Лекарь - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/84
- Следующая
Следующий раз Владимир очнулся уже на лежанке в бревенчатом доме… Он стал размышлять: что же это было, что упало на машину? Вспомнил, что «Нива» стояла под столбом электросети. Может, провод свалился, оборвался? Скорее всего. Еще когда он шел в спортзал, обратил внимание, что провода облеплены льдом после прошедшего дождя. Отвратительно, на улице мороз три градуса, а идет дождь – дорога сразу превращается в каток, провода провисают, покрытые льдом, деревья сгибаются под тяжестью замерзшей воды, ломаются с треском ветки, троллейбусы двигаются осторожно, выбрасывая снопы искр из-под контактов, как будто работает гигантская электросварка. Такое за свою жизнь Владимир наблюдал не менее трех раз – природные аномалии подобного рода были нечасты, но и не так уж феноменальны – природа есть природа, сюрпризов у нее предостаточно.
Вот только такой подарочек, как падение оборванного электропровода на его машину, был ему абсолютно не нужен. Владимир любил свою «проходимку», на которой он форсировал реки, после чего вода плескалась в фарах, и удалить ее оттуда становилось проблемой, пролазил по такой грязи, в которой пешеход бы увяз и оставил там свои сапоги навечно… и вот теперь какой-то мерзкий провод раздолбал ее. И денег на ремонт нет… Он опомнился – каких денег? Тут бы еще понять – где он вообще-то находится? Что с ним? «Ладно, – успокоился он, – надо немного укрепиться, и там все выяснится».
У него опять защемило сердце – близкие будут переживать, куда он делся. Что бы с ним ни случалось, он всегда возвращался домой. Пьяный ли, грязный, больной или раненый – всегда приползал домой. Дом – это свято. И вот теперь… Глаза его закрылись, мозг не выдержал перегрузки, Владимир провалился во тьму.
Так продолжалось, по его подсчетам, не меньше недели – женщина кормила его из рук, вкладывая в рот размоченные в бульоне кусочки хлеба и заливая из ложки отвар, вскоре сменившийся некой кашицей из растолченного мяса пополам с жидкостью. Вскоре его организм укрепился настолько, что стал шевелиться, а потом взбунтовался и его потянуло на… хм… В общем, женщина отвела Владимира к заведению во дворе, так как воспользоваться кадкой (такие он видел только в киносказках Роу) он не рискнул.
В заведении Владимир огляделся в поисках туалетной бумаги или хотя бы газетки (чтоб заодно узнать, где он), но, не обнаружив ничего, кроме большого сосуда вроде кумгана, усмехнулся: «Татары, что ли? Ну или восток…»
Пошатываясь и дрожа от слабости, он вышел обратно на улицу и осмотрелся. Вокруг стоял мачтовый сосновый лес, похожий на тот, что он видел на картинах Шишкина. Бревенчатый дом находился на большой поляне, а за ним раскинулся какой-то огород, на котором росло непонятно что – разглядеть подробности было невозможно. Зимой и не пахло, а вот хвоей… Запах лесных трав и раздавленной клубники буквально шибанул в нос…
Владимир сделал несколько шагов по направлению к дому и женщине, стоявшей к нему спиной. При дневном свете он рассмотрел ее, насколько мог: невысокая, крепкая, голова затянута простым коричневым платком, на теле что-то вроде сарафана, на плечах шаль – было немного прохладно и сыро, видимо, ночью прошел дождь.
Она обернулась на шорох, и на ее жестком, покрытом морщинами лице возникла полуулыбка.
– Ну что, оклемался? Я думала, не жилец. Ну, пошли в дом… обопрись на меня, а то шандарахнешься и испачкаешь мне мозгами крыльцо, а я его только что вымыла.
Они побрели в дом. Владимир с трудом преодолел ступеньки крыльца, наконец забрался в комнату и, кашляя и задыхаясь, свалился на топчан. Руки и ноги предательски дрожали, а в глазах плавали радужные круги.
«Да, Вова, – подумал он, – задохлик ты стал еще тот. Надо как-то выкарабкиваться – не вечно же тут валяться… А где тут-то? Где я? Надо с женщиной поговорить». Он собрался с силами, со скрипом и хрустом в суставах приподнялся и спустил ноги с топчана, стараясь удержать равновесие.
Женщина возилась у печи, чем-то булькая, что-то куда-то переливая, потом обернулась и направилась к нему с чашкой. Судя по пару, в ней плескалось очень горячее варево. Она пододвинула ногой к топчану табуретку и поставила деревянную посудину на нее, погрозив Владимиру пальцем:
– Не хватай, горячо! Пусть остынет. Сейчас ложку и хлеба принесу.
