Слово наемника - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 22

– Простор… – кисло улыбнулся Жак. – Напьются – кто с радости, кто с горя, а кому – лишь бы повод был. Начнут дома грабить, девкам подолы драть. А город спалят? Я, понимаешь, сам бы не возражал, если бы Лабстерман в мир иной отошел. Он мне уже поперек глотки стоит. Только тихонечко, без криков и шума.

Обнаружив, что бутылка пуста, Жак махнул рукой и наполнил стакан квасом. Выпив и крякнув, словно это был шнапс, буркнул:

– Пойло старого наемника!

– А говорили – «Любимый напиток Артакса», – с невинным видом заметил я, добавив: – А я как раз хотел долю запросить. Имя-то мое используют.

– Так она тебе идет, доля-то. Я проследил, чтобы пивовары ее в реестр внесли, – ухмыльнулся Жак. – А называют квас и так и эдак. А по мне – так все равно – пойло. Поросят им поить.

– Большая доля? – заинтересовался я.

– Ну не чрезмерная, – пожал плечами «ночной король». – Но один процент от выручки твой. С четырех пивоварен – талеров сорок за месяц набегает.

– Ого! – присвистнул я. – Хорошо квасок разбирают.

– Да уж, разбирают… – презрительно махнул Оглобля рукой. – Назывался бы квас квасом, так кому бы он был нужен? А как «пойло Артакса», так и спрос вырос. Ульбургцы пьют из уважения к тебе, а приезжие – из любопытства. Я твою долю велел ростовщику Лейбицу отдавать. Он все учеты ведет. Хочешь – сразу забирай, а хочешь – пусть дальше лежит. Деньги есть не просят, а процент капает.

– А чего ты вдруг о моей доле озаботился? Ты ж решил, что меня волки съели.

– Ну кто тебя знает? – заметил Жак, почесывая небритый подбородок. – Съели тебя волки, подавились… Тела я твоего не видел, а что болтают – так сам знаешь. Слова задницу не дерут.

– Ладно, – кивнул я. – Лучше скажи – про коня моего ничего не слышно?

– Передавали, что в городе его видели, осёдланного. Верно, тебя искал, а где тут сыщешь? И сказать – куда хозяин подевался, тоже не скажет. Потом он в конюшне у твоей фрау стоял. Эдди-то твой теперь у нее в работниках. Парень говорил – мол, коня расседлал, сумки с него снял, в стойло поставил. Но надолго не задержался – ушел. Эдди его даже остановить не пытался. С месяц назад видели какого-то гнедого за городом. Ну – Гневко, один в один. Посылал искать, а что толку? Да и боятся твоего коня. Говорят, злющий.

– Правильно, – согласился я, разглядывая стол – что бы еще съесть?

Жак, превратно истолковав мою мысль, стал оправдываться:

– Извини, капитан, – все на скорую руку. Сыр, ветчинку бери. Повар клянется – через полчаса печенка будет готова. Он ее пока в сливках вымачивает. Знаю, что ты куриную печень уважаешь.

– Печенка… – усмехнулся я, вспоминая, как не побрезговал ограбить нищего.

– То, что бургомистра пока убивать не будешь, – хорошо, – продолжил Оглобля свою мысль. – Мне же время нужно, чтобы узнать – кто вместо него будет. Сам понимаешь…

– Другие у меня пока заботы. Слово дал, что людям помогу.

– Выкладывай, – заинтересовался Оглобля.

Коротко, как только мог, рассказал ему о побеге с рудника, о слове, данном парням, и о серебряном обозе, который мы решили ограбить.

Выслушав мой рассказ, задумался. Пожал плечами.

– Ну что тут говорить? Надо ребятушек выручать. Да и серебро лишним не бывает. Когда тебя разбойники будут ждать?

– Через месяц, – сказал я, вспоминая, как мы «уламывали» атаманов. Я чуть язык не стер. Народ-то недоверчивый. Спасибо, жадность оказалась сильнее.

– Месяц… – хмыкнул Жак. – Месяц – это хорошо. Как раз успею.

Не договорив, что он должен успеть, Жак посмотрел на кувшин с остатками «пойла», скривился, будто лимон сожрал, и решительно встал из-за стола. Сделав шаг к закрытому внутреннему оконцу, грозно стукнул в него костылем.

– Печенка подходит! Айн момент! – отозвался испуганный голос трактирщика.

– Хрен с ней, с печенкой, пусть доходит. Скажи Анхен, чтобы вино несла. И – побыстрее, – хмуро приказал Жак.

– А у вас что нового? – поинтересовался я.

