Погребенный с фараонами - Лавкрафт Говард Филлипс - Страница 1

• 1/10
• Следующая

Тайна притягивает тайну. С тех пор, как я приобрел широкую известность в качестве исполнителя невероятных трюков в манере Гарри Гудини[1], я постоянно попадаю во всякого рода загадочные истории, каковые публика, зная мою профессию, связывает с моими интересами и занятиями. Порой эти истории вполне невинны и тривиальны, порой глубоко драматичны и увлекательны, насыщены роковыми и опасными приключениями, а иной раз даже заставляют меня ударяться в обширные научные и исторические изыскания. О многом я уже рассказывал и буду рассказывать впредь без утайки; но есть один случай, о котором я всегда говорю с большой неохотой, и если я теперь собираюсь это сделать, то лишь по настоятельным и назойливым просьбам издателей данного журнала, до которых дошли неясные слухи об этой истории от других членов моей семьи.

Событие это, до сего дня хранившееся мною в тайне, произошло четырнадцать лет назад во время моего посещения Египта в качестве обыкновенного туриста. Я молчал о нем по нескольким причинам. Во-первых, мне не хотелось предавать гласности некоторые безусловно имевшие место факты и обстоятельства, о которых даже не догадываются полчища туристов, осаждающих пирамиды, и которые тщательно скрываются властями Каира, хотя последние, конечно, не могут о них не знать. Во-вторых, мне как-то неудобно излагать инцидент, где такую важную роль играла моя собственная неуемная фантазия. Происходило ли то, свидетелем чему я был или думал, что был на самом деле с достоверностью сказать нельзя; скорее, случившееся следует рассматривать как следствие моих тогдашних штудий в области египтологии и навеянных ими размышлений, на которые меня, к тому же, естественным образом наталкивала окружающая обстановка. Подогретое названными причинами воображение в сочетании с возбуждением, явившимся результатом действительного происшествия, которое было ужасно само по себе, все это, без сомнения, и привело к кошмару, увенчавшему ту фантастическую ночь, что осталась далеко в прошлом.

В январе 1910 года, отработав по контракту в Англии, я подписал договор на турне по театрам Австралии. Условия договора предоставляли мне возможность самому выбрать сроки поездки, и я решил воспользоваться случаем и отправиться в своего рода путешествие, до коих я большой охотник. Вместе с женой мы совершили приятную морскую прогулку вдоль континента и, добравшись до Марселя, сели на пароход Мальва компании Пи энд Оу , державший курс на Порт-Саид, откуда я намеревался начать экскурсию по главным историческим достопримечательностям нижнего Египта и уж затем отправиться в Австралию. Вояж получился очень милым, в том числе и благодаря нескольким забавным происшествиям, от которых ни один иллюзионист не застрахован даже тогда, когда находится на отдыхе. Я предполагал держать свое имя в секрете, дабы во время путешествия меня никто не беспокоил; но среди пассажиров оказался один факир, чьи настойчивые потуги ошеломить пассажиров показом самых заурядных трюков были настолько смехотворны, что я не мог удержаться от соблазна поставить его на место и повторил те же фокусы с гораздо большим профессионализмом, в результате чего мое инкогнито было безвозвратно погублено. Я рассказываю об этом не ради красного словца, но в виду тех последствий, к которым привела моя неосторожность и которые мне следовало предусмотреть, прежде чем разоблачать себя переп целой толпой туристов, готовой вот-вот рассеяться по долине Нила. Куда бы я отныне ни направился, меня всюду обгоняла моя известность, лишая нас с супругой спокойствия и несуетности, к которым мы так стремились. Путешествуя в поисках диковин, я сам зачастую становился объектом разглядывания как своего рода диковина.

Отправившись в Египет за колоритными и мистическими впечатлениями, мы были немало разочарованы, когда по прибытии в Порт-Саид увидели одни невысокие песчаные дюны, плавающие в мелкой воде буйки и типичный европейский городок, где все было скучно и неинтересно, за исключением, пожалуй, громадной статуи де Лессепса[2]. Тем сильнее охватило нас желание увидеть что-нибудь более заслуживающее внимания, и посовещавшись, мы решили не мешкая ехать в Каир, к пирамидам, а оттуда в Александрию, где можно будет сесть на корабль, отплывающий в Австралию, а между делом осмотреть все те греко-римские достопримечательности, которыми только сможет похвастаться эта древняя метрополия.

