Ничья - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 10
- Предыдущая
- 10/29
- Следующая
В это самое время начальник ДЭЗ-10 стоял на ремонтном участке номер три, расположенном на пересечении улиц Осенней и Каретникова в трех километрах от двора Дорофея, и недоумевал. Ночью с участка какие-то уроды угнали экскаватор спрашивается, кому это могло понадобиться?
Ровно в 10.30 утра Дорофей спустился вниз и сел в свой белый «БМВ». В это время экскаватор взвыл и наддал, и Дорофей, оглянувшись, увидел, что экскаватор теперь перегораживает выезд из левой подворотни (что, впрочем, было совершенно неважно, так как «БМВ» выезжал на другую улицу и через другую подворотню), а рабочий, отклячив зад, неторопливо копается на вольном воздухе в траншее. В следующую секунду рабочий выпрямился, и на плече его Дорофей заметил какую-то стальную трубу, видимо добытую в земле.
Мгновение ушло у Дорофея на то, чтобы осознать, что своим видом железяка до крайности напоминает одноразовый гранатомет, и больше ни на что времени не осталось: рабочий выстрелил, и белый «БМВ» превратился в клубок сияющего пламени. Большинство жильцов дома, измученных грохотом отбойного молотка, даже не услышали взрыва.
Рабочий скинул гранатомет на землю и бросился в подворотню. Там, с другой стороны дома, его ожидала синяя «девятка» с умеренно грязными номерами. Киллер, отвоевавший два года в составе спецназа ГРУ, не считал надобным проверять, остался ли кто живой в «БМВ». Он вскочил в «девятку», водитель машины нажал на газ, «девятка» рванула вдоль Осенней и вывернула на проспект Ленина.
В следующую секунду она влетела в лоб тяжелогруженому КамАЗу, заворачивавшему, противу всяких правил, с проспекта Ленина на улицу с односторонним движением.
КамАЗ своротил половину «девятки», содрал крышу, завернул капот и въехал колесом на правое переднее сиденье. Киллер, прошедший Анголу и Никарагуа, погиб мгновенно: его косточки перемешало с рессорами и подвеской. Водитель, как бы это ни показалось удивительным, остался жив. Его сильно порвало капотом и зажало между сиденьем и рулевой колонкой, но он даже не потерял сознания. Он стал выдираться из машины, и спустя несколько минут ему это удалось.
У него были сломаны обе ноги, он упал на мостовую и пополз прочь от машины. Он одолел несколько десятков метров, прежде чем подлетевшие менты скрутили его и водворили на носилки.
Это был первый раз, когда нарымские менты могли гордиться, что они поймали на месте участника заказного убийства – хотя бы им в этом помог в дупель пьяный иногородний водитель КамАЗа, отделавшийся, кстати, двумя синяками.
Спустя два часа после убийства Дорофея специальный отряд быстрого реагирования при Нарымском УВД ворвался в офис Сергея Вырубова. Братков, случившихся в здании, впечатали сапогами в пол, а Вырубову завернули руки назад и приложили мордой о наборный паркет. И пока он лежал репой вниз, в кабинет вошел заместитель начальника краевого УВД Всеволод Прашкевич.
– Ну что, допрыгался? – спросил Прашкевич.
– А в чем дело?
– А то ты не знаешь? – усмехнулся мент. – Два часа назад какой-то придурок в ватнике всадил гранату в «БМВ» Дорофея.
– И ты что, огорчен смертью шефа? – спросил Малюта, приподняв голову и прищурив насмешливые серые глаза.
Прашкевич навис над Вырубовым.
– Ты беспределыцик, Малюта, – сказал он. – Ты убиваешь, как кролик срет часто и где хочет. Ты лезешь в бизнес, в который улица никогда не лезла, и сегодня тебе пришел конец. Твой киллер жив. И Лешка Анциферов жив. И они оба показывают на тебя, как на заказчика.
На самом деле Прашкевич врал. Он даже не знал, кто был киллером, и опознать погибшего по тому, что от него осталось, было достаточно затруднительно. Он, правда, опознал другого человека, Алексея Анциферова, одного из быков Малюты. Но сейчас Анциферов лежал в больнице на операционном столе, а когда Прашкевич с начальником СОБРа пришли в больницу, они увидели, что Анциферов в глубокой коме.
