Ночной позор - "GO-блин" - Страница 9

• Предыдущая
• 9/61
• Следующая

Александр Палыч оценил мое удивление и не без гордости пояснил:

— Пищу содержим в чистоте. Как там у вас, людей, говорится: «Не плюй в колодец…»

В отдельном помещении свиную кровь собирали и консервировали сосредоточенные девушки в белых халатах и валенках сорок восьмого размера.

— На весь район работаем,— сказал Александр Палыч.— Самая свежая и чистая кровь, без посторонних добавок, антикоагулянтов и консервантов.

— Ладно, ладно, давайте скорее к делу,— меня все эти подробности начинали уже нервировать.— Где обитал наш пострадавший?

— Да какой он пострадавший? Скорее преступник. Вон, в самом углу, видите, место пустует.

— А куда ваши свинарки смотрели? Неужели не заметили, как свинья через ограждение перелазит?

— Ночью это было. Я сторожа заклятием усыпил. Захотелось вдруг свежей крови, чувствую, на пустой желудок все равно не усну, вот и решил… Поужинать.

Осмотр свинарника никаких новых подробностей в дело не добавил.

На всякий случай мы заглянули в пасти нескольким соседним со сбежавшим кабаном свиньям: не режутся ли у них клыки. Вроде пока все было в порядке.

Тут меня осенило.

— А следы, следы должны ведь были остаться! Снег как никак.

— Есть следы,— меланхолично ответил Александр Палыч.— Что я, зря, что ли, ружье взял? По следам и пойдем охотиться…

Я переобулся в более подходящие к данным условиям сапоги, в просторечии именуемые валенками. Почему-то вся обувь в поселке Едальцево была только одного размера, зато — сорок восьмого. Ходьба в таких громадинах требовала особой сноровки. Сперва я делал шаг внутри валенка, затем усилием ноги перебрасывал его на несколько сантиметров вперед и вновь переступал в гулкой пустоте.

Перед трудной и продолжительной прогулкой по морозу следовало обезопасить свой организм от переохлаждения, запасшись как следует теплом внутренним.

— Она что у вас, на машинном масле? — морщась, спросил я.

— Почему же,— ответил Палыч, наливая еще по одной,— нормальный самогон, из патоки гоним. На отходах сахарного производства…

Выпив и закусив как следует, так, что я начал уже ощущать ко всему сущему самую искреннюю и чистую любовь, мы решили наконец двигать на проклятого хряка.

— Ты только ружье не забудь. А то вдруг он бросится,— строго говорил я, натягивая ушанку.— Эх…

И мы грянули, вероятно, для устрашения укрывшегося где-то в лесах порося бодрую и разудалую песню.

— Двенадцать-восемьдесят пять ноль-a! Двенадцать-восемьдесят пять ноль-бэ! — кричал Палыч. Его пошатывало.

— Из-за острова на стрежень, на простор морской волны…— тянул я немного заунывно. Луна над деревней хитро мигала в облаках.

Только выйдя на улицу, я понял, что совершенно непонятным образом уже наступила ночь. Время пролетело незаметно…

Весело переговариваясь, мы отыскали следы беглеца. Палыч светил фонариком, я двигался следом. Вой собак, днем звучавший вполне обыкновенно, сейчас казался каким-то зловещим и даже страшным, но меня это особо не беспокоило. Разве смутишь отважного охотника и следопыта такими глупостями?

Погода вздумала вдруг резко перемениться. Ветер усилился, начал срываться мелкий, сухой и колючий снег.

— Как бы нам следы не замело,— сказал Палыч.

Лично я был бы вовсе и не прочь, чтоб замело. Вернулись бы тогда обратно, и дело с концом. А завтра пускай Утка и Рыбка со свиньей разбираются. Я свой служебный долг и так уже, поди, выполнил.

Но снег, как на зло, не торопился заносить четкие отпечатки острых копытец.

— А что мы с ним делать будем? — спросил у меня Палыч.— Сразу уничтожим или поймаем для науки?

Похоже, его вера в могущество некоторого присутствующего здесь контролера была самую малость завышена.

— Как выйдет,— подумав немного, ответил я.— В зависимости от конкретных обстоятельств.

Хряк, видимо, тоже не дурак был по сугробам лазить и четко держался тропинки.

