Разбор полетов - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 10

• Предыдущая
• 10/72
• Следующая

Сазан выбранил подопечную фирму за то, что она обращалась в ментовку, вернул ей причитающуюся долю бабок и вылетел в Москву.

Воротившись, Нестеренко набрал домашний номер Ивкина. Трубка ответила ломким мальчишеским голосом.

— Привет, Миш, ты? — спросил Сазан. — Это Нестеренко, если помнишь такого. Как здоровье?

— Ничего, — сказал Миша, — рука в люльке, а все остальное нормально. Помните, вы сказали, что у меня ребра сломаны? А оно не сломанное, только треснутое. Жалко, что сейчас лето.

— Что? — не понял Сазан.

— Вот было бы здорово, если бы я навернулся в сентябре, — объяснил Миша, — в школу не надо было ходить. А так каникулы пропадают.

— Да, — согласился после некоторой паузы Нестеренко, — это было бы лучше, если бы в школу ходить было не надо. Позови отца.

— Его нету.

— А. Ну ладно. Как прошло собрание?"

— Оно не состоялось.

— Как не состоялось? — изумился Валерий.

— Доверенность, с которой пришла СТК, была недействительной, — сообщил Миша. — Правда, Валерий Игоревич, я в этих делах не разбираюсь. Я только знаю, что собрание отменено и отец по-прежнему директор.

— Ну бывай, — сказал Сазан.

— Валерий Игоревич!

— Что?

Трубка помолчала.

— Нет, это я так… — проговорил мальчик, — можно я вам потом перезвоню, Валерий Игоревич?

— Перезванивай.

Не вешая трубку, Валерий тут же набрал другой номер, поговорил минут пятнадцать и вышел из дома.

Спустя час его машина остановилась у небольшого уютного особнячка в центре Москвы. У двери особнячка золотом по черному теснилась витиеватая надпись: «Межинвестбанк». С председателем правления банка, Александром Шакуровым, Валерия связывала школьная дружба, в ходе перестройки плавно перешедшая в иные, несколько менее приятные для Шакурова отношения.

Председатель правления — веселый и стремительно полнеющий от оседлой жизни молодой человек — поднялся навстречу дорогому гостю. Коньяк был отвергнут, а чай, принесенный кокетливой секретаршей, распит с великим удовольствием.

Шакуров минут двадцать толковал с гостем, дивясь про себя, что тому надо каждую встречу на протяжении вот уже пяти лет — объяснять словосочетание «ставка рефинансирования». Потом Сазан спросил:

— Ты выяснил, что я тебя просил — насчет собрания?

— Да. Оно просто не состоялось. Доверенность, выданную Службе транспортного контроля, признали недействительной. — Не понимаю, что значит — «недействительной»? Они ее что, в израильском посольстве оформляли? В ЖЭКе? В борделе? Как можно быть таким олухом царя небесного, чтобы не правильно оформить доверенность на ключевое собрание?

— Валер, это все тебе неинтересно. Понимаешь, если ты генеральный директор и есть сторонний акционер, который хочет тебя снять, то у тебя есть тысяча и один способ не пустить акционера на предприятие. Самый простой — признать недействительной доверенность для голосования, выданную представителю акционера. Под любым предлогом. Сказать, что в доверенности не указана прописка представителя. Или количество детей. Или цвет его носок.

— Не дошло.

— Валер, это все скучно, нудно и полно дыр, как все российское законодательство. Если говорить очень грубо — то доверенности проверяет мандатная комиссия, а мандатная комиссия утверждается предыдущим собранием, а предыдущее собрание — это действующий директор.

Нестеренко замахал руками.

— Все, хватит, убедил. Вопрос простой: значит, Ивкин может оставаться генеральным директором до посинения, как бы государству не хотелось его снять?

— Примерно так.

— То есть в этих условиях самое простое для СТК — это завалить Ивкина? Или по крайней мере запугать его так, чтобы в следующий раз он не распускал хвост?

Шакуров подумал.

— В общем да, — сказал он. Помолчал и добавил:

— Только ты извини, у тебя какой-то упрощенный взгляд на вещи. Это же все-таки правительственная контора… Ну, загорелось ей снять Ивкина. Мало, допустим, взяток давал. Другой обещает больше.

Ну какие деньги с этого аэродрома? Это ж, прости меня, луг заасфальтированный. Убрать этого Ивкина больше бабок стоит, чем квартал взяток с Рыкова. Неэкономично. Если бы они из-за Шереметьева грызлись…

— А над Шереметьевым эта контора тоже командует?

— Эта? Комитет по приготовлению щей? Да Шереметьевские ребята их тут же схарчат и не заметят…

Сазан открыл было рот, но тут в кармане зачирикал мобильник.

— Да?

— Валерий Игоревич? — Сазан узнал голос Миши Ивкина, — Валерий Игоревич, вы могли бы приехать в аэропорт? Сейчас.

— А что такое?

Трубку аккуратно повесили.

— Что-то случилось? — спросил Шакуров.

— Да. Кажется, комитет по приготовлению щей пересолил свою стряпню. И зачем я ввязываюсь в это дело?

Через час Сазан миновал последний указатель с надписью: «Рыкове» и свернул с убогого двухрядного шоссе на истрепанную до полного изумления пригородную улицу.

В течение этого часа Сазан тщетно звонил и домой Ивкину, где трубку неизменно брала глухая и придурковатая старуха, видимо, бабушка Миши, и в сам аэропорт, где телефоны не отвечали на звонки или были заняты.

Дорога была действительно премерзкая. С одной стороны разбитого и пыльного шоссе тянулся бетонный белый забор, над которым чахли хвосты одиноких грузовых «АНов», с другой стороны разделенные квелой зеленью и приземистым лабиринтом гаражей к дороге сбегались белые панельные дома.

У развилки торчал указатель «Рыкове», и под указателем был нарисован маленький стилизованный самолет. Указатель показывал направо. Налево, чуть наискось от железнодорожной станции, у одного из панельных домов, стояла куча «синеглазок», пожарная машина, желто-красная «скорая помощь» и здоровенный «Икарус» с тщательно занавешенными окнами.

Цепь крепких ребят в камуфляже оттесняла от дома необъятную толпу.

Валерий запарковал машину под указателем, пересек дорогу и подошел к небольшому рынку, стихийно образовавшемуся у станции. Торговки возбужденно переговаривались и все, как одна, смотрели не на свой товар, а в сторону панельного дома. Сазан заплатил за килограмм винограда и спросил

• Предыдущая
• 10/72
• Следующая