Соната моря - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 14
- Предыдущая
- 14/38
- Следующая
Варвара перевернулась на спину, раскинула руки и закрыла глаза. Хорошо… Вот и все по-прежнему, аполины хрюкают где-то неподалеку, и теплая, живая вода только прибавляет сил. Все так же, как и все ее девятнадцать лет, когда она нередко чувствовала себя скорее земноводным существом, нежели нормальным млекопитающим; все так же, и море, которое одарило ее и нечеловеческой приспособляемостью, и недевичьей выносливостью, и ранним развитием, снова ласково вылизывало ее, делая каждый сантиметр ее кожи трепетным и чутким, как язык хамелеона. Короче, море снова стало земным, но тем невероятнее стало то неземное, постороннее, что посмело родиться в этом море. Это не было предательством воды — здесь вмешалась какая-то другая сила.
Она еще не успела уяснить себе эту внезапно пришедшую на ум формулировку, как рядом зашелестела рассекаемая бортом волна и Теймураз крикнул:
— Руку давай! — И рывком втащил ее в лодку. Он стоял на корме в плавках и прилипшей к мокрому телу рубашке, и его трясло.
— С-сколько я там проб-болталась? — спросила Варвара, обнаруживая, что и ее бьет такая же неуемная дрожь.
— Шесть минут. С большими секундами.
— С-смотри-ка, даже не на пределе… Он смотрел на нее, как на чудо морское.
— Что ты на меня так смотришь, я синющая, да?
— Есть малость.
Она поразилась его сдержанности — ведь на его месте она обязательно спросила бы, как это получилось — шесть минут. Ведь для обычных людей и половина этого срока была недоступной.
— Ладно, не удивляйся, — сжалилась она над ним, — я ведь нэд'о, рожденная в воде, слыхал? Полжизни в море провела, отсюда и минутки лишние. И глубина более чем приличная. Геллеспонт переплываю в любую погоду, как этот… певец Гюльнары. Ну, и еще кое-что от морской ведьмы.
— Ляг на дно, не так холодно будет. Морские ведьмы не тонут, между прочим.
— Между прочим, они не тонут в обычном море, а тут…
— Тут тоже обычное море. Впрочем… — он закусил губы, и его сухая кожа еще сильнее натянулась на скулах. — Может, ты и права. В нашем море, как и во всей Степаниде, что-то бесовское. Только каждый видит это «что-то» по-своему.
Он причалил подальше от лабораторного пирса, чтобы кто-нибудь не пристал с расспросами. Быстро и бережно провел по запутанным тропочкам через парк.
По ступенькам своего домика Варвара поднималась, уже с трудом переставляя ноги и заботясь только об одном: как бы не улечься прямо тут, на крылечке, и не уснуть на пороге. Но Теймураз коротко бросил:
— В душ. И погорячее.
И она поплелась в душевую, тихонечко дивясь тому, что она слушается этого мальчишку, хотя у нее хватало ершистости восставать даже против Сусанина.
Пока она отогревалась, он сварил кофе, густой, сладковато-соленый и чуть ли не с кайенским перцем, а может, и с заветной лероевской травкой. Тошнота разом прошла, но спать хотелось с неослабевающей силой. Пришлось признаться:
— Знаешь, Теймураз, я окончательно скисла.
Он внимательно вглядывался в нее, и она подумала, что тоже впервые так близко видит его узкое оливковое лицо с тяжелыми веками и мокрой прядью волос. Лицо было напряженным.
— Не выйдет, — сказал он. — Во сне ты забудешь какие-то детали. А мне нужно, чтобы ты подробно — очень подробно! — пересказала все, что произошло там, на глубине. У нас тут со многими… происходит. Но похоже, с тобой было не то, что с другими.
Варвара опустила ресницы, нахмурилась, в глубине закрытых век заструились зеленовато мерцающие разводы. А похоже…
— Трудно определить одним словом… Полумиражи.
— Подробнее, пожалуйста. Это не прихоть.
Она вдруг вспомнила Майский Дуб, и неистовый спор, вспыхнувший внезапно, и, вероятно, традиционно, спор фанатиков, в котором она ничегошеньки не поняла; вот и сейчас со своими впечатлениями подольет несколько капелек масла на ту или другую из пылающих сторон… Но на крыльце в этот миг загрохотало, и зычный голос рявкнул:
— Экспонаты тут надобны?
