Ангелы Миллениума. Игрушка наудачу - Шелонин Олег Александрович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/63
- Следующая
Василий Петрович грустно посмотрел на Валентина:
— Сразу видно, что давно в Рамодановске не был. Мой Женька финансовый гений был. И как это я раньше, пока он в школе учился, этого не замечал? Через полгода, после того как он на экономический факультет поступил при сельхозинституте (честно говоря, я его туда воткнул в надежде, что чадо пойдет по стопам отца, хоть он и брыкался), Женька пришел в наш банк и сделал такое предложение, что его сразу включили в совет директоров. У нас как раз вакансия организовалась. И не просто предложение внес. Нашел под свою программу клиентов, в банк стали обращаться очень серьезные люди. Программа и сейчас работает. Капитализация банка за год утроилась. А ты говоришь, студент!
— Так, это уже интересно, — оживился Валентин, — действительно не знал. А такой вопрос: на вакантное место в совете директоров никто больше не метил?
— Метил, — поморщился Василий Петрович, — и сразу отвечаю. Его трясли первого. Стопроцентное алиби — и ни одной зацепки. Что менты, что моя служба, ничего на него не накопали. Чист, как стеклышко.
— Для очистки совести скажите, кто это?
— Управляющий филиалом нашего банка в Новолипеевском районе. Борько Нестор Алексеевич. Сейчас ответственный за кадровую политику и связи с общественностью.
— Так он в состав директоров вошел?
— Вошел, — кивнул Василий Петрович. — Женька-то случайно на это место выбился, а он уже давно к нему шел. Вот как сына не стало, оно ему и досталось. Все материалы, что у меня есть, я тебе дам. А вот то, что у ментов, — извини. Не в моей компетенции.
— С этим я сам разберусь.
— Ну а второе какое у тебя дело?
— Второе дело… налейте-ка мне для храбрости. Неприятное дело… для вас неприятное. Язык о нем не поворачивается говорить, а надо.
— Вот даже как…
Василий Петрович расплескал по рюмкам. Они молча выпили.
— Ну давай, говори. Чувствую, обвинить меня в чем-то хочешь. Руби сплеча.
— Сплеча так сплеча. Я, конечно, понимаю, Василий Петрович, горе. Сын погиб, закрутились, но обязательства-то его, сына вашего Женьки, неужели нельзя было выполнить, хотя бы ради его памяти? Старики ведь на улице оказались. Уверен, что при ваших доходах это можно было сделать легко! А… — Валентин махнул рукой. — Короче, помогите мне переоформить поручительство на меня.
— Стоп, стоп, стоп! — Василий Петрович откинулся на спинку кресла, поднял руки кверху. — Валя, о чем ты говоришь? Какое обязательство? Какие старики? Толком объяснить можешь?
— Я про Пашкин кредит говорю, который он в вашем банке на строительство дома брал. Женька у него поручителем был. Он и Валя Одинцова. Вы что, об этом не знали?
Ошарашенный вид Василия Петровича послужил ему ответом. Тогда, не тратя время даром, юноша вынул из пакета бумаги, изъятые у коллектора, и передал их отцу Женьки.
— По договору Пашка еще и квартиру свою заложил. Теперь у стариков его ни квартиры, ни прописки, ни практически отстроенного дома на Волынинских двориках нет.
Василий Петрович лихорадочно листал бумаги. Там были практически все копии, начиная от кредитного договора и кончая соглашением, который коллектор подсовывал старикам на подпись.
— Я ничего… поверь, я ничего не знал! Чтоб я за своего Женьку… стоп! Но это же все чушь! — Василий Петрович, внимательно вчитался в какой-то документ. — Такое можно делать только через суд, и никакой нотариус… а кто тут у нас нотариус? Я так и думал.
— Что? — подался вперед Валентин.
— Ничего. Знаю я эту гниду. За хороший откат все, что хочешь, подтвердит и все, что угодно, оформит. Даже если клиенту при нем раскаленным утюгом живот гладят. Теперь понятно, зачем им это соглашение об отказе от претензий. Ловкий ход. Сто тысяч — и ты отхватываешь громадный кус, оплаченный другими. Как же родители Паши такое допустили? Они что, не могли ко мне прийти или, наконец, просто в суд подать?
