Ущелье Разбитых Сердец - Маклин Алистер - Страница 1

• 1/7
• Следующая

В баре отеля Риз-Сити, носившего громкое название «Имперский», витал дух заброшенности, безнадежного упадка, щемящей тоски по полузабытому великолепию давно минувших дней – дней, которым нет возврата. Стены, время от времени покрывавшиеся штукатуркой, пестрели трещинами и грязными пятнами и были щедро увешаны выцветшими фотографиями усатых головорезов.

Отсутствие под ними надписей: «Разыскивается…» как-то бросалось в глаза и казалось почти неестественным упущением. Выщербленные доски – с позволения сказать, пол – невероятно покоробились и приняли такой оттенок, по сравнению с которым стены имели почти свежий вид. Вокруг плевательниц, как будто нарочно поставленных для того, чтобы целить мимо, не было ни одного квадратного дюйма, свободного от окурков – они валялись тысячами, и черные пятна обуглившегося под ними пола свидетельствовали, что курильщики не давали себе труда гасить их не до того, ни после того, как их бросили на пол. Абажуры на масляных лампах, как и потолок над ними, почернели от копоти. Высокое зеркало позади стойки было загажено мухами и в грязи. Усталому путнику, который нуждался в тихой гавани, этот бар-салун не обещал ничего, кроме полного отсутствия гигиены, полной запущенности и почти отупляющего чувства подавленности и отчаяния.

Не лучше выглядело и большинство посетителей. Они удивительно подходили к общему заразному характеру салуна. Большей частью это были люди довольно пожилые, заметно павшие духом, небритые и потрепанные жизнью, и почти все, за редким исключением, созерцали свое будущее сквозь дно своих бокалов с виски. Одинокий бармен в фартуке с нагрудником, который он в далеком прошлом выкрасил в черный цвет, решив таким образом проблему стирки, казалось, разделял общую болезнь. Орудуя полотенцем почтенного возраста, на котором лишь с трудом можно было различить слабые следы беловатого цвета, он с мрачным видом пытался выполнить невыполнимую задачу – натереть до блеска надтреснутый и выщербленный по краям стакан.

Его ультра-медленные движения напоминали движения кретина, страдающего артритом.

Во всем салуне был лишь один изолированный оазис, где журчал живой ручеек человеческих голосов. Вокруг стола, расположенного у самой двери, сидело шесть человек, трое из них – у стены, на скамье с высокой спинкой.

Человек, сидящий посередине, несомненно доминировал в этой тройке. Высокий и худощавый, с загорелой кожей и множеством морщинок вокруг глаз, он был одет в форму полковника кавалерии Соединенных Штатов, выглядел лет на пятьдесят, был чисто выбрит и обладал умным лицом, увенчанным серебристыми волосами, зачесанными назад.

В данный момент выражение его лица едва ли можно было назвать ободряющим.

Выражение это относилось к человеку, стоявшему напротив него по другую сторону стола – высокому человеку мощного сложения с угрюмым и замкнутым лицом и с черной полоской усиков. Он был одет во все черное, а на груди его сверкала звезда шерифа. Он говорил:

– Право же, полковник Клэрмонт, при данных обстоятельствах…

– Закон есть закон! – тон Клэрмонта, хотя и достаточно вежливый, звучал резко и категорично и был точным отражением его внешнего облика.

Дело армии есть дело армии, а гражданское дело – это гражданское дело. Мне очень жаль, шериф, но, как говорится… э… э…

– Пирс… Меня зовут Натан Пирс.

– Да, да, конечно! Прошу прощения. Мне следовало это знать, Клэрмонт с сожалением покачал головой, но в голосе его не слышалось и нотки сожаления. – Наш поезд – это воинский эшелон. И никаких штатских!

Разве что по разрешению из Вашингтона.

– Но разве все мы не находимся на службе у Федерального правительства? – кротко заметил Пирс.

– По армейским понятиям – нет!