Теймураз страдальчески приподнял брови, отчего стал похож на грустного Пьеро, и двинулся навстречу незваному гостю, нимало не заботясь о том, какое впечатление мог произвести его костюм, состоящий из плавок и плохо отжатой рубахи, местами прилипающей к телу.
Впрочем, на территории биостанции, похоже, экзотичности костюма не придавали ни малейшего значения.
— Надобны, надобны! — крикнула Варвара из-под двух одеял. — Только не входите, я сейчас оденусь!
Экспонаты оказались двумя крупными, с поросенка, разномастными кротами, которых небрежно держал за шкирку белобрысый увалень былинного новгородского типа. Теймураз, по-петушиному взъерошенный, едва-едва доставал ему до груди.
— Любимое начальство жалует на предмет разминки аппаратуры, — пробасил гость, протягивая девушке обмякшие тушки.
Ей почему-то подумалось, что в его памяти, наверное, еще не изгладился образ Кота в сапогах, преподносящего королю двух кроликов от имени маркиза Карабаса.
— Спасибо, я… — Варвара, машинально принявшая на ладони два пестрых тельца, вдруг осеклась и посуровела.
Таксидермия — дело безжалостное, и жестоко оно в первую очередь к самому таксидермисту. А объект, так сказать, производственного процесса — что ему? Его уже приносят не живым зверьком, а такой вот безжизненной тушкой. Случайность ли, болезнь, старость — что бы ни было причиной его гибели, она все равно уже позади и, следовательно, непоправима. Причина ее теперь повлияет разве что на какие-то тонкости при обработке шкурки. Казалось бы, несколько лет практики и привычка исключит возможность горевать по каждому поводу.
А на деле выходит не так. И сколько уж бывало, когда протянешь руки — и вот так ударит по всем нервам разом. Потому что окажется или старый знакомый, пусть не прирученный, но хотя бы узнающий тебя в толпе других людей, или зверь красоты сказочной и щемящей… Или вот так, как сейчас. Потому что это никакие не кроты, а новорожденные детеныши, и даже не из одного злосчастного, случайно погибшего выводка, а зверьки разной породы.
— Как же это вы так? — невольно вырвалось у девушки. Белобрысый молодец воззрился на нее с удивлением:
— Мы? При чем здесь мы?
— Ты еще не в курсе, — досадливо нахмурился Теймураз, которому явно не хотелось объяснять некоторые вещи Варваре при посторонних. — Я не успел тебя предупредить, что здесь это в порядке вещей. Как экспедиция, так с пяток слепышей обязательно подбираем. Прямо под кустами валяются. Хотя это и не вяжется…
Выразительное лицо его приобрело гримасу холодной брезгливости, отнюдь его не украшающей, словно он узрел на блистательном лике Степухи грязную кляксу. Ну естественно, ведь брошенные слепыши — это просто несовместимо с общим характером их обожаемой планеты. Воплощенного рая. Тарелки обетованной.
— Да, в высшей степени странно, — безжалостно подтвердила Варвара. — По земным меркам это детеныши сильные, жизнеспособные. Все способы реанимации перепробовали?
— Ну, Евгений Иланович вам живого бы не отдал. — От добродушного великана так и пахнуло омерзительным холодом, словно из сублимационной камеры. — А вы что, не были у него в вольере?
— Нет. Меня отрядили на капусту.
— А-а, — многозначительно изрек непредставившийся молодец. — Так вот, Евгений Иланович считает, что эволюция на Степаниде гораздо стремительнее и пластичнее, чем мы можем себе представить. Несколько тысяч лет назад — точную масштабную шкалу палеоэкологи нам выдадут не скоро — здесь внезапно началось падение численности большинства видов. Может, виноваты те, кто прилетел сюда раньше нас, но это вопрос пока спорный. Но так или иначе, природа ответила изменением репродуктивной схемы, то есть вместо одного-двух крупных детенышей стало рождаться пять-шесть мелких. Но некоторые особи просто не в силах угнаться за этими капризами эволюции, и вот результат — теряют собственных слепышей. Или позволяют им потеряться…
— Где это ты видел, чтобы самка потеряла самого сильного из выводка? — мрачно проговорил Теймураз, отбирая пеструю тушку у Варвары и для пущей убедительности встряхивая ее перед самым носом у гостя. — Не знаю, как там по гипотезе Сусанина, но ты же не в первой вылазке за Стену, где это ты видел выводки по пять-шесть медоедышей? Их два-три, и только один — такой крупный. А подгонять это под прилет неизвестно кого…
- Предыдущая
- 14/38
- Следующая
