Талискер - Лау Миллер - Страница 5
- Предыдущая
- 5/76
- Следующая
Талискер простоял там долго, ожидая, быть может, чувства примирения, но его не последовало. Он уже собирался уйти, как ему пришла в голову печальная мысль — город не простил его и не выпустит из своих цепких объятий.
— Дяденька!
Талискер посмотрел вниз и увидел, что по склону карабкается маленькая девочка. Мать сильно отстала от нее.
Малышке было лет восемь, и красотой она не отличалась — грязные русые волосы встрепаны, щеки разрумянились от быстрого подъема. Одетая в застиранное синее платьице и розовые сандалии, девочка держала в одной руке три или четыре одуванчика с белыми головками, стараясь не сбить с них пушинки.
— Хочешь одуванчик? — храбро спросила она, добравшись до вершины. — Смотри, я тебя научу, как надо, — важно проговорила малышка, переложив один цветок в другую руку и подув на него.
Ветерок понес маленькие белые парашютики над холмом. Талискер глядел будто зачарованный, как они полетели через город к морю. Конечно, в детстве он сам делал так не раз, но никогда это простое зрелище не казалось ему таким прекрасным. Новые и новые невесомые белые пушинки уплывали вдаль, пока у девочки не остался только один одуванчик.
— Хочешь подуть? — спросила она таким тоном, будто разговаривала со своим приятелем, и протянула ему цветок. Талискер покачал головой, не решившись заговорить с ней. Малышка явно огорчилась, и тогда он поднял ее и поставил на пирамиду из камней.
Девочка изумленно посмотрела на него.
— Сюда идет мама.
— Ну, давай дуй. — Он кивнул на последний одуванчик.
— Сейчас.
Она подула на последний белый шарик и тихонько запела песенку.
Талискер смотрел, как белые пушинки поднялись в воздух и зависли на мгновение, прежде чем их подхватил ветер и понес к братьям, летящим над холмом.
Он перевел взгляд на другую сторону холма, по которой наконец поднялась мать девочки. Талискер снова обернулся к ребенку, и в этот миг его коснулся старый добрый враг — ясновидение. Он увидел ту же девочку — нет, не девочку, красивую молодую женщину в свадебном платье, которая улыбалась ему на прощание. Следы бедности, нередкие спутницы тех, у кого было такое детство, не коснулись ее — она будет жить счастливо и в достатке. Ветер подхватил белую вуаль и понес следом за белыми пушинками одуванчиков.
Видение оборвалось, когда в теплом воздухе раздался голос матери девочки:
— Что ты тут делаешь?
— Пока, дяденька, — тихонько проговорила девочка и убежала.
Талискер заметил его на пути от Королевского парка ко дворцу Холируд. Сначала он принял зверька на дороге за собаку, но, приглядевшись, замер в удивлении. Заяц. Талискер никогда не видел этих животных и был совершенно уверен, что они не живут в городе. Ушастый зверек, сидящий на мощных задних лапах, казался удивительно большим и упитанным — круглые коричневые бока аж лоснились. В позе чудилось едва ли не королевское достоинство. Но больше всего удивляли глаза — ярко-золотые, без тени смущения или страха.
На несколько секунд их взгляды встретились, и Талискеру нестерпимо захотелось сказать что-нибудь. Он сделал шаг вперед… В то же мгновение заяц повернулся и бросился к скале так быстро, что глаз не успевал за ним следить. Талискер моргнул. Ему показалось, что ушастый не спрятался в кустах и не нырнул в нору, а просто исчез. Здравый смысл немедленно приписал такое странное явление яркому солнышку, ослепившему глаза. Талискер сделал несколько шагов в сторону, где исчез странный заяц, и тут заметил что-то в траве.
Он наклонился, не отводя взгляда от края обрыва, поэтому сначала почувствовал холод камня, прежде чем увидел его. В руке сверкал огромный изумруд размером с кулак. Талискер присвистнул. Если эта штуковина настоящая, то на нее можно безбедно прожить остаток дней. Он находился всего в нескольких десятках метров от дворца Холируд, изумруд наверняка оттуда, и все же…
Зеленый камень согрелся, впитав тепло ладони. Искаженное отражение глянуло на Талискера из самой большой грани, и, должно быть, из-за игры света и тени лицо казалось спокойнее, моложе, рыжие волосы светлее и мягче. Он выглядел… невинным.