Но Малюта всего этого не знал. Место аварии окружили плотным кольцом, остатки машины подчистили и увезли, слухи менты нарочно запускали самые противоречивые, и трудно было понять, живы ли те, кто сидели в «девятке», и если живы, то как себя чувствуют.
– Собирайся, – повторил Прашкевич, – тебя уже ждут на Посадской.
На Посадской находился единственный в городе следственный изолятор.
– Завтра меня выпустят, – проговорил бандит, – а тебя уволят.
Прашкевич уже не мог сдерживаться…
– Тебя выпустят завтра, а пришьют ночью, – рявкнул он.
Камера, в которую определили Сергея Вырубова, была отнюдь не пресс-хата, употребляемая для внушений несознательным арестантам. Это была обычная камера с десятью шконками и двенадцатью подследственными. Четверо из подследственных были почетными рецидивистами, свято соблюдавшими воровские традиции и отмотавшими у хозяина не один срок. Пятый был авторитетный бродяга по кличке Мешок, чалившийся десять лет назад с Дорофеем в одной зоне.
Все они к вечеру очень хорошо знали, что случилось с Дорофеем. Прашкевич позаботился, чтобы тюремная почта загодя оповестила обитателей камеры, что показания против Малюты не то дал, не то может дать только один свидетель, да и тот находится на операционном столе и помрет в любую секунду.
Майор Всеволод Прашкевич провел ночь там, где никто не мог его найти – на даче у старого школьного знакомого. Его отыскали только на следующее утро, когда он явился на работу. В здание УВД ввалилась целая депутация, в которой, как бриллианты в короне, сверкали замгубернатора, курирующий силовые ведомства, и замначальника ФСБ. Как впоследствии донесли Прашкевичу, эфесбешник еще ночью попытался освободить Малюту своей властью, но ничего у него вышло. Начальник Прашкевича был в отпуске, и приказ мог подмахнуть только сам Прашкевич или краевой прокурор: прокурор же был человек опасливый и ставить свои подписи на таких документах обычно воздерживался.
Вся эта публика ввалилась в тесный кабинет Прашкевича, не стесняясь присутствия пары мелких оперов, и эфесбешник взял с места в карьер:
– На каком основании вы бросили в камеру бизнесмена Вырубова?
Прашкевич улыбнулся делегации. Улыбка Прашкевича смахивала больше всего на улыбку бультерьера.
– Какого хрена ты арестовал Малюту? – рявкнул замгубернатора, уже не сдерживаясь.
Прашкевич неторопливо раскрыл бывшую при нем папку.
– Я его не арестовал, – сказал Прашкевич, – я его задержал. На семьдесят два часа. Для выяснения обстоятельств. У меня есть показания о том, что позавчера в гостинице «Восход» была стрелка. На которой смотрящий над краем Дорофей вдрызг разругался с Вырубовым. Суток не исполнилось, Дорофея убили.
– Воры, которые были на стрелке, рассказали про Вырубова и Дорофея? недоверчиво спросил замгубернатора, курирующий правоохранительные органы. – Это ж не по понятиям?
Прашкевич молча подал три листа, исписанных школьным убористым почерком. Это были показания авторитета Дауда, и не очень точные: Дауд рассказал о том, что Вырубов отказался платить в общак, о Семине же не было ни слова.
– Мне сказали, что вы задержали Вырубова на основании показаний киллера! взвился человек из ФСБ. – Это ж мало ли кто и что может наговорить! Киллер, подонок, мразь, врет бог знает что, а вы из-за этого вранья бросаете в камеру уважаемого в городе человека!
Замгубернатора тем временем просмотрел показания Дауда.
– Это же чурка пишет, «чех»! – напустился он на Прашкевича, – разве неясно, чего он хочет? Он хочет, чтобы мы гонялись за русскими группировками, а сам он в это время подберет под себя город!
– Я что-то не понял, кого я закрыл, – сказал Прашкевич, – лидера русской группировки или уважаемого в городе человека. Вы как-то договоритесь между собой, товарищи…
Эфесбешник побагровел.
– Вот что, Всеволод, либо ты подписываешь бумагу об освобождении Вырубова, либо ты подписываешь заявление по собственному желанию.
Прашкевич молча сложил руки на груди.
– Ни того ни другого не подпишу, – заявил он. – Надо – увольняйте.
- Предыдущая
- 10/29
- Следующая