– Понятно… – Пирсу явно ничего не было понятно. Медленным и задумчивым взглядом он обвел остальным пятерых. Все они были в штатском, и среди них находилась женщина. Пирс сосредоточил свое внимание на маленьком тощем человечке с воротником проповедника, с высоким выпуклым лбом, как будто догонявшем отступающие назад волосы и с выражением постоянной тревоги и настороженности на лице. Ему стало явно не по себе под проницательным взглядом шерифа, и кадык его судорожно запрыгал, словно он начал делать частые и мелкие глотки.

Клэрмонт перехватил этот взгляд и сухо проговорил:

– Преподобный отец Теодор Пибоди имеет, как особое разрешение, так и права, – по его тону было ясно, что его уважение к проповеднику имеет свои границы. – Его кузен – личный секретарь президента. Преподобный отец Пибоди собирается стать священником в Вирджиния-Сити…

– Собирается стать – чем? – Пирс взглянул на уже совсем съежившегося проповедника, а потом недоверчиво посмотрел на Клэрмонта. – Он, наверное, с ума сошел! Среди индейцев-пайутов он и то продержался бы дольше!

Пибоди облизнул губы, словно сделал последний судорожный глоток.

– Но… но говорят, что пайуты убивают всякого белого, который попадается им на глаза?

– Ну, не сразу же… Они обычно не спешат, – Пирс снова оглядел сидящих за столом. Рядом с совершенно уже перепуганным пастором мило улыбался массивный полный человек в пестром клетчатом костюме. У него были тяжелые челюсти, под стать его фигуре, широкая улыбка и зычный голос.

– Разрешите представиться, шериф, доктор Эдвард Молине.

– Полагаю, вы тоже направляетесь в Вирджиния-Сити? Там для вас масса работы, док… Заполнять свидетельства о смерти. Но опасаюсь, что лишь в немногих случаях смерть там наступает от естественных причин.

– Ну, что вы! – спокойно ответил Молине. – Такое скопище греха, каким является Вирджиния-Сити, не для меня. Перед вами, шериф, новый военный врач форта Гумбольдт. Мне просто еще не подобрали мундир по мерке.

С ноткой раздражения в голосе Клэрмонт заявил:

– Я могу сэкономить ваше время, шериф, избавив вас от индивидуального допроса… и не потому, что вы имеете на это право, а так, из вежливости.

Трудно сказать, был ли это упрек, и так же трудно было сказать, как были восприняты эти слова Пирсом.

А Клэрмонт уже показал на человека, сидевшего справа от него. Вид у этого человека был по-патриархальному великолепен: белые волнистые волосы, усы и борода. Такой человек мог спокойно занять место в сенате Соединенных Штатов и никому не пришло бы в голову спросить, а почему он здесь. Если не считать бороды, то всем своим обликом он поразительно походил на Марка Твена.

– Губернатор Невады – Фэрчайлд, – представил его Клэрмонт.

Пирс кивнул, а затем с некоторым интересом посмотрел на молодую женщину, сидевшую слева от Клэрмонта. Ей было лет 25, у нее было бледное лицо и таинственно-темные с дымным оттенком глаза. Волосы – по крайней мере, насколько их было видно из-под широкополой шляпы – были черными, как смоль. Она сидела в пальто серого цвета и слегка поеживалась. Владелец «Имперского отеля» считал, что его доходы не позволяют ему слишком расточительно расходовать топливо.

Клэрмонт представил и ее:

– Мисс Марика Фэрчайлд, племянница губернатора. Она едет к своему отцу, коменданту форта Гумбольдт. Затем он качнул головой, указывая на того, что сидел левее. – Адъютант губернатора и офицер связи майор Бернард О'Брайен…

Он внезапно замолчал и с любопытством посмотрел на Пирса. Тот в свою очередь впился глазами в О'Брайена, грубоватого, загорелого человека с пухлым и веселым лицом. О'Брайен ответил ему взглядом, в котором неожиданно проснулся интерес, а потом, точно узнав знакомого, вскочил на ноги. В следующее мгновение они бросились друг к другу, схватились за руки, как потерявшие и неожиданно нашедшие друг друга братья и крепко обнялись, похлопывая взаимно по спине. Завсегдатаи «Имперского отеля» с изумлением взирали на эту сцену, никто из присутствующих не помнил, чтобы шериф Натан Пирс хоть в малейшей степени давал выход чувствам.

• 1/7
• Следующая