Владимир в очередной раз подсознательно отметил: что-то в ее речи неправильно – то ли акцент какой-то, то ли слова как-то непривычно ставит, ну как бы слышишь речь мордвина – говорит по-русски правильно, но либо в ударениях, либо в произношении что-то не так… Это легко уловить на слух, особенно когда за свои пятьдесят лет наслушаешься любых акцентов и говоров. С опытом легко начинаешь сразу определять, откуда человек – а тут непонятно. Да и обстановка странная…
Женщина подошла к нему, сделала легкое движение рукой, как будто подкинула что-то – у потолка загорелся шарик вроде электрической лампочки. Владимир вздрогнул и вытаращил глаза, ошеломленный увиденным. Хозяйка дома в свою очередь удивленно воззрилась на него:
– Ты чего, светлячка не видал ни разу? Чего так напугался?
– Не видал… у нас так не умеют. – Он посмотрел на женщину и с волнением спросил: – Я вообще где? Это что за местность, как я сюда попал? Вы кто? Как мне попасть в город? Мне надо связаться с семьей, они волнуются, потеряли меня, наверное. Что это за глушь? Я ведь в городе был, когда потерял сознание.
– Сколько вопросов сразу… Ну, начнем по порядку. Я Марьяна. И не надо меня на «вы» звать – я простая деревенская целительница, только дворян на «вы» зовут и по имени-отчеству. Ты на моем хуторе, рядом деревня Карауловка, двести дворов. Самый близкий город Лазутин, пятьдесят верст вниз по реке. Как ты тут оказался – я не знаю. Я тебя нашла на огороде. Грядку мне всю помял. Да сама я пол-огорода истолкла, пока тебя тащила в дом – вот ты наел телеса. Хотя это тебя и спасло – ты месяц лежал в обмороке, пока очнулся. Не было бы запасов в теле – умер бы от голода. И так чуть не умер. Вовремя оклемался. Думала, тащить опять придется, яму копать надрываться… – Женщина ехидно хмыкнула. – Если бы я не была целительницей – не выжил бы. Я уж и так и сяк тебя силой поднимала, руки накладывала, и только через месяц ты начал оживать, шевелиться. Я, конечно, не сильная колдунья, но кое-что могу, вот на пределе моих способностей это и было. Могу лечить силой, могу травами отпаивать, могу небольшие колдовства делать – вот как светлячок этот, – но это все умеют, кто Силы касаться может, и ты тоже… Я по ауре вижу – можешь, только необучен. Вот все, что могу сказать. Давай ешь, пока совсем не остыло, потом будем разговаривать. Жуй, жуй… набирайся сил.
Марьяна придвинула к нему миску с похлебкой, Владимир стал хлебать, заедая куском хлеба, отрезанным от каравая. Полученная информация его ошеломила. Ну, он любил фэнтези, про попаданцев всяких – что-то ему нравилось, что-то его раздражало, но в общем это было неплохое времяпровождение, – но вот чтобы самому попасть… Куда? Хрен знает куда. Говорит вроде по-русски, но цивилизацией тут и не пахнет. Все застыло на уровне Средневековья… А может, и бронзового века? Да запросто. Стоп – на печи чугунная плита, нож стальной – это не бронзовый век точно. Значит, примерно средневековье. На это указывает и упоминание о дворянах. Раз есть дворяне – есть двор, есть царь и так далее. Параллельный мир? Ну почему бы и нет. Владимир допускал, что в жизни есть много чего неизвестного, недоступного пониманию. А уж про шаровые молнии столько всяких таинственных историй было – до сих пор так никто и не знает, что это такое, куда они деваются и откуда приходят. И самое главное – куда уходят. Кого-то они убивают, а кого-то не трогают… В общем, ему повезло как утопленнику – забросило хрен знает куда и зачем, без средств к существованию, без информации, без надежды на возвращение. Его взяла такая тоска, что впору завыть в голос, как собаке… Он бросил ложку – кусок в горло не лез.
Марьяна внимательно посмотрела на него:
– Так, кончай нюниться. Ты жив, скоро будешь здоров, люди и без ног и без рук живут, а ты здоровый сильный мужик, что-нибудь придумаешь, крыша над головой есть, еда – слава тебе, Боже – у нас есть, а там как судьбе угодно. Прекращай, бери ложку и ешь. Окрепнешь – будешь мне по хозяйству помогать, а там разберемся. Ко мне люди ходят лечиться, я им помогаю, мне платят, еды приносят, проживем. Не выгоняю же я тебя… грех немощным отказать в помощи. Вот окрепнешь – там сам решишь, что и как.
- Предыдущая
- 2/84
- Следующая
