Искатель. 1992. Выпуск №5 - Кинг Стивен - Страница 42
- Предыдущая
- 42/44
- Следующая
— Я провел два года в Вифезде. Получил медаль, кучу денег и это инвалидное кресло. А потом перебрался сюда. Люблю смотреть, как взлетают ракеты.
— Да, я знаю, — сказал Ричард. Он помолчал. — Покажи мне свои руки.
— Нет! — ответ получился быстрым и резким. — Тогда они смогут все видеть. Я тебе говорил.
— Прошло пять лет, Артур, Почему сейчас, вдруг? Можешь ты мне это толком объяснить?
— Не знаю. Не знаю! Может, такой длительный инкубационный период. А может, я подцепил эту штуку не там, а позже, в Форте Лодердейл. Или даже тут, на крылечке.
Ричард со вздохом перевел взгляд на залив, красный в закатных лучах солнца.
— Я пытаюсь найти разумный ответ, Артур. Очень не хочется думать, что тебе изменил рассудок.
— В крайнем случае я покажу тебе свои руки, — я сказал это через силу. — Но только в крайнем случае.
Ричард поднялся и взял трость. Он казался старым и немощным.
— Я пригоню вездеход, и мы поищем мальчика.
— Спасибо, Ричард.
Он двинулся домой по разбитой проселочной дороге, которая уходила через Большие Дюны в сторону Ки Кэролайна. На другом конце залива, ближе к мысу, небо стало цвета гнилой сливы, и уже можно было расслышать отдаленные раскаты грома.
Я не знал имени мальчика, но я часто видел, как он с решетом под мышкой прогуливается по песку перед закатом солнца. Мальчик был черным от загара, в заношенных шортах, сделанных из летних брюк. На городском пляже предприимчивый человек может собрать за день, если повезет, до пяти долларов, просеивая решетом четвертаки и десятипенсовики. Иногда я махал ему издали, и он махал мне в ответ — две незнакомые, но родственные души, двое местных, противостоящих легиону крикливых туристов на «кадиллаках» с туго набитыми кошельками. Вероятно, мальчик жил на хуторе близ почты, в полумиле отсюда.
Вчера, когда он появился, я уже с час сидел сиднем на своем наблюдательном пункте. Бинты я снял. Зуд был непереносимый, стоило же открыть им глаза, как становилось чуть-чуть полегче.
Невероятное ощущение: тебя, как дверь, приоткрыли и поглядывают в щель на мир, вызывающий ненависть и страх. Ужасней всего то, что я отчасти тоже видел его таким в эти минуты. Вообразите, что ваша душа переселилась в слепня, и он в упор разглядывает ваше бренное тело. Теперь вам ясно, почему я бинтовал руки, даже если рядом не было ни души?
Все началось с Майами. Я там имел дела с человеком из департамента ВМФ по фамилии Крессвелл. Он навещал меня раз в год. Кажется, его боссы готовы были снабдить меня грифом «секретно». Интересно, что они ожидали увидеть: странный блеск в глазах? алую букву на лбу? Кто их знает. Не зря же мне отвалили пенсию, какую и получать-то неловко.
Я сидел у Крессвелла в отеле, на террасе, и мы за бутылкой обсуждали будущее космической программы Соединенных Штатов Америки. Было начало четвертого. Вдруг у меня зачесались пальцы. Как-то по-особенному, словно по ним ток прошел. Я сказал об этом Крессвеллу.
— Небось трогал ядовитый плющ на этом с острове, — ухмыльнулся он.
— Здесь, кроме кустарника пальметто, и потрогать-то нечего. Может, это инфекция семилетней давности? — Я разглядывал свои пятерни. Руки как руки. Только чешутся.
В тот же день я подписал стандартный бланк («Торжественно клянусь, что я не получал и не передавал никакой информации, которая бы могла…») и поехал домой на своем старом «форде» с ручным управлением. Отлично придумано — сразу чувствуешь себя человеком.
Дорога предстояла неблизкая, и пока я добрался до поворота к дому, я уже изнывал от чесотки. Знаете, как заживает глубокий порез? Вот-вот. Ощущение такое, будто под кожу проникли живые существа и роют там ходы.
