник! Мою жену убили! Восемь человек по больницам! У детей массовое отравление! Это все в детском саду! И никто не ищет преступников!
— Почему не ищут? И почему вы так уверены, что ее убили?
— Я знаю! Мне медсестра все рассказала. Но никто не верит! А я этого так не оставлю! Я без Светки жить не хочу, понимаете? Я найду! Кишки свои сгрызу, но найду того, кто это сделал! Я в газету напишу! Частного сыщика найму!
Ленчик вдруг осекся, поймав тяжелый взгляд полковника в зеркальце заднего вида.
— Зачем же частного? — одними губами улыбнулся Зверев. — Приходите завтра ко мне на прием. Расскажете все спокойно. У нас тоже хорошие сыщики.
— Во сколько? — стараясь отогнать неприятное ощущение, спросил Ленчик.
— В одиннадцать утра. Устроит?
— Да. Вот мой дом. Здесь остановите. Спасибо, товарищ полковник! — Голос Ленчика опять задрожал.
— Не за что, — проронил полковник.
Всю ночь Ленчик не смыкал глаз. Вставал, выходил на балкон, курил, опять ложился и снова вставал. Он выстраивал предстоящий разговор с начальником РУВД. Подбирал аргументы, уговаривал себя отрешиться от эмоций и постараться спокойно и выдержанно убедить милицейского полковника, что смерть жены не просто результат немытых рук Катерины, как пытался внушить ему следователь. Что есть убийца и он на свободе.
Но парализованный горем мозг отказывался мыслить хладнокровно. Память подсовывала Свету-Светочку-Светулю то худенькой девочкой с огромными карими глазами, какой он увидел ее впервые, то десятиклассницей, самой красивой на выпускном вечере. Перед глазами возникла Света с длинными опущенными ресницами, в белоснежной фате, оттенявшей ее смуглую кожу. Он вспоминал, как был счастлив до обморока, сжимая в объятиях единственно желанную женщину.
И вот кто-то пришел, вырвал из его рук это счастье, сломал всю его жизнь и преспокойно исчез. Словно не жизнь и была…
С тем же маниакальным упорством, с каким он добивался в свое время Светланы, Ленчик пытался достучаться до правды. Он побывал в больнице у всех сотрудниц детского сада. И убедился, что Зинаида историю про ампулу не придумала. Не могут восемь человек, не сговариваясь, передавать одни и те же подробности. Про кровь на губе у Светы — и действительно, внутренняя поверхность нижней губы была у нее порезана, а он не обратил внимания. Так стремительно развивалась болезнь, что было не до пустякового пореза. Про красный круг на спине Катерины. Про то, что Мишка потом вернулся и был явно озабочен. Что Катерина вылила остатки супа, который забирали домой собачницы. А ведь никогда не выливала! Что же получается? Что она заранее знала, что люди заболеют? Осколки ампулы исчезли. А если Кате нечего было бояться, так зачем заметать следы? Да много еще чего. Ленчик рассказывал все это следователю прокуратуры и уезжал в очередной рейс. Возвращался и узнавал, что никакой реакции на его показания нет. Писал жалобы и уезжал снова. И возвращался к тому же снисходительному равнодушию. Конечно, что взять с этой районной прокуратуры, когда в Москве черт знает что творится?! Другое дело милиция. Есть ведь еще Жегловы и Шараповы! И Ленчик страстно уверовал, что статный полковник поможет найти и наказать преступников.
Утром Чернов принял душ, выпил кофе, тщательно оделся. Подумав, решил ехать на прием к Звереву на машине, благо «девятка» стояла под окнами.
Автомобиль всегда помогал собраться, сконцентрироваться.
Машина послушно загудела ровным звуком отлаженного мотора. Ленчик медленно объезжал колдобины. Совсем асфальт не ремонтируют, с досадой думал он, приближаясь к длинной арке двора. Но едва машина въехала в полумрак арки, путь быть прегражден компанией крепко сбитых парней. Ленчик затормозил, высунулся в окно.
- Предыдущая
- 13/60
- Следующая
