Лабиринт для троглодитов - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/32
- Следующая
— Послушайте, сойдите-ка с индикаторной доски, — сказал Вуковуд. — А то и вправду откроется, но где гарантия, что мы сможем все закрыть и вернуть в первоначальное состояние?
— Да вы с ума сошли, — резко обернулся к нему командор, которому пришлось опереться плечом, чтобы сохранить равновесие, не отходя все-таки от дверей. — Да вы себе в жизни не простите, что были в одном шаге от такого… Да вам вся Земля не простит! За это Монкорбье — ваш Монкорбье! — жизнь положил!
Даже здесь, в полумраке преддверия подземного хранилища, куда никак не могли попасть лучи восходящего солнца, было видно, как изменилось лицо Вуковуда.
— Не трогали бы вы Землю, -очень сдержанно попросил он, — и Монка тоже. Ключ мы нашли. Но он-то не про нас. И все вот это тоже чужое. Забраться туда — это все равно что украсть у детей.
Командор стратегов высокомерно выпрямился и посмотрел на Вуковуда сверху вниз, благо был на целую голову выше.
— Ну и терминология у тактической разведки — украсть… Считывание информации никоим образом ее не обесценивает, миновали времена борьбы за приоритет. Я не понимаю, чем это мы так обездолим здешних неандерташек, если заглянем в предназначенную для них публичную библиотеку…
— Что вы, что вы… ничем. Даже напротив. Подарим им еще одно бесплатное развлечение. Сначала мы считаем всю эту информацию, а потом они… с позволения сказать — считают.
— Да перестаньте же паясничать! Сами понимаете, любому кораблю сюда уже спускаться будет нельзя, раз планета заселена разумными существами. Мы — первые и последние, и всю ответственность я беру на себя, а уж к этому-то мне не привыкать.
— Послушайте, Гюрг, — сказал Вуковуд, — у нас сейчас более актуальная задача — заставить вот этот пандус подняться и принять исходное положение. Этой двери ждать еще много тысячелетий…
Варваре было очень жалко Гюрга. Это ж надо — привыкнуть к роли верховного судии на всех несчастных планетах Вселенной и вдруг очутиться здесь, без своих альбатросов, без подвигов, без слепого повиновения. Зато с мартышками-людоедами, к которым, честно говоря, ни малейшей симпатии и у нее не возникло. Сонные вонючие твари — дали небесные, до чего неприятно сознавать, что собственные предки были нисколько не лучше! Одно светлое воспоминание — дикареныш с цепкой просящей лапочкой, которому она подарила фонарик.
Гюрг заметил перемену в выражении ее лица и истолковал ее по-своему:
— Черт побери. Варвара, но ты-то — неужели и ты отсюда уйдешь несолоно хлебавши?!
Он и сам не заметил, как снова перешел на «ты». Варвара присела, задумчиво потрогала золотые бобики, как будто наклеенные на порог. Черное было теплым, светлое — ледяным.
— Если мы отопрем и эту дверь, — сказала она, глядя на командора снизу вверх, — то это уж точно будет выше уровня бабочки. Так что…
«Уровень бабочки» — это был неофициальный термин, прижившийся на дальних планетах и означавший, что производимое землянами действие может привести к изменению хода исторических событий.
Взрыв целого вулкана мог лежать ниже этого уровня, а щелчок зажигалки — выше. Все решала интуиция.
Но интуиция у каждого своя, и Гюрг, побелевший от бешенства, ударил сжатыми кулаками по полированной поверхности.
— Да говорят же вам, что это все чушь собачья с реверансами! Сделали один шаг, сделаем и другой, но останавливаться на середине… Нелепость! Быстренько отснимем все содержимое, а потом я вам гарантирую, что найдем и как дверь запереть, и как пандус поднять. Ну не впервой же, честное слово! Эй, скоч, камеру!..
Что-то мелькнуло вверху, Гюрг вскинулся, готовый цепко ухватить требуемый аппарат, но ничего не падало. Все дружно вытянули шеи и увидели, что съемочная камера висит в воздухе над их головами на уровне края траншеи. Да, сняли…
— Ч-черт, сговорились… — Гюрг снова саданул кулаком по стекловидной плите и тут же отдернул руки: на местах ударов расплывались черные пятна. — Вот, кстати, и подсказка для решения вашей проблемы: у всех этих сезамов должна быть «защита от дурака». Предположим, дураки как-то сюда проникли, но дальше их пропускать нельзя. Как отличить дурака от умного, от истинного сапиенса?
— А дурак будет вести себя… соответственно. — Вуд изо всех сил старался говорить помягче.
— Ну, да, как я. Он не заметит ключевых меток или, во всяком случае, не сообразит, как ими пользоваться, зато начнет бесноваться. Полезет с копьем, с топором, но они, по-видимому, не страшны. Страшно нечто, работающее от батарей, а такое сюда силовым полем и не пропускается. А окончательно взбесившийся дурак разожжет здесь костер, это уж точно. Так?
— Ну и что? — не удержалась Варвара.
