Бандит - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/51
- Следующая
– Что, Валера, грустный, – спросил Иванцов, – рэкет еще не заел?
– Да какой там рэкет, – осклабился Нестеренко, – тут любой чиновник рэкетирам ничего не оставит. Мне на рынке один мужик жаловался: он птичье говно с крыш собирал и огородникам продавал на удобрение. Так вот собирал он, собирал, а потом к нему приходят из жэка и говорят: наше это говно, плати половину. Все, кончилось его дело, теперь он по тряпкам шустрит.
– Ну а ты?
– А ко мне вчера инспектор с санэпидстанции, третий раз за месяц! Я ему говорю, побойся Бога, сукин ты сын, ты же неделю назад приходил! А он: «У меня сестра приехала, что я, совсем сволочь бесчувственная, чтобы сеструху не встретить!» Сошлись на пяти сотнях…
– Гм, – сказал Юрий Сергеевич, что-то обдумывая.
Через два дня Юрий, имея под боком Валерия, остановился пошутить с плотным, лет пятидесяти мужиком, у него было обвислое лицо и задница, формой и весом напоминающая круг российского сыра.
– Как дела, Юрий Сергеевич? – уважительно справился мужик.
– Да вот, – осклабился Иванцов, – совсем плохо, надавал кредитов, а вернут ли, не знаю.
– Это кто же не вернет?
– А вот хоть он, – показал Иванцов на Валерия, – дали, понимаешь, парню на мороженое, а ваши проверяющие его совсем замучили: третий раз за месяц приходят. Если так дело дальше пойдет, то откуда парню возвращать кредиты?
Лицо плотного мужика вытянулось.
– Это кто же вас проверяет? – спросил он Валерия. – Да ходит такой, Чуркин, – сказал Валерий. – Черт знает что за безобразие, – разозлился мужик, – спасибо, Юрий Сергеевич, что сказали, завтра же разберусь.
Через некоторое время, когда Валерий под восхищенные крики нескольких бывших на базе девиц прыгал с тарзанки в мутные воды Москвы-реки, обвислый мужик вновь подошел к Иванцову. Рядом стояло довольно много народу. Какой-то седой с прибалтийским лицом человек в тенниске и шортах изучал неподалеку от купающихся иностранный журнал «Плейбой».
– Во дает парень, – заметил мужик и добавил: – Я думал, он ваш телохранитель.
– В некотором роде, – туманно ответил Иванцов.
– Валерий крутой парень, из Афгана, такой три раза откупится, а потом найдут где-нибудь вашего Чуркина в виде полуфабриката…
Плотный мужик вздрогнул и потупился: видно, Чуркин был человек честный и делился с ним долей.
Седой прибалт оторвался от «Плейбоя» и с интересом прислушался к разговору: он был немного знаком с Иванцовым – лет пять назад они работали в одном главке.
В следующее воскресенье Валерий не поехал в дом отдыха – работал. Уже вечером, усталый, он вкатился на грузовичке во двор магазина и стал на пару с Мишкой выгружать пустые холодные контейнеры. Солнце уже закатывалось за высокие пыльные крыши; в доме напротив визжала электропила, и листва деревьев, тяжелая и тусклая от московской пыли, шелестела на тихом теплом ветру.
На пороге подсобки сидел Гена-близнец и, разомлев от жары, сосал пиво из пестрого цилиндрика. Валерий подошел к нему.
– Иди помоги, – приказал Валерий, кивнув на ящики.
– Ты чего это мне приказываешь? – рассердился Генка.
– Или ты делаешь, как я тебе приказыуваю, или ты у меня не работаешь, – не повышая голоса, сказал Валерий.
Генка, ни слова не говоря, отставил пиво и пошел таскать контейнеры.
Валерий вошел в подвальчик, опростал на стол сумку с выручкой и, вынув калькулятор, принялся ее пересчитывать.
Скрипнула дверь – в подвальчик зашел завмаг Павел Иванович.
– Вы чего это в магазине, а не на дачке? – спросил Валерий. – Сахар вечером привезут, – сказал Павел Иванович, – разгрузить не поможете?
– Поможем, – сказал Валерий, – за мешок.
– Идет, – сказал Павел Иванович.
Валерий продолжал считать, время от времени шумно сопя и записывая что-то на клочке бумаги. – А ты где был? – спросил его Павел Иванович.
– На демонстрации.
