Человек человеку - кот - Коллектив авторов - Страница 88

— Не буди ребенка, ребенок спит, — шептала мама. — Покажешь ему утром.

Я не выдержал, вскочил с кровати, добежал до двери и выглянул из комнаты.

— Я не сплю, не сплю, не сплю! — закричал я. — Покажите мне!

Котенок оказался кошечкой, и папа предложил назвать ее Виктория. Он объяснил мне, что Виктория на латинском языке означает «свобода». А кошечки очень свободные животные. Я подумал, что латинский язык — это язык кошек, но папа объяснил, что латинцы были такие древние люди, они уже умерли и их язык все забыли. Но латинцы очень любили свободу и право. Почему они любили право и как вообще можно любить право — я не понял, но переспрашивать уже не стал. Папа любит объяснять мне все сам, а когда его много раз переспрашиваешь, он начинает злиться. У Виктории было серое пушистое брюшко, черные глаза, розовый язычок и белое ухо. Ни у одной кошечки в мире нет такого потрясающего белого уха как у нашей Виктории!

Папа сказал, что Виктория может жить в моей комнате, а гулять по всей квартире. Только залезать на столы ей нельзя и нельзя выходить во двор.

— Кошки — животные дикие, — объяснил мне папа, собираясь на службу. — Природа так задумала, чтобы они жили где захотят. Но в нашем веке только человек по-настоящему свободное существо, и только он имеет право жить где захочет.

— Тогда я буду жить под журнальным столиком! — решил я.

— Нет! — сказал папа, завязывая галстук. — Детям под столиком жить нельзя!

— А когда я вырасту, можно будет жить под столиком? — спросил я.

— Нет, взрослые тоже не живут под столами! — рассердился папа и ушел на службу.

Днем папа и мама уходили на службу, а я — в детскую группу. Виктория оставалась дома одна. Обычно она вела себя как положено, но иногда безобразничала. Однажды разбила мамину кружку. Но мама не стала ее ругать.

— Бедняжка, — сказала мама, поглаживая спинку Виктории. — Она сидит целые дни взаперти, конечно ей скучно.

— Да-с, — кивнул папа задумчиво. — Фактически для нее наш дом — это тюрьма.

— Что такое тюрьма? — удивился я.

— Тюрьма, — объяснил папа, — это такое место, куда запирают непослушных людей чтобы забрать у них свободу. Они годами не могут выйти из закрытой комнаты и пойти куда им вздумается.

— Давай пойдем куда нам вздумается! — предложил я. — В Зоопарк!

— Завтра рабочий день, — возразил папа и посмотрел на часы. — А ну марш в кровать!

В выходные к нам пришли гости. Дядя Антон сказал, что Виктория — это не свобода, а победа, но переименовывать кошечку мы не стали. Родители рано выставили меня из-за стола и уложили в кровать, а сами долго хохотали и звенели рюмками. Я лежал в темноте, но мне не было страшно — рядом на одеяле лежала Виктория и я гладил ее теплый бок.

Голоса переместились в прихожую, а вскоре хлопнула дверь, и я понял, что дядя Антон и тетя Оля наконец ушли. Мама долго звенела посудой, а папа шаркал по квартире тапочками, и наконец заглянул ко мне. Он был веселый и разговорчивый.

— Не спишь? — кивнул он мне, включая ночник.

А затем сел рядом на одеяло, а Викторию взял на руки.

— У-у-у! Зверь! — захихикал папа, лохматя Виктории голову.

Виктория осторожно принюхивалась к его рукам и недовольно фыркала.

— Человек, — начал папа и назидательно поднял палец, — царь зверей. Как человек захочет — так и будет. Вот.

— Наша Виктория тоже делает что хочет, — возразил я.

— Э, нет, брат! — хихикнул папа. — Кошка существо подневольное. Кошка что? Мебель! Человек кошку держит дома! Человек кошку кормит! И делает с ней что захочет. Хочет — призвал к себе, хочет — выгнал вон! — папа взял Викторию поперек живота и кинул на пол. — Вот, говорят, у нас нет рабства. Так вот же оно, настоящее рабство. Кошачье! — папа снова хихикнул.

— Что такое рабство? — спросил я.

— Это, брат, ты будешь учить в школе! — ответил папа. — Рабство — это когда у тебя совсем нет свободы. Это когда ты сам себе не хозяин! Когда ты никуда не можешь ни пойти ни поехать!