Солнце почти село, и мне пришлось разглядывать свои руки при свете приборного щитка. На подушечках, там, где снимают отпечатки пальцев, появилась краснота, маленькие такие пятнышки. И еще несколько — на суставах. Я лизнул кончики пальцев и тут же отдернул руку от омерзения. — Кожа была воспаленной и какой-то желеобразной, вроде мякоти подгнившего яблока.
Остаток пути я пытался убедить себя в том, что всему виной ядовитый плющ, но мозг сверлила жутковатая мысль. Дело в том, что моя тетушка провела последние десять лет жизни в мансарде нашего дома, отрезанная от внешнего мира. Моя мать, носившая наверх еду, запретила мне, ребенку, даже упоминать ее имя. Позже я узнал, что у тетушки была болезнь Хансена — проказа.
Приехав домой, я сразу позвонил на материк доктору Фландерсу. Мне ответили, что он отправился на рыбную ловлю, но если что-то срочное, доктор Баллэнджер…
— Когда вернется доктор Фландерс? — не выдержал я.
— Завтра к обеду. Вы можете?..
— Могу.
Я набрал номер Ричарда — телефон не отвечал. Я сидел в нерешительности. Зуд усиливался. От рук исходила какая-то энергия.
Я подъехал в кресле к книжному стеллажу и снял с полки потрепанную медицинскую энциклопедию. В разъяснениях было столько туману, что они больше смахивали на издевку. Я мог быть болен чем угодно… или ничем.
— Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В дальнем углу комнаты тикали старые «космические» часы. Издалека доносилось высокое ровное гудение самолета, державшего курс на Майами. Я слышал собственное дыхание.
И вдруг я с ужасом понял: я вижу страницы раскрытой энциклопедии. Вижу, хотя глаза мои закрыты. Правда, это было какое-то иное, четвертое измерение книги, искаженной почти до неузнаваемости, но это была она, вне всякого сомнения.
И я был не единственный, кто ее разглядывал.
Я скорей открыл глаза, чувствуя, как у меня сжалось сердце. Пережитое секундой назад ощущение не то чтобы прошло, но чуть притупилось. Я видел текст и диаграммы своим обычным зрением и одновременно, под острым углом, какими-то другими глазами. И эти последние воспринимали книгу как совершенно чужеродный предмет уродливейшей формы и исполненный зловещего смысла.
Я медленно поднес ладони к лицу, и вдруг вся комната явилась мне во всем своем отталкивающем бесстыдстве. Я вскрикнул.
Воспаленная кожа на пальцах потрескалась, и из этих язвочек на меня глядело множество глаз. Раздвигая мягкие ткани, глаза упрямо, бессмысленными толчками выталкивали себя на поверхность.
Но даже не это заставило меня вскрикнуть. Я впервые увидел таким свое лицо — лицо монстра.
Вездеход преодолел песчаный бархан и остановился возле самого крыльца, Мотор прерывисто поревывал. Я съехал в кресле по специальному пандусу, и Ричард помог мне перелезть в машину.
— Ну что, Артур, сегодня ты за главного. Командуй.
Я показал в сторону залива, где Большие Дюны постепенно сходили на нет, Ричард согласно кивнул. Из-под задних колес брызнул песок, и вездеход рванул с места в карьер. Обычно я не пропускал случая попенять Ричарду на то, что он лихачит, но сегодня я помалкивал. В голове крутились мысли поважнее: темнота их бесила, я чувствовал, как они лезут вон из кожи, пытаясь заставить меня снять бинты.
Вездеход, взвывая, мчался скачками по буграм, перелетал через высокие барханы. Слева садилось солнце во всем своем кровавом великолепии. Из глубины залива наползали черные тучи. Вот первая молния острогой вонзилась в воду.
— Направо, — сказал я. — Возле той односкатной крыши.
Ричард лихо тормознул, перегнулся через сиденье и достал заступ. Меня передернуло.
— Где? — бесстрастным голосом спросил он.
— Там, — показал я.
Он выбрался из машины, не спеша подошел к этому месту, секунду поколебался и всадил заступ в песок. Он копал и копал, бросая мокрый тяжелый песок через плечо. Тучи наливались чернотой, вода в заливе стала свинцово-холодной.
Он еще не кончил копать, а я уже знал, что он не найдет мальчика. Они его перезахоронили. Я разбинтовал руки на ночь, так что они могли все видеть — и действовать. Если меня так легко заставили убить, могли заставить и перенести тело. Пока я спал.
- Предыдущая
- 42/44
- Следующая