Талискер долго смотрел на драгоценность, а потом с улыбкой сунул ее в карман.
— Все страньше и страньше… — Эта мысль пробудила в нем другую, и, глянув на часы, он бросился бежать. — О Боже, я опаздываю!
Через десять минут Талискер встречался с Шулой.
Кафе-кондитерская на самом деле представляла собой подобие парника, пристроенного к зданию галереи. Солнечные лучи пронизывали стеклянную крышу и стены, что должно было обеспечивать посетителям положительный настрой. Но для Талискера здесь было слишком ярко. Он стоял у огромной входной двери, окаймленной сосновым брусом, и вдыхал смесь запахов мастики и капуччино, чувствуя себя неуместным здесь, слишком грязным снаружи и внутри.
В одном из солнечных пятен сидела Шула, помешивая кофе ложечкой. Талискер наблюдал за ней уже несколько минут. Будучи слепой, она не могла его увидеть, однако, видимо, почувствовала, потому что на ее лице отразились ожидание и узнавание.
Он шагнул к ней.
— Шула?
Несмотря на долгие репетиции, это прозвучало как мольба о помиловании.
Она обернулась к нему, поднялась и протянула руки.
— Талискер.
Шула улыбнулась так, будто сомневалась, действительно ли встреча ее радует. Он подошел поближе, и она легонько провела рукой по его лицу, пытаясь понять, что же с ним сделали пятнадцать лет тюрьмы. Когда маленькие пальчики коснулись горьких складок у губ, он с трудом сдержал душащие его слезы. Ему представилось, как он прижимается к ней, плача, зарывается лицом в чудесные черные волосы… Талискер взял себя в руки, и только одна слезинка потекла по щеке. Он торопливо убрал пальцы своей давней возлюбленной, прежде чем она сумела понять что с ним происходит. Но попытка скрыть чувства провалилась — предательская капелька упала на тыльную сторону ладони Шулы. Талискер смотрел со странной смесью чувств, как слеза летит в бело-голубом свете, блестя на солнце маленьким бриллиантом. Он торопливо стер ее большим пальцем и заглянул в лицо молодой женщины. Та все поняла, и улыбка стала куда мягче и естественнее.
— Шула, — повторил Талискер, покорно опустившись на стул.
Она заговорила. Большую часть всего этого бывший заключенный прочел в ее письмах, но Талискеру было все равно: он скорее смотрел, чем слушал. Давняя подруга рассказывала ему о людях, к нему безразличных, чьи жизни шли своим чередом, — скорее всего при встрече они перешли бы на другую сторону улицы. Шула — другое дело. Когда-то она его любила.
— Шула, — перебил он. — Мне на них наплевать. Почему ты перестала писать?
По ее лицу пробежала тень. Она попыталась посмотреть ему прямо в глаза, хоть ничего и не видела.
— У меня был роман. Он давно кончился. Зато теперь есть дочь — Эффи. — Шула невольно улыбнулась. — Такая красавица…
Талискер взял ее за руку и крепко сжал.
— Я рад за тебя, Шула. Честное слово.
В ярком солнечном свете на Шулу было приятно посмотреть — длинные черные волосы, изящные движения и темные глаза, которые, хотя ничего и не видели, могли смеяться или плакать. Ей удивительно шли длинная юбка в цветочек, лимонно-желтый кардиган и атласная блузка. Неожиданно Талискеру показалось, что все цвета, украденные тюрьмой и обернувшиеся черно-серыми, возвращаются вновь при взгляде на давнюю возлюбленную. Он легко мог представить себе улыбающуюся малышку, точную копию матери. Наверняка они много смеются.
— Подожди, я принесу кофе. — Талискер отпустил ее руку, и Шула явно погрустнела. — Вернусь и расскажу тебе один секрет.
— Уже секреты? Ты только десять дней как вышел!
Они проговорили довольно долго, хотя он потом не мог вспомнить, о чем. Шула постепенно успокаивалась и вела себя все естественнее. Краткий, но прекрасный час они были той же беззаботной парочкой, влюбленной друг в друга пятнадцать лет назад. Соответственно, желая избегнуть тем гнева и скорби, они говорили о бывших одноклассниках.
- Предыдущая
- 5/76
- Следующая
