Промзона - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 21
- Предыдущая
- 21/100
- Следующая
Когда Анастас и Фаттах покинули кабинет, менеджеры Извольского хлопнули друг друга по рукам.
– Yes! – сказал Денис, – мы сделали это!
– Ребята струсили. Ребята нервничают. Из ребят пошел сок, – прокомментировал Ахрозов.
Денис протянул ему трубку, чтобы он первым позвонил Славке.
Денис встречался с Фаттахом еще несколько раз. Казах дергался все больше и больше. Сумма выкупа, которую «Сибирь» просила за шахту, упала с восьми миллионов долларов до шести, потом до пяти с половиной; потом до четырех. Наконец Фаттах назвал цифру «три». Это были вполне разумные деньги. По сути, они не намного окупали затраты, которые понесла сама «Сибирь», но все-таки позволяли Цою не потерять лицо. Никто б не сказал в этой ситуации, что Цой вынужден был бежать с поля сражения, разбитый наголову.
В конце концов, Фаттах был прав: можно было очень спокойно заявить, что никакой ссоры между Извольским и Цоем не было, а просто Альбинос помог Слябу развести мелких бандитов и получил за это небольшое, но достойное возраграждение.
Полпред Ревко знал о переговорах, но относился к ним вполне нейтрально. Он несколько раз повторил Черяге, что не его задача – плодить промышленные конфликты в регионе. Полковнику Самарину о переговорах, разумеется, никто ничего не говорил, и поэтому начальник РУБОП самоотверженно копал дрянь на Анастаса и Фаттаха, не подозревая, что его спонсоры в любой момент могут сказать ему «стой!».
Но что самое странное – против был Извольский. Денис не понимал причин, но всякий раз, когда Черяга приносил Извольскому новый и новый вариант вполне почетного мира, в глазах стального короля вспыхивало тусклое раздражение.
Наконец Фаттах назвал цифру в два миллиона, и на этой цифре Извольский сломался.
– Хорошо, – сказал он Денису с Ахрозовым, – пусть Костя мне позвонит.
Костя, однако, не позвонил; зато Сергею Ахрозову позвонили из приемной губернатора области и попросили приехать в субботу к четырем вечера в губернаторскую резиденцию.
Резиденция губернатора Орлова располагалась на пяти гектарах соснового леса в излучине реки Выкса. Был жаркий июльский день; трава в степи выгорела на солнце, и над стоящим в котловине городом плавало грязное марево. Здесь, в резиденции, было почти прохладно, на зеленом газоне возле мраморного бассейна журчала поливалка, и вокруг нее в воздухе, как нимб, парила маленькая радуга.
Еще в машине Ахрозов услышал, что губернатор облетает дальние колхозы, и настроился ждать. Но ждать не пришлось: пятнистый охранник провел его в роскошную комнату, всю заставленную вычурной мебелью и зеркалами до пола. Между зеркалами на вешалках висели дамские платья в целлофановых обертках. Через мгновение в комнате появился Анастас, в летних холщовых брюках и безрукавке, подчеркивавшей безпречную мускулатуру. От Анастаса приятно пахло «Кристианом Диором», ногти были тщательно наманикюрены.
– О, Сережа! – сказал Анастас, – а папа-то улетел! Слушай, я с тобой хотел поговорить, а в «Версале» в семь поет Нина. Жалко, там Кости не будет. Зато будет Фаттах, Костя его попросил все обеспечить. Пойдешь?
Нина была любовница Цоя.
– Пойду, – сказал Ахрозов.
Анастас захлопал в ладоши. Потом быстро посерьезнел и, улыбаясь, сказал:
– Сереж, ты меня в дурацкое положение ставишь. Я Фаттаха до двух лимонов опустил. Я! Чтобы вы с папой помирились! Все за, Денис за, Сляб за, а ты против.
Ахрозов украдкой покосился на дамские наряды и на сверкающий летний день за окном.
– Мое слово, – сказал Сергей, – ничего не решает. Я так понимаю, что Извольский согласен. А все остальное не имеет значения.
Анастас кокетливо поправил коротко подстриженную челку.
– Но ты-то против?
– Мы акционеры. У нас отобрали собственность. Почему мы должны платить вору, чтобы он ушел из квартиры?
Анастас бросился в кресло напротив Ахрозова и доверительно перегнулся через столик.