Пешая прогулка по свежему воздуху делала свое дело, и я не без грусти отметил, что постепенно трезвею. Между тем наша экспедиция ступила под своды древнего и таинственного леса… Или, если быть уж совсем точным, достигли мы обыкновенной посадки. Какие леса в нашей губернии? Тут же испокон веков степь одна.

По дороге Палыч, очевидно, стремясь укрепить во мне боевой дух, рассказывал, почему кабан считается у охотников едва ли не самым опасным и хитрым зверем.

— Лучше на медведя-шатуна нарваться,— говорил он суровым белым стихом,— чем с разъяренным вепрем повстречаться.

— Ну, у нас, по крайней мере, ружье…— неуверенно произнес я.

— Да что ему такой калибр? Разве что раззадорить. Дробь мелкая, заряд слабый. Нет, здесь ваши штучки нужны, боевые приемы, атакующая магия. Может, еще по одной?

— Есть? — удивился (читай: обрадовался) я.

— А то как же.

Вампир вынул из-за пазухи изрядно потасканную пластиковую бутылку из-под лимонада.

Эх, молодость. Вот как стану старый, буду перед внуками хвастать. Мол, молодежь, жизни не нюхали. Вот попробовали бы вы ночью, в лесу, из горла, рукавом занюхивая…

Тут мы услышали какой-то звук.

— Он! — обрадовался Палыч и принялся звать:

— То-о-оля!.. Анатолий! То-ля-толя-толя-толя!..

Из-за деревьев донеслось бодрое хрюканье. Хряк ломился к хозяину, ломая кустарник. И не в лом ему бегать… Эх, Толя, вломить бы тебе ломом промежду глаз, да лома под рукой нет.

Спустя несколько секунд беглая свинья выскочила на поляну. В призрачном лунном свете облик ее был страшен. Из пасти торчали белые клыки, морда была окровавлена. Не иначе, отыскала себе в лесу какую-то жертву.

Кабан замер, настороженно нас оглядывая. Маленькие, сверкающие в темноте глазки уставились сперва на меня, затем — на Палыча. Свинья недоверчиво поглядела на торчащую из-за спины вампира двустволку и начала медленно пятиться к деревьям.

— Толян! Да ты что! — воскликнул Палыч и попытался сбросить ружье на землю.

Хряк понял его движение совершенно по-своему и бросился бежать. Видимо, не знал, что ружье не тем патроном заряжено.

Вот точно, что-то они такое особенное в этот самогон добавляют.

Увидав те места жертвы, из которых готовится так горячо любимый всеми порядочными людьми окорок, я утратил вдруг всякое чувство страха, взамен ощутив ярость настоящей погони.

— Ату его! Ату! — возопил… Так можно говорить? А, хрен с ним,— возопил я и в огромном прыжке попробовал накрыть беглеца сверху.

У меня почти получилось. Укутанное в многочисленные тулупы мое тело рухнуло на свиной круп, то есть зад, я обхватил хряка обеими руками [1] за талию и весело крикнул:

— Попался!

Услышав над своим ухом мой немного надсадный, пожалуй, вопль, свинья пришла в совершеннейший ужас.

Она завизжала как резаная и ринулась спасать свою жизнь, воображая, должно быть, что на хвосте ее повисли все демоны ада.

— Врешь! Не уйдешь! — сказал я хряку, не разжимая захвата. Несчастное животное неслось вперед, обезумев от страха.

Я честно пытался удержать его, но надолго даже меня не хватило. Как назло, в голову не приходило ни одного подходящего случаю заклинания.

Кабан резко остановился, и могучая сила инерции, в полном соответствии с законом сохранения энергии, перебросила меня через него. Я рухнул на спину. Теперь розовый от мороза пятачок, из которого вырывались струйки горячего пара, смотрел прямо мне в переносицу. Тяжело дыша, мы уставились друг на друга. Где-то вдали замирали крики Палыча.

— Контроль Всему,— сказал я свинье.— Всему бывает контроль… Сдавайся!

Эту фразу я долго отрабатывал перед зеркалом.

Свинья помотала головой, будто давая понять, что без боя не уступит.

— Ну ладно. Тогда держись,— удивительно опасным голосом сказал я.— Контроль никого за здорово живешь не отпустит. Иначе что это за контроль?

Хряк попробовал было совершить коварный маневр, резко метнувшись в сторону, однако от меня разве ж за так уйдешь?

• Предыдущая
• 9/61
• Следующая