Последний ковбой Америки - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 3

• Предыдущая
• 3/19
• Следующая

— Я не хочу.

— А я сказал, пойдёшь! — рявкнул Сэм, потом добавил уже более спокойно. — Я уже обо всём договорился. Ты будешь спать в задней комнате на конюшне Олсена.

Канеха не совсем поняла, о чём говорит муж, и переспросила на языке кайова:

— О чём это ты?

Сэм ответил ей на том же языке:

— Школа — это большой источник разных знаний. А без этого наш сын никогда не сможет стать большим вождём среди белоглазых.

Такое объяснение вполне удовлетворило Канеху.

— Он пойдёт, — убеждённо произнесла она. — Для нас большое знание означало великое знахарство. — Она молча вернулась к плите.

На следующий день Сэм отвёз Макса в школу.

Учительница — из обедневшей южной аристократии — подошла к двери и приятно улыбнулась Сэму.

— Доброе утро, мистер Сэнд.

— Здравствуйте, мэм. Вот привёл в школу сына.

Учительница посмотрела на него, скользнула безразличным взглядом по Максу, оглядела школьный двор.

— А где он? — озадаченно спросила она.

Сэм подтолкнул Макса вперёд.

— Поздоровайся с учительницей, Макс.

Макс в новых штанах и куртке из оленьей кожи и в таких же расшитых мокасинах неловко помялся и буркнул: — Здрасьте, мэм.

Учительница брезгливо скривила губы.

— Но это же индейский ребёнок! — оскорблённо воскликнула она. — У нас школа для белых.

Сэм смерил её тяжёлым взглядом.

— Это мой сын, мэм.

Учительница обиженно поджала губы:

— Полукровок мы тоже не принимаем.

Презрительно передёрнув плечами, она повернулась уходить, но её остановил ледяной голос Сэма, в котором слышалась еле сдерживаемая ярость:

— Мне наплевать на ваши религиозные убеждения, мэм, равно как и на то, что вы думаете о равноправии национальностей. Не забывайте, однако, что вы не в вашей родной Вирджинии, до которой отсюда добрых две тысячи миль. Кроме того, вы взяли с меня десять долларов и будете учить моего сына, как и всех остальных, если не хотите, чтобы я подпалил ваш «только для белых» пансионат с четырёх углов.

Казалось, от праведного гнева у учительницы раскалилось и вот-вот лопнет пенсне на шнурке.

— К-как вы смеете так разговаривать с д-дамой, мистер Сэнд?

— Я разговариваю с ней так, как она того заслуживает. Советую вам, мэм, изменить ваши убеждения, если хотите прижиться в этих краях.

— Пускай даже я соглашусь, — поостыла учительница, — другие родители не потерпят, чтобы их дети учились вместе с индейцами.

— Вы плохо о них думаете, мал. И потом, они слишком хорошо знают Сэма Сэнда.

Учительница взглянула на него в явном замешательстве.

— Вас, жителей Запада, трудно понять, — наконец произнесла она и с сомнением посмотрела на замершего в напряжённой позе Макса. — Ну, тогда хоть переоденьте его, чтобы он не очень выделялся среди других детей. И подстригите.

— Это можно, — опять добродушно прогудел Сэм. — Пойдём, Макс, сначала в магазин, потом к цирюльнику. Слышал, что сказала учительница?

Отец и сын чинно прошествовали к универсаму в центре города. На симпатичном лице паренька отражалась напряжённая работа мысли. Наконец, он не выдержал и повернулся к отцу:

— Пап, я что, не такой, как другие?

Сэм остановился от неожиданности. Потом присел рядом с сыном на корточки и заглянул ему в глаза:

— Конечно, как и все живые существа в этом мире. Где, скажи, ты видел двух абсолютно одинаковых бизонов или мулов! Правда, бывают двойняшки. А вообще-то все люди вроде бы похожи, но в то же самое время и различны.

К концу того первого учебного года он стал гордостью своей учительницы. К её немалому удивлению, Макс Сэнд занял первое место в классе по успеваемости. Он буквально схватывал всё на лету, учёба давалась ему удивительно легко. Перед тем как распустить детей на каникулы, мисс Адамсон заручилась словом Сэма Сэнда о том, что он приведёт к ней сына и на следующий год.

Первую неделю каникул истосковавшийся по дому Макс только и делал, что чинил, прибивал, красил, строгал.