— Дядя Вася, — вздохнул Валентин, — возможно, вы не знаете, но Паша наш, как и Мишка Селиванов, сирота. Только родители Пашки в авиакатастрофе погибли, а родители Мишки в автокатастрофе. Их бабушки с дедушками воспитывали.
— А ведь и верно, Женька, помнится, говорил. Это выходит, стариков на помойку… вот сволочи! Ничего святого! — Василий Петрович побагровел. — …Надеюсь, они ничего еще не подписали?
— Не успели, я вовремя подоспел.
— Молодец. Квартира их ушла, тут уже ничего не поделаешь, банк имел полное право выставить ее на торги, все по закону… Хотя какой к черту закон! По такой цене квартиру почти в центре города! Явно липовый аукцион из одного человека устроили. Это надо иметь своего, прикормленного человека в городской администрации, своего судью и нотариуса. Только при таком раскладе такая афера пройдет. Мрази! Квартира ушла… за нее теперь бороться трудно будет, а вот насчет дома — дудки. Я этим лично займусь. Мне ты, надеюсь, веришь?
— Если бы не верил, не пришел.
— Тогда оставь мне эти бумаги. Они хоть и копии, но пригодятся. Быстрее до оригиналов доберусь. Это дело теперь на мне. А я тебе вместо них другие бумаги дам. — Василий Петрович грузно поднялся, подошел к сейфу в углу кабинета, открыл его и извлек оттуда папку. — Здесь все, что моя служба безопасности накопала. По всем ключевым фигурам — кто хоть как-то мог быть причастным… ну, ты понимаешь. Только все впустую. Ни одной зацепки.
— Пока ни одной. — Валентин принял папку, положил ее перед собой на стол. — Потому что ваша служба рассматривала только одно дело: гибель Женьки, — а я буду рассматривать все дела. Уверен, что гибель моих друзей не случайна. Где-нибудь следы и пересекутся. Неплохо бы, кстати, выяснить: кто в вашем банке занимался Пашкиным кредитом конкретно, почему не доложили вам, что ваш сын был поручителем, и так далее.
— Я выясню, — мрачно сказал Василий Петрович, — уж теперь-то я все выясню!
— Да, а что насчет переоформления поручительства на меня?
— Валентин, ты за кого меня принимаешь? Мой Женя был поручителем! Это оскорбление его памяти будет. Там и осталось-то четыреста пятьдесят тысяч загасить с учетом набежавших процентов. Забудь! Все загашу — и оформлю этот дом на стариков. Последние постановления знаешь?
— Какие?
— В домах дачных приусадебных участков разрешено прописываться как в обычных домах, если там есть все условия для нормального проживания и нет другого жилища. В этом доме есть условия для проживания?
— Немножко денежек вбухать в ремонт, на внутреннюю отделку, — расплылся Валентин, — и я бы сам туда переехал из своей хрущевки. Остальное все есть: крыша, стены, газ, вода, электричество.
— Сделаем и ремонт.
— А вот это, дядя Вася, я возьму на себя, — решительно сказал Валентин, — и не спорьте!
Чтобы предотвратить возражения, стажер открыл переданную ему папку, начал ее листать, особо не вчитываясь, и… замер. На третьей странице к делу была приложена фотография. Макет центрального офиса банка, в котором они сейчас находились, был выполнен очень искусно. Это была идеально точная миниатюрная копия. Только стекол на первых двух этажах не хватало. Их осколки лежали на подставке. Точно такой же, что сейчас лежала в пакете Валентина. Только цвет она имела другой. Словно макет стоял на сером, невзрачном асфальте.
— Что это? — прошептал Валентин.
— Это сын мой собрал. Талантливый мальчик был. На одном из советов директоров предложил его в качестве образца для постройки нового офисного здания.
— Откуда он его взял?
— Кого?
— Макет.
— Не знаю — говорю же, сам собрал.
— А почему он оказался в деле?
— Макет рядом с машиной лежал. Вернее, с тем, что от нее осталось. Она прямо у офиса взорвалась. Ты представляешь, Женю в клочки, в банке стекла на двух этажах вышибло, а макету хоть бы что.
— Тогда еще один вопрос. Вы Сашку Пушкарева помните?
— Конечно. Женя у него на поминках был, а потом вот и сам…
— Он от него на память ничего не приносил?
Василий Петрович задумался.
- Предыдущая
- 25/63
- Следующая
