Черный клинок - ван Ластбадер Эрик - Страница 17
- Предыдущая
- 17/153
- Следующая
– О-о, да это Лэрри! – воскликнула Маун. – Разве он умер? Вот так-так! Какой ужас.
Но она быстро сменила выражение печали, появившееся было на ее лице, и продолжала:
– Да, он не раз заходил сюда и смотрел экспонаты. Я устраивала здесь выставки, я их всегда провожу, вы же знаете? Сперва я считала, что искусство его не интересует, что он просто приволок сюда приятеля, ну этого, вы знаете, из пригорода, чтобы разыграть из себя важную шишку, эдакого мистера Нью-Йорка. Но потом я узнала его получше, и в конце концов выяснилось, что он покупает произведения искусства. – Она развернула обертку жевательной резинки «Базука бабл» и, сунув пластинку в рот, продолжала: – Вы же обычно чувствуете, чего хотят люди? Вот и я: вмиг поняла, как только вы появились, что пришли вы сюда не ради покупок.
– А для чего же я, по-вашему, пришел?
Если Маун догадается, что он пудрит ей мозги, она в виду не подаст. Она вздернула голову и немного склонила ее набок, рассматривая Вулфа, будто он был одним из произведений какого-нибудь художника, принесенных ей на оценку. Инстинктивно она продолжала жевать резинку, а потом выдула такой пузырь, каких Вулф еще не видывал, и сказала:
– Я думала, что вы ошиблись дверью. Через квартал отсюда открыт магазинчик «Урбан дизайн», в нем продаются всякие модернистские штучки.
– А это что, разве не то же самое? – поинтересовался Вулф и обвел рукой скульптуры.
– Разве искусство современно? – серьезно спросила Маун. – Если бы оно было таковым, тогда все эти произведения к следующему сезону можно было бы выбросить на свалку: их же никто не купит. Нет и еще раз нет – настоящее искусство вечно.
Пока он ходил по галерее, она наблюдала за ним, не переставая выдувать пузыри, а затем подошла и сказала:
– Все эти экспонаты – творение одной художницы. Ее зовут Чика.
А затем озабоченно спросила:
– Уж не собираетесь ли вы потребовать у нее назад деньги Лэрри?
Вулф повернулся и внимательно посмотрел на нее:
– Почему это я должен требовать деньги?
– Гм-м... Странно... Ведь если Лэрри отдал концы, то, я подумала, вы пришли сюда... – Она в замешательстве смолкла.
– А почему вы зовете его Лэрри?
Маун лишь недоуменно пожала плечами:
– Просто его так зовут. А что, не так, что ли?
Она выдула очередной пузырь чудовищных размеров.
– Ну мы это, Лэрри и я... – Она колебалась, рассказывать ли. – Думаю, он частенько заглядывал сюда из-за меня, хотя между нами ничего такого не было... Ну ладно, как-то в субботу днем мы зашли вон туда, в ту комнату, – она показала на матово-черную дверь в конце галереи, – и, знаете ли, трахнулись там, – она смущенно хихикнула. – Это было довольно нахально с нашей стороны, потому что в галерее были покупатели и посетители, и мы слышали, как они переговаривались и ходили, когда мы трахались. Ну и наглые же мы были.
Даю голову на отсечение, что так все и было, – подумал Вулф про себя, а вслух сказал:
– А когда мистер Моравиа, то есть Лэрри, купил свою... ну у Чики?
– Э-э... Во время открытия, – вспомнила Маун. – Он пришел сюда на торжественное открытие. Здесь была и Чика. Он переговорил с ней и приобрел ее вещь. Это было, так-так, с неделю назад. Потому-то я и подумала, что вы... ну это... ну вы знаете...
– Что адвокаты, занимающиеся его наследством, намерены вернуть ей обратно ее фигуру?
– Ну да. – Маун скорчила гримасу. – Ну вы же знаете, работы Чики подходят не всем. По сути, я даже и не думала, что Лэрри возьмет ее, а он ухватил ее с ходу. Он быстренько договорился с Чикой.
– С этой художницей?
– Угу.
– Не считаете ли, что он и ее трахнул?
– Не знаю. – Маун опять выдула пузырь. – Может, и трахнул. Думаю, он любит это дело.
– Какое дело?
Маун презрительно скривила свои черные губы – лицо ее приобрело от этого жуткое выражение:
– А что, юристы все такие тупые? Непонятливые. Лэрри любил трахаться, но у меня такое впечатление, что он не хотел... ну вы знаете, ну это, надолго с кем-нибудь связываться.