Однажды вечером, когда он, усталый, шёл спать, Канеха повернулась к Сэму, чинившему конскую сбрую.

— Послушай, Сэм, — сказала она по-английски. От удивления тот едва не проглотил большую цыганскую иглу, которую держал во рту. Впервые за двенадцать лет жена обратилась к нему по имени.

— Что? — вытаращился он.

Кровь ударила в лицо Канехе, и она сама подивилась своей дерзости. Индейские жёны никогда ни о чём не спрашивали своих мужей — только отвечали. Канеха потупила глаза.

— Скажи, это правда, что наш сын один из лучших учеников в школе белоглазых?

Сэм озадаченно посмотрел на жену и тихо проговорил:

— Да, дорогая.

— Я горжусь им, — перешла Канеха на язык кайова. — И я благодарна его отцу, отважному охотнику и удачливому добытчику.

— Ну и что дальше? — подозрительно глянул Сэм на жену, чувствуя, что такая прелюдия неспроста.

— Хотя наш сын узнает в школе много интересного и полезного, что со временем сделает его большим знахарем, он встречается там и со многими вещами, которые его глубоко беспокоят.

— Какими же? — мягко спросил Сэм.

Канеха гордо вскинула голову и посмотрела прямо в лицо мужу:

— Некоторые из белоглазых говорят, что наш сын более низкого происхождения и кровь у него не такая красная, как у них.

Сэм стиснул зубы и заиграл желваками. Интересно, откуда она узнала об этом? Ведь никогда не выезжала с ранчо, ни разу не бывала в городе. Внутри шевельнулось чувство вины.

— Это болтают глупые детишки, что с них возьмёшь.

— Я знаю, — прошептала она, не в силах скрыть обиды.

Сэм нежно коснулся её щеки. Она перехватила его грубую ладонь и прижалась к ней губами.

— Я думаю, муж мой, пора отослать нашего сына к вигвамам предков, к его могучему и бесстрашному деду, который передаст ему великую силу крови сынов кайова.

Сэм посмотрел в чёрные бездонные глаза жены. Пожалуй, во многом она права: нельзя совсем отрывать человека от родного племени. За одно лето, проведённое с кайова, Макс научится всему, что необходимо для того, чтобы выжить на этой дикой земле. Он почувствует себя частицей большой и древней семьи, берущей начало за много веков до этого, чем не могут похвастать дразнящие его пришлые шакалы.

Он согласно кивнул.

— Я отвезу нашего сына к вигвамам моих братьев кайова, жена.

Он с нежностью посмотрел на стоявшую перед ним гордую и красивую женщину. Ему уже было пятьдесят два, ей — вдвое меньше. Несмотря на роды, она не растолстела, как большинство индейских женщин, оставаясь стройной, грациозной, сильной духом и телом. Внутри его шевельнулось какое-то странное чувство.

Он отложил подпругу в сторону, поднялся и сделал шаг к жене. Погладил прекрасные шелковистые волосы и прижал её голову к своей груди. Сейчас он нашёл определение шевельнувшемуся в нём чувству. Оно всегда было с ним с тех пор, как он впервые увидел гордую дочь народа прерий.

— Я люблю тебя, Канеха, — прошептал он.

Её прекрасные тёмные глаза наполнились слезами.

— Я люблю тебя, мой муж.

Он обнял её и крепко поцеловал в губы, впервые в жизни.

Жарким днём, три лета спустя, Макс стоял на тяжело гружённой телеге в сонном дворе платной конюшни Олсена, сгружая сено и укладывая его на открытый сеновал высоко над головой. Он был голым по пояс, и его мускулистое бронзовое от загара тело блестело от пота. Он играючи управлялся с тяжёлыми вилами, и, казалось, что сено само по себе перекочёвывало с телеги на сеновал.

Неожиданно раздался приближающийся цокот копыт, и вскоре во двор въехали три всадника далеко не благочинного вида. Они остановились около телеги и спросили, не слезая с лошадей:

— Эй, ты, индеец, где тут работает мальчишка Сэма Сэнда?

Макс продолжал спокойно работать, не обращая на чужаков никакого внимания.

— Мы тебе говорим, — прикрикнул один из всадников и угрожающе положил руку на рукоятку висевшего у бедра кольта.

• Предыдущая
• 3/19
• Следующая