– И что на демонстрации? – поинтересовался заведующий.
– Мороженое хорошо жрут, – сказал Валерий, – всю машину продали в полчаса, было бы еще – тоже продали бы.
– Шустрые вы ребята, – сказал Павел, – а если баррикады начнутся, на баррикады ты тоже с мороженым полезешь? – Баррикады, – задумался Валерий. И замотал головой.
– Не, они под такое дело могут все конфисковать. Бесплатно. На защиту родине.
– Тебе тут человек один вызванивал, Вилде какой-то или Вельде, сказал, что от Иванцова.
Вилде? Вельде? Не помнил Валерий такого.
Томас Вилде объявился на следующий день. Это был тот самый среднего возраста прибалт, который слышал разговор между начальником санитарной службы района и Иванцовым.
Вилде предложил Валерию поставлять мороженое в его кафе.
А через неделю, осмотревшись, спросил, не хочет ли Валерий стать его компаньоном по другому кафе, на Тверской. Вилде давно приглядел это место и уже договорился об аренде с соответствующим начальством, – место было приличное, подвальчик, занятый мастерской по ремонту обуви, и расположено хорошо. Многие купят здесь дома под квартиры или офисы, и ресторан рядом им совсем не помешает.
– Ты сам посуди, – сказал Вилде, – мороженое – это хорошо, но вот кончится лето, станет минус двадцать, и кто будет есть твое мороженое? А вот шницеля люди едят круглый год. А мужик ты пробивной, мороженого для тебя мало.
Возможность иметь собственное – ну, пусть не собственное, пусть с компаньоном – кафе поразила Валерия. Он уже знал, кого привлечь. Жорка-шашлычник готовил божественно, из мороженых туш делал такие шашлыки, что казалось, этот баран еще утром травку щипал. Жорка жаловался, что на шампурах не развернешься, и вправду кормил ребят дома такими обедами, что уже давно шутили: «У нас тут свой „Арагви“. Было еще два-три человека, из которых можно составить команду.
– Кафе – хорошее дело, – сказал Валерий, – но бабок на кафе у меня нет. Чего я тебе сдался?
– Деньги Иванцов даст, – сказал прибалт, – но хозяйский глаз нужен. Я вот там ремонт устроил, занесли кафель для кухни, а назавтра две его упаковки пропало!
На следующий день Валерий прямо с молочного завода, где он ругался по поводу жидких сливок, поехал смотреть, как идут дела в его будущем кабаке. Подвальчик был уже наполовину оборудован: коммуникации проведены, кухня сияла белым кафелем и крутыми ободками гигантских кастрюль, рабочие отделывали обеденный зал уютной вагонкой теплого телесного цвета.
Приехал грузовик с сантехникой и плиткой для туалета. Валера вышел подсчитать привезенное. Плиток оказалось на сто штук меньше. Рабочие сказали, что это ошибка, и Валерий с ними согласился, но дал понять, что за накладные с ошибками будут платить те, кто совершает ошибки, а не те, кто заказывал плитку.
Два дня Валерий провел перед будущей своей точкой, торгуя мороженым, шоколадками и жвачками. Он не столько торговал, сколько-наблюдал. Смотрел, сколько людей проходит мимо его лотка в обеденный перерыв и сколько – после работы. Как они одеты; сколько могут потратить денег на еду; какова вероятность того, что после открытия кафе они станут обедать и ужинать именно в нем.
Валерий прошел по соседним улицам. Большую часть квартир в ближайших домах составляли коммуналки, но во многих из них визжали пилы, у подъезда грузили на полуторки обшарпанные диваны и тумбочки. От каждого такого переезда у Валерия теплело на сердце. Коммуналки разменивались, в район вселялась новая публика, публика, которая сможет позволить себе ужинать в кооперативном кабаке – его кабаке!
В сущности, Валерий занимался тем, что на Западе называлось маркетингом, только слова этого он не знал.
Валерий прошел по улицам и сосчитал количество других кафе, количество вывесок государственных и новых коммерческих учреждений, зашел внутрь.
В трех государственных конторах столовых не было, люди в обеденный перерыв посещают гнусную общепитовскую точку напротив. Валерий потолкался-поговорил, и начальники учреждений согласились закупать обеды оптом у будущего кафе. А что, казенные деньги – не свои, инженер не пойдет в кооперативное кафе, а вот учреждение может отовариться оптом.
- Предыдущая
- 7/51
- Следующая