— А то, что обратный ход, то есть закрытие дверей, принципиально найден. Можем не волноваться. Ну так что, вперед? Отснимем тогда и поведем себя, как дикари, — дверка и закроется.
Прямо, и только прямо. В чем же дело, Варвара? Вот он, девиз твоей юности, такой подкупающе чистый, бескомпромиссный… и бездумный.
— Эй! — крикнула она. — Там, наверху! Добегите до ближайшего леска и принесите охапку дровишек посуше! Мы подождем.
Гюрг развернулся и стал прямо перед ней, лицом к лицу — вспомнил, наверное, что вода и камень долбит:
— А с тобой-то что, Варвара? Кто тебя подменил? И главное — почему ты так торопишься удрать с этой планеты?
Она было бесстрашно подняла на него глаза, чтобы сообщить наконец, кто ее подменил, может и сам того не зная, — и вдруг осеклась, словно дыхание перехватило: удрать с этой планеты… Все ты перепутал, командор, все угадал с точностью, да наоборот, альбатрос ты далекого космоса! Полжизни она бы сейчас отдала, полжизни и усы; в придачу, только чтобы остаться здесь подольше, потому что удрать отсюда — это значит — до первого буя, а там ей налево, а ему направо, то есть одной на Тамерлану, а другому — в подпространство. И все. И что толку, что вперед и только вперед, если каждый пойдет этим путем в одиночку?
— Смотри, Варька, — добивал безжалостный голос, — это, конечно, достойно и доблестно — рваться обратно на Степаниду, где любимая профессия, долг перед человечеством и лягушки недоспиртованные. Но однажды ты проснешься и волком взвоешь, когда представишь себе, что мы сейчас пировали бы, и руки по локоть в этой самой информации, да что по локоть — мы купались бы все втроем, как в золотых пузырьках, как в пене янтарной…
И тут только до Вуковуда, который медленно выписывал восьмерки от одной стены до другой, точно гепард мышастый, начало что-то смутно доходить. Колдовское, медовое море Тамерланы, которую никто еще не осмеливался звать Степухой, всплыло в памяти. И никаких троих в этом море. Только двое.
Он плавно и хищно развернулся и вдруг бесшумно и бессуетно возник в единственно необходимой точке — как раз посередине между командором и девушкой.
— Вот что, стратег… — проговорил он проникновенно и ничего больше добавить не успел: сверху ухнуло и застучало по головам и плечам, упруго и небольно.
Охапка требуемых ветвей. И не вовремя — ох, как не вовремя, потому что и ей почудилось недосягаемое море ее Степухи.
И невзвидела света белого молодая дочь купецкая, красавица писаная… Гибкий ствол, оказавшийся в руках Варвары, с тяжелым резиновым хлюпаньем припечатывался к заветной двери, и черные полосы косо ложились на золотые иероглифы, перечеркивая их, а с губ девушки срывались отчаянные и неожиданные слова:
— Да закрывайся же ты, проклятущ-щая… закрывайся, чтоб тебе синим огнем сгореть, закрывайся, пока я не передумала…
Пол под ногами меленько задрожал.
— Как не помочь слабой женщине, — криво усмехнувшись, проговорил Гюрг и пнул дверь сапогом. — Закрывайся, тебе говорят, во имя всех мартышек Вселенной… :
Пол дрожал ощутимо, но не заметно было, чтобы пандус начал подниматься.
— Зажги! — крикнула Варвара Вуковуду.
Ни секунды не колеблясь, он наклонился к охапке чартарумского валежника и щелкнул зажигалкой. Слабый огонек скользнул по ветке, оттенился дымком. Запахло. Варвара скрипнула зубами — сырые все-таки, откуда скочу знать, что такое валежник для настоящего костра… Она бросила свое занятие и, опустившись на колени, принялась раздувать пламя. Нежная кожица на ветвях набухала пузырями, они шипели, лопаясь, и выбрасывали колечки пара, сладко-цитрусового, земного (ощущение ложное, запах имеет совершенно иную сенсорную характеристику…), а пол под горящими ветками начинал слабо светиться, но это было видно только ей одной (доложить об опасности проплавления перекрытия…); сейчас она раздует огромный костер, каких чартары еще не видывали… Чартары! Словно вызванные ее мыслью, они возникли разом по обоим краям спуска и некоторое время жадно вглядывались в то, что происходило внизу, и их широко раскрытые желтые глаза словно втягивали, впитывали в себя чудо пребывания на их молодой еще земле этих троих, столь схожих с ними самими и столь отличных… Глаза разгорались кошачьим огнем, зеленели, вцепившиеся в осыпающийся край, когти нервно драли корневища жесткой травы, и хищная сила накапливалась в выгибающихся, напружиненных хребтах, и не надо было никакого сигнала, просто переполнилась мера этого накопления, и они ринулись вниз, падая мягко и умело, сразу же отскакивая, и — бочком-бочком, по кругу, вокруг этих чужаков — на полусогнутых, с прижатыми к поджелудочной железе передними лапами, слишком похожими на человеческие руки.
- Предыдущая
- 29/32
- Следующая