– Да все по-старому, – пожал мой друг плечами. – Да, вот еще что, – вспомнил он. – Искали тебя в городе.

– Кто?

– А хрен его знает. И не просто тебя, а молодого графа фон Артакса. Ну или как-то так.

– Может, графа д’Арто? – насторожился я. Неужто опять родственнички? Ну неймется же им! Когда же меня в покое оставят?

– Точно! – обрадовался Оглобля. – И портрет твой показывали. В ратуше, а потом у нас, на рынке. Ты там молодой совсем, кроме меня, никто не узнал, а я, как ты понимаешь, говорить не стал. Ну где же вино, мать вашу?!

От вопля содрогнулась перегородка. Если в столовой зале были посетители, то, наверное, удрали, а к нам влетела глухонемая (но все понимавшая!) служанка, тащившая в каждой руке по бутылке вина.

– Вот так-то, капитан, – довольным голосом сказал старый друг. – Много ли надо для счастья? Крыша над головой, вкусная еда, бутылка вина да девка, чтобы было кому юбку задрать.

– Особливо если ты хочешь задрать, – усмехнулся я.

– Вот-вот… Хуже, коли хочешь, да не можешь. Мне тебя жалко, капитан, – притворно вздохнул мой друг, потягивая вино. – Вот, коли мне не всхочется, так у меня хоть винцо останется. Пей, жизни радуйся. А ты что будешь делать?

– Мемуары писать, – брякнул я. – Или цветы разводить.

– Чего? – поперхнулся Жак. – Какие цветы?

– Жак, да к тому времени, когда мне хотеться не будет, меня уж и на свете не будет. Наемники столько не живут.

– Не гневи Господа, капитан. Ему виднее, кому и сколько на этом свете отпущено, – неожиданно серьезно заявил Жак, удивив меня несказанно. Вроде раньше за ним не водилось такого.

– Да я и не спорю, – зевнул я. Вести диспут на очевидную тему не хотелось. Вспомнилось, что последние две ночи не спал. Превозмогая себя, сквозь зевоту, спросил: – Парни мои где сейчас? Ну те, кто в особом отряде числились.

– Где же им быть? Все по своим гильдиям разошлись. В городскую стражу их Лабстерман не взял, побоялся. Если надо – сегодня же всех найдут.

– Пожалуй, не сегодня, – решил я, почувствовав, что от хорошей еды и чувства безопасности на меня накатывается дремота. – Сейчас бы поспать не мешало. Поспать, а потом доспехи искать. Где они теперь, интересно?

– Ты чем слушал? Я же сказал, что гнедой в конюшне стоял, а Эдди его расседлывал и мешки снял. Так что все на месте, у фрау фон Артакс, – захихикал Жак.

– У кого? – вяло переспросил я и зевнул.

– У фрау Уты фон Артакс! – откровенно заржал Оглобля. – Ты что, не знаешь, как твою жену зовут?

– Э… – оторопел я, а сон слетел. Хорошо, челюсть поставил на место, иначе – вывихнул бы.

Жак, сволочь, продолжал издеваться:

– Фрау Ута после твоего отъезда явилась в ратушу и потребовала, чтобы ее теперь именовали не вдова Лайнс, а фрау фон Артакс, горожанка вольного города Ульбурга, жена наемного воина, выполнявшего особые услуги и задания городского совета. То есть – временно имевшего статус горожанина. Патер подтвердил факт венчания.

– Как же так? Какой патер? – озадаченно промямлил я.

– Настоятель церкви Святой Магдалины отец Изорий, – любезно подсказал Жак.

– Так какого же хрена… – начал закипать я, но из уважения к сану пропустил все то, что хотел сообщить о патере: – Да как же такое возможно?!

Жак Оглобля посмотрел на меня как на несмышленыша:

– Внесла фрау Лайнс десяток талеров и стала фрау фон Артакс. А может – все двадцать. Сколько у тебя денег оставалось? Тыща? Две? Монет на хорошее дело можно не жалеть. Деньги господину патеру позарез нужны, а отпущение греха великий понтифик ему за два талера выдаст. Священному престолу деньги тоже не помешают. А вдова Лайнс или вдова фон Артакс – какая разница?

– А ей это зачем? – продолжал недоумевать я.

– Ну, капитан, – развел руками Жак. – Ты же у нас герой. В Ульбурге любая девица или вдова радехонька стать фрау Артакс. Тем паче – фон Артакс. Ты исчез, но мертвым-то тебя никто не видел. Значит – жена, а не вдова. Удобно. А вдовой останется – твоя наследница. Она уже насчет доли в прибыли от пивных справки наводила.