Я понял, что папа в хорошем настроении и наконец решился спросить:

— Папа, а мы можем полететь в поселок на Луну?

— На Луне живут только военные и ученые, — ответил папа. — Иногда туда летают туристы, но у нас никогда не будет таких денег.

— А мы можем поехать в Африку, где слоны?

— Мы можем поехать в Турцию, — сказал папа. — Но в этом году нет денег.

— А в Африку?

— В Африку нужна виза, — сказал папа. — И очень много денег.

— Значит мы не свободны? — огорчился я.

— Все люди свободны, — сказал папа. — Только надо хорошо учиться и слушаться старших. А когда вырастешь — надо много работать и тогда будут деньги. А когда будут у тебя деньги — будет страховка, обеспечение, квартира и машина. И тогда будет своя семья и дети. В этом и есть свобода.

Пока он это говорил, папин ремень начал трястись, но папа этого не замечал. Ремень трясся все сильней и наконец раздалась мелодия. Папа ее услышал, пошарил рукой и вынул мобильник.

— Да, Степан Григорьевич? — сказал папа. — Но ведь завтра выходной, Степан Григорьевич? Хорошо, Степан Григорьевич, я понял.

Он отключил мобильник, повесил его на пояс и поднялся.

— Спать! — скомандовал папа. — У меня завтра рабочий день!

Но прежде чем выйти из комнаты, он присел и погладил Викторию, дремлющую на ковре.

— Это только у кошек нет ни дел ни забот.

— А я бы хотел быть кошкой, — вздохнул я.

— Мал ты еще, многого не понимаешь… — усмехнулся папа. — Жизнь кошки — это вечная тюрьма. Стена, окно, миска да приказы хозяина. Просто это их счастье, что они сами этого не понимают.

Папа погасил ночник и вышел из комнаты, а я уснул. Мне приснилась огромная рука. Она высунулась из самого большого окна самого большого офиса самого большого города чтобы почесать за ухом папу, маму и дядю Антона.

© Л. Каганов, 2003.

Сегодня я проснулся с ощущением грядущих перемен.

Не то что-то этот мир сделает с собой, не то я с ним что-то сделаю. Дальше так продолжаться не может. И у меня есть нервы.

Кстати, а какое там время суток у Хозяина? Ага, кажется тоже день. Никак не могу привыкнуть к этому человечьему темпу — поспишь, поешь, погуляешь, опять поспишь — а у них все день.

Или же, все ночь… Хозяин еще ничего, он хоть не так буквально следует этому их солнечному циклу… он вообще близок к нам, насколько это возможно для человека. Но и в этом есть свои недостатки. Например, покормить меня он не то чтобы забывает, а просто как-то не вписывается. Впрочем, и я ведь его не всегда кормлю. Впрочем, нормальный кот сам себе должен добывать пропитание. Так что, квиты.

Ладно, хватит! Так можно весь день проваляться, размышляя ни о чем. Весь человечий день! Мняа-у! Ф-ф-ф! Как снег жжется!

Когда же кончится эта зима! Решено — сегодня! И у котов есть… Это я уже кажется думал…

Вот так и наступает старость. Хозяин замораживает мир, ты воленс-неволенс подстраиваешься под него, нельзя жить в доме и быть оторванным от Хозяина, привыкаешь со временем, мысли текут вяло, кружат на одном месте, как мышь в клетке, и не замечаешь, как сам заснул, замерз, умер, ушел, и мышь твоей мысли пляшет джигу на твоей тушке… Я не слишком кучеряво изъясняюсь? Поживете с моё с Хозяином — еще не так будете.

Ох! Сколько не заговаривай себе мысли, вставать все равно придется. Аи! Мняу! Со сна, по снегу, голыми лапами! Еще и на спинку снег нападал за ночь! Фр! Где-то тут я протоптал тропинку — почти до пола. Неужто и ее занесло? Нет, все-таки это ненормально — зима в доме. Хозяин по-прежнему сидит в кресле, окруженный сугробами, и бессмысленно смотрит перед собой. Может он… того?..

А-ап — на колени. Носом в нос — ты как? Морщится, отодвигается… Живой! Рука даже делает неуверенное движение — погладить меня. Но нет, лениво опадает. Достиг, называется, равновесия!