Каникулы в Простоквашино (Дядя Федор и лето в Простоквашино) - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая

Если уж Шарик стал высоким поэтом, может, мне тоже попробовать сочинять?"

И он действительно как-то с утра уселся за стих. Он решил не прославлять себя поэмами, как Шарик, а написать простое деловое стихотворение в подарок дяде Фёдору.

Он начал:

Я новый стих сейчас создам

И дяде Фёдору отдам.

— Ой, — говорит Матроскин. — Вот и всё. Готовое стихотворение получилось.

Он пошёл к дяде Фёдору и дал ему листок. Дядя Фёдор прочитал и говорит:

— Ну и создавай.

— А я же создал.

— Где оно?

— Да вот оно и есть "оно". Ты его держишь.

— Но тут написано "создам". Значит, ты его только будешь создавать.

— Да, нет, — говорит Матроскин. — Это я так подумал сначала, что создам и отдам. А когда я это записал, всё — теперь есть что отдавать. Уже есть две строчки, и рифма есть.

— Нет, — решил дядя Фёдор. — Мне ещё хотя бы две строчки нужны.

Матроскин думал, думал, думал… Ничего у него не получалось. Он к большому поэту Шарику пошёл.

— Шарик, что надо писать, когда ничего не пишется?

— Когда ничего не пишется, тогда про природу писать надо.

Эта мысль столкнула кота Матроскина с места. Он сразу придумал:

Он радостно пошёл сдавать работу дяде Фёдору.

— Вот это другое дело, — сказал дядя Фёдор. И положил это стихотворение в коробочку, где он письма папы и мамы хранил. — Только ты, Матроскин, лучше стихов не пиши. У тебя проза лучше получается. Я твои мемуары про блох до сих пор забыть не могу.

Однажды случилось удивительное. Почтальон Печкин к себе Шарика в гости позвал.

Поставил на стол всё самое вкусное — солёные огурцы, капусту кислую, квас. И спросил:

— Ну, как ты живёшь, Шаричек?

Шарик отвечает:

— Живу хорошо.

— А что это я в последнее время не встречаю твоих снимков про природу в газетах?

Шарик отвечает:

— Я сейчас поэзией увлёкся. Хотите послушать? Я вам отрывки из поэмы почитаю.

Печкин не очень хотел слушать. Ему поэта Юрия Энтина было достаточно. Но он сказал:

— Конечно, хочу… Немного.

Шарик встал в позу поэта Маяковского на площади Маяковского и начал читать:

Ну, как?

— Захватывающе, — сказал Печкин. — А сколько лет было чел-веку? И как его звали? Это не дядя Фёдор?

— Нет. Это совсем был другой мальчик. Но вы слушайте.

И он продолжал:

Шарик читал, размахивая руками. И ничего вокруг не видел.

Тогда Печкин написал ему записку:

"У меня к тебе, Шарик, есть разговор. Секретный".

Шарик как увидел записку, сразу как проснулся.

— Что за разговор?

— Шарик, а Шарик? Можно, я вашего козлёночка у вас заберу, а своего принесу? У меня он как-то похуже вырос. Больно тощенький получился.

Шарик подумал:

"Как это заберу? Мы к этой Нюше уже привыкли. Она у нас уже часы разбила и целый угол клеёнки съела. Она у нас как своя".

А Печкин продолжает:

— Я тебе за это всё лето буду косточки приносить.

Всё дело было в том, что из печкинского козлёночка козлик постепенно вырастал. А ему молочная коза была нужна.

Шарