Страж - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 38

– Не прибил? – озабоченно поинтересовался Олаф, уж больно горец нехорошо упал, словно мешок.

– Нет, нормально все, – пощупав живчик на шее дикаря, самодовольно ухмыльнулся наемник.

Старик взирал на происходящее с бесстрастностью вечных гор. Казалось, ему нет никакого дела до творящегося вокруг. Хотя это явно не так. Невозможно спокойно взирать на то, как пленят твоих родичей, тем более если ты являешься старейшиной рода. А никем иным старец быть не мог. Однако все, что он мог противопоставить напавшим, – это свое каменное спокойствие. Втайне старик сожалел о прожитых годах и прошедшей молодости, когда он мог противостоять любым опасностям.

Еще совсем немного времени – и наемники ушли с дороги, уводя с собой пленников. Нужно было очень сильно постараться, чтобы рассмотреть на этих камнях следы схватки. Повозку спрятали за скалой, чтобы ее не было видно с дороги, после чего прирезали ставших ненужными быков, взяв с них нужное количество мяса. А зачем добру пропадать? Лошадей оставили, те пока обузой не были, скорее даже наоборот, являлись подспорьем. На них пристроили всех пленных. Немощному старику соорудили носилки и устроили их между двумя лошадками. Одним словом, ничего не изменилось: добыча едет сама, они все так же идут пешком. Даже стало немного легче, потому как они избавились от опостылевших сетей.

Что же, все законно, все по праву. Изрядно измученным людям все-таки улыбнулась удача. Захваченные оказались из рода Чезана. Это пока был единственный вопрос, на который они ответили, и даже с готовностью. Пусть знают эти ублюдки, как могут умирать представители славного рода, а также помнят, откуда к ним придет смерть. Но это хорошая новость. Была и плохая. Старик оказался сильно болен и в любой момент мог умереть.

Одно дело, если бы старик отдал Богу душу на руках у сородичей, и совсем другое – вот так, в плену. Тут точно без кровной мести не обойтись. А как только станет известно, что старейшину умыкнули, все близлежащие селения встанут на дыбы. Что тут тогда начнется… Но главное не это. Если наемники не уберегут старика, тут уж ни о каком обмене и думать не стоит. Да, жаль родичей, но никто не станет договариваться с теми, кто поднял руку на старца, заслужившего уважение долгой и славной жизнью. Ужасно, одним словом, что и говорить.

– Я Олаф, командир этого отряда, – представился он, устроившись напротив того, кого принял за начальника делегации, так как тот был старше всех остальных. Ну и еще потому, что знал: этот точно говорит на их языке. Наверняка со страшным акцентом, но для общения этого достаточно.

В ответ, смерив наемника высокомерным взглядом, горец плюнул под ноги пленившему его, что являлось выражением крайней степени презрения. Он мог завернуть еще круче, подкрепив свои действия жестами, но со связанными руками особо не пожестикулируешь.

– Зря ты так, парень, – покачал головой Олаф. – Ладно, дело твое. Послушай меня. Нас наняла жена купца, которого вы держите в плену. Ага, пришлось полазить, чтобы не угодить в ваши ловушки, – уловив взгляд горца, ухмыльнулся Олаф. – Мы напали на вас и взяли в плен, специально никого не убив, чтобы обменять на него. Всех – на него одного. По-моему, справедливо и даже с лихвой. Но тут есть одна проблема. Ваш старейшина совсем плох. Я пришел сюда за своим золотом, а не за вашими жизнями, но если старик умрет, то, кроме стали, мне здесь ничего найти не удастся. Этого мне не нужно, как не нужно и тебе. Ты ведь наверняка вез его к какому-то лекарю?.. Ну же, парень, мы ведь оба хотим, чтобы все твои родичи остались живы. Да, ты можешь не ценить свою жизнь, но как быть с их жизнями? Ведь они стоят того золота, что вы не получите за купца, как ты считаешь? Никак. Старик, а ты что скажешь?

– Я достаточно прожил, и смерть меня не пугает, – страдальчески ухмыльнулся старейшина.

– Ясно. А как же быть с жизнями твоих младших родичей?

– Они мужчины и, если нужно, примут смерть с гордо поднятой головой.

– Эй, старик, ты не понял! Мне этого не нужно. Не за вашими жизнями я пришел сюда, а за жизнью купца.