Путешествие поездом получилось довольно сносное. Всего четыре с половиной часа, но за это время мы успели увидеть значительную часть Суэцкого канала, вдоль которого железная дорога тянется до самой Исмаилии, а немного погодя и отведать Древнего Египта, краем глаза зацепив канал с пресной водой, прорытый еще в эпоху Среднего царства[3] и недавно восстановленный. Но вот, наконец, и Каир, мерцая в сгущающихся сумерках, предстал перед нами как некое созвездие, тусклый блеск которого превратился в ослепительное сияние, когда мы прибыли на грандиозный центральный вокзал. И вновь нас постигло разочарование, ибо все, что мы увидели, оказалось европейским, не считая нарядов и лиц. Скучный подземный переход вел на площадь, запруженную экипажами, такси и трамваями и залитую ярким светом электрических огней на высоченных зданиях, а тот театр, где меня тщетно уговаривали выступить и куда я впоследствии попал как зритель, незадолго до нашего приезда был переименован в Американский космограф . Намереваясь остановиться в отеле Шепард , мы взяли такси и помчались по широким авеню с фешенебельной застройкой; и среди окружившего нас в отеле комфорта (в основном, англо-американского образца), среди всех этих лифтов и безупречных официантов в ресторане волшебный Восток с его седою стариной представился нам чем-то бесконечно далеким.

Однако уже на другой день мы с наслаждением окунулись в самую гущу атмосферы Тысячи и одной ночи , и в лабиринте улиц, в экзотических контурах Каира на фоне неба, казалось, снова ожил Багдад Гаруна аль-Рашида. Сверяясь по Бедекеру , мы миновали площадь Эзбекие и двинулись по улице Муски на восток, в сторону кварталов, населенных коренными жителями. Довольно скоро мы очутились в руках энергичного чичероне , и, несмотря на все позднейшие метаморфозы, я должен признть, что он был мастером своего дела.

Тогда я еще не понимал, какую ошибку совершил, не обратясь в отеле за услугами официального гида. Теперь перед нами стоял гладко выбритый, сравнительно аккуратный субъект с удивительно глухим голосом; он был похож на фараона и представился нам как Абдул Раис эль-Дрогман. Было очевидно, что он пользуется большим авторитетом среди прочих представителей своего ремесла; правда, в полиции нам потом сообщили, что человек под таким именем им не известен, что слово раис , по всей видимости, служит частью обращения к любому уважаемому человеку, а Дрогман это, без сомнения, не что иное, как искаженная форма слова драгоман , обозначающего руководителя туристических групп.

Абдул показал нам такие чудеса, о которых мы раньше только читали и мечтали. Старый Каир уже сам по себе город-сказка, город-греза: лабиринты узких улочек, окутанных таинственными благовониями; балконы самых прихотливых форм, сходящиеся почти вплотную над вымощенными булыжником мостовыми; совершенно азиатский водоворот уличного движения с его многоязыким гамом, щелканьем бичей, дребезжанием повозок и скрипом телег, звоном монет и криком ослов; калейдоскоп цветастых одежд, тюрбанов, чадр и фесок; водоносы и дервиши, собаки и кошки, гадалки и брадобреи; и, перекрывая все прочие звуки, причитания нищих слепцов, скрючившихся в своих нишах, и заунывные азаны муэдзинов на минаретах, тонко вычерчивающихся на фоне яркого безукоризненно синего неба.

Не менее заманчивыми оказались и крытые базарные ряды, где, к тому же, было не так шумно. Пряности, духи, ароматические шарики, ковры, шелка, медь; старый Махмуд Сулейман сидит, скрестив ноги, среди своих сосудов с ароматическими смолами, рядом юноши, весело переговариваясь, толкут горчичные зерна в углублении капители древнеримской классической колонны коринфского ордера, завезенной сюда, вероятно, из соседнего Гелиополя, где размещался один из трех легионов императора Августа. А еще мечети и музей мы осмотрели их все, и еле сохранили свое приподнятое арабское настроение, когда чуть было не поддались темным чарам Египта фараонов, бесценные сокровища которого предлагал нашему взору музей. Большего мы пока и не искали, а потому сосредоточили свое внимание на средневековой сарацинской роскоши халифов, пышные надгробия-мечети которых составляют помпезный феерический некрополь на краю Аравийской пустыни.

• 1/10
• Следующая