– Не хотел длительных связей, вы имеете в виду? Трах-бах-шлеп-грох-ам! Пока, мадам! Таков, что ли, был Лэрри?
Маун громко заржала:
– Да все они такие, а что, разве не так?
– Кто все?
– Да вы же знаете, ну эти парни вроде Лэрри. Немного погодя я его раскусила. Он был важной шишкой, весь набит деньгами. Спорю, что обедал и завтракал только в самых шикарных ресторанах, вроде «Четыре сезона» или «Льютс». Я имею в виду, что в нашей жизни он был пиджак пиджаком и ничем не отличался от других, но в глубине души смеялся над ними, ну, вы знаете. Он такую жизнь ненавидел, это была вовсе не его жизнь.
– А какая же была у него жизнь?
Она внимательно посмотрела на Вулфа:
– Лэрри был связан. Думаю, очень крепко связан.
– Сексуально?
– А как же еще?
Тогда он спросил:
– А вас Лэрри когда-нибудь связывал?
Маун опять выдула пузырь:
– Вы адвокат Лэрри или копаете под него? – Она даже слегка вздрогнула. – Нет, не связывал. Но я бы не возражала.
– Не возражали бы? – удивился Вулф вопреки обыкновению.
Трудно было представить себе, что эта эксцентричная особа является чьей-то дочерью, что у нее есть родители.
Она придвинулась к нему поближе, и он ощутил странный запах: смесь гвоздики и чеснока. Острый, экзотический запах без малейших нюансов.
– Вы что, чокнутый проверяльщик? – поинтересовалась она. – Большинство мужиков именно такие, я знаю, но слушайте: приятно, когда выходишь из-под контроля. Я имею в виду сильный контроль, вроде вашего. Само по себе это уже доставляет удовольствие.
Она окинула его взглядом с ног до головы и спросила:
– Вы-то сами любите удовольствия? Понимаете ли вы хотя бы, что это такое?
Вулф непроизвольно подумал, что она уже почти готова заманить его в ту самую комнату, чтобы он там связал ее. Душа его раздвоилась: одна половина хотела знать, на что все это будет похоже, другая – испугалась его неуемной фантазии.
– Вот вы упомянули, что Лэрри приходил с приятелем.
Маун опять выдула пузырь:
– Чего-чего?
– Вы сказали о приятеле из пригорода, что Лэрри прикидывался перед ним большой шишкой. Он что, тоже связанный?
Она рассмеялась:
– Ну нет, он не для этого, он не для него. Наоборот, он развязанный и какой-то не в себе.
– Что так?
Маун опять вздернула голову и стала похожа на некоего футуристического драчливого петуха.
– Ну вы знаете таких типов: костюм, подстрижен коротко, весь такой аккуратненький. Чопорный набитый дурак.
Вулфу не надо было дальше расспрашивать ее и просить дать более подробное описание. Сквозь красноватый туман ему представилось лицо миловидного молодого человека из престижного университета – без сомнения, Йельского – блондинистого, с пытливыми голубыми глазами. Таким он вдруг всплыл в памяти Маун.
– Он, должно быть, не из Нью-Йорка?
– Да, верно, нездешний.
– А откуда вы знаете?
– Он имел привычку говорить, как чиновник из Вашингтона. И вместе с этим, – она покосилась на Вулфа, собираясь устроить ему последний экзамен, применив сленг истинного нью-йоркца, и проверить, знает ли он его, – он выглядел как «Марта, Вулдя, посмотрите-ка только на эти высоченные домищи».
– Вы имеете в виду, что он говорил на каком-то говоре?
Маун довольно ухмыльнулась. Лицо ее стало от этого ужасным, как лицо каннибала из журнала «Нэшнл джиогрэфик», где рассказывается о Новой Гвинее.
– Угу.
– На каком говоре?
– Какого-то южанина.
– Вы, видимо, имеете в виду, что он говорит как-то мягко, немного растягивая слова.
– Во-во, точно.
«Тогда наверняка он из Вашингтона», – подумал Вулф и спросил:
– А у него имя-то было, у этого приятеля Лэрри?
– Конечно, было, – ответила с готовностью Маун, явно показывая, что расспросы ей очень нравятся. – Его имя только и представляет интерес. Звали его Макджордж Шипли. – И добавила: – Работает где-то в учреждении правительства.
- Предыдущая
- 17/153
- Следующая