– Ну так пойди и забери ее.

– Если мы с вами не договоримся, то именно так и сделаю, можешь не сомневаться. Как можешь не сомневаться и в том, что вашими смертями дело тогда не обойдется. Что, старик, так хочется отправиться к вашим богам в большой компании родственников? Или ты за всю свою жизнь только и понял, что вся мудрость и сила – лишь на острие клинка? Странно, мне казалось, что чем мужчина старше, тем он мудрее. Как видно, к детям гор это не относится. Ты еще не уяснил, что они живы, пока жив ты? Если ты умрешь, то и их нет смысла оставлять в живых. Ну и как тебя встретят там сородичи, если ты за собой утащишь молодых? Так что, старик, даже если ты всю дорогу думал лишь о том, как бы умереть, то пора начинать думать о том, как бы продержаться до той поры, пока вы все не окажетесь на свободе.

– Сынок, поговори с ним, – осипшим голосом, сверля Олафа ненавидящим взглядом, обратился старик к старшему воину. Уловив непокорство в его глазах, жестко закончил: – Повинуйся.

– Слушаюсь, отец. – Ого, это во сколько же ты заделал сынка! Или это младшенький? Впрочем, какая разница. – Отец сильно заболел, у нас самих ничего не получалось, поэтому мы направились к отшельнику. Ему под силу справиться со многими хворями, он чудеса может творить.

– Ну и что будем делать? – отведя Георга в сторону, поинтересовался Олаф. Как-то так незаметно получилось, что командир стал с ним советоваться чуть ли не чаще, чем с кем-либо из ветеранов.

– Если старик умрет, они, скорее всего, просто зарежут купца.

– Я так думаю, они это сделают в любом случае, едва поймут, что он в плену.

– Нет, это вряд ли. Он – товар, который вполне годится на обмен. Вот если узнают, что старик мертв, тогда очень даже возможно. Полагаю, нужно его доставить к этому отшельнику.

– Думаешь хоть, что говоришь?! Он наверняка темный, так что без труда зачарует некоторых из нас и заставит драться.

– Он отшельник – значит, ему глубоко плевать на взаимоотношения между родами. Если есть плата, которая его заинтересует, он поможет любому, коли это в его силах.

– Ну вроде все так. Ладно, мы уже и без того слишком далеко забрались в эту задницу, чтобы идти на попятную. Интересно, что они везли в качестве платы?

– В повозке были только мешки с зерном и мукой, продукты, шкуры да вот этот мешок. Наверное, это и есть плата.

– А что там?

– То ли рога, то ли зубы какого-то диковинного животного.

– Если это темный, то плата как раз для него. Но продукты и шкуры тоже нужно забрать. Придется вернуться к повозке.

– А это еще зачем?

– А затем, что темный он или нет, но есть ему тоже что-то нужно. Продукты явно для него предназначены.

Старика устроили на носилках, которые по очереди взялись нести наемники. Четверо остались с пленниками. В качестве проводника выступил мальчишка, хорошо знавший тропы. Был короткий путь, но по нему не пройти с лошадьми. Пришлось опять двигаться на своих двоих, проклиная все на свете. Веселья добавляли мешки с продуктами. Уходящим только и оставалось, что с завистью смотреть на оставшихся.

Выяснилось и еще одно обстоятельство. Оказывается, старик изначально не хотел ехать к лекарю, но старший сын, наплевав на запрет родителя, просто взгромоздил его на повозку, снарядил племянников, своего сына и отправился в путь. Это был, пожалуй, единственный момент, когда молодым не возбранялось пренебречь волей старших. Никто не может запретить детям до последнего пытаться спасти жизнь своих родителей. Разумеется, если это не идет вразрез с понятиями о чести настоящего мужчины. Такой поступок заслуживает уважения.

К жилищу отшельника подошли, когда уже начинало темнеть. Ничего особенного. У высокой отвесной скалы притулилось каменное строение, вполне обычное жилище горцев, крытое камышом. Ни ограды, ни иных построек. Ничего. Хотя нет, вон в сторонке, почти незаметная из-за домика, выглядывает беседка из плетня. Не иначе как в погожие дни темный любит посидеть здесь. Вид отсюда открывается просто замечательный. А кроме этого – лишь каменная площадка, к которой вела единственная тропа.