– Слушай, Сережа, какие акционеры? Акционеров в России нет. Вот компания, да? В ней есть доли. У тебя есть доля, потому что ты купил акции. У Славы твоего доля, потому что он твой хозяин. И у папы доля, потому что он папа. Это его область. Вот Костя это понимает, Фаттах это понимает, а вы нет. Вы не соглашаетесь отдать папе его долю, но вы же вместо этого тащите нового дольщика. Ревко.
– Анастас, – спокойно сказал Ахрозов, – если в здании сидели бандиты и платили тебе за крышу, это еще не значит, что твою долю получил кто-то другой. Это значит, что в здании сидит «Южсибпром» и продает вбелую вертолеты для Анголы.
Тут в дверь постучались.
– Войдите, – крикнул Анастас.
На пороге образовался молодой крепкий паренек с целым ворохом платьев.
– Повесь сюда, – распорядился Анастас, ткнув пальцем в направлении вешалок.
Паренек повесил платья и удалился.
Анастас снял одно из платьев, – нечто белое и воздушное, перевитое черной полосой.
– Как тебе? – спросил Анастас, снова поправляя челку.
– Никак, – сказал Ахрозов, – я в этом разбираюсь, как ты в шагающих экскаваторах.
Анастас рассмеялся, повесил платье на место и сел на кончик стола.
– Зря ты так, – сказал Анастас, – ты же этой драке спасибо сказать должен. Если б не она, тебя б Извольский давно с завода выгнал. Это все знают. Тебя же взяли на одноразовую работу, авгиевы конюшни почистить.
Ахрозов страшно побледнел. Он взял было бутылку, чтобы налить себе воды, но потом передумал пить что-либо в этом месте и поставил бутылку на столик. Анастас озабоченно посмотрел на дорогие часы белого золота.
– Уже пора. Ничего, если я переоденусь?
Ахрозов пожал плечами. Анастас снял с правого запястья тонкий золотой браслет и стал расстегивать рубашку.
– Я создал платье, – сказал Анастас, – такой мой ремикс на нью-лук. Знаешь, сиськи наружу, плечи обнажены. Получилось перфектно. Юбочка колоколом, на тонком замшевом поясе маленькая сумочка-кошелечек, со стразами. Подкладка из тончайшего шелка, аристократически массажирует нежную кожу. Висело оно в Куршавеле, там есть сумасшедшая русская княгиня, продает русских в бутике. А потом я его вижу на Нине.
Анастас расстегнул рубашку и бросил ее на пол. Ахрозов напрягся. Анастас поднялся со стула и скрылся в соседней комнате. Дверь ее осталась открытой, и слова Анастаса были хорошо слышны сквозь шум душа.
– И когда я приезжаю в Куршавель, я захожу в этот бутик, и княгиня мне говорит, ой, Стасик, а ваше платье уехало в Россию, его какой-то молодой красавец русский купил своей жене. И я очень удивляюсь, потому что Альбинос не молод и не красавец, и я прошу принести реестр, и там чек и подпись «Олжымбаев». Смешно, правда?
Анастас появился на пороге комнаты. Ахрозов остолбенел. Анастас был совершенно гол. На ровной загорелой коже блестели капельки от душа. Ахрозов невольно залюбовался превосходно накачанным телом.
Словно не обращая внимания на директора, Анастас пересек комнату и небрежно сорвал с вешалки мужскую рубашку. Накинул ее на себя, потянул висящий рядом галстук. Потом обернулся к Ахрозову.
– Слушай, Сережа, что у тебя за селедка на шее? На, возьми мой.
Ахрозов не пошевелился, когда Анастас присел перед ним на корточки и начал развязывать галстук Ахрозова. От молодого, сильного тела Анастаса пахло свежестью и дорогими тренажерами, и весь он был гибкий, нежный, с какой-то кошачьей притягательностью. Ахрозов, надо признаться, пребывал в совершенном охренении. Он ощущал почти животный магнетизм молодого парня и чувствовал себя, как кролик перед удавом.
– Слушай, а что у тебя за одеколон? Хороший одеколон? – сказал Анастас и притиснулся носом к его щеке. Через мгновение Ахрозов почувствовал губы Анастаса у себя на шее.
Ахрозов вскочил, да так, что стул, на котором сидел Сергей, полетел в одну сторону, а Анастас, – в другую. Не оглядываясь, Ахрозов вылетел из кабинета пулей. Дверь захлопнулась за ним с пушечным грохотом.
Полуголый Анастас сидел на ковре и смотрел ему вслед, и выражение лукавого кокетства на его лице постепенно сменилось нестерпимой обидой.
- Предыдущая
- 21/100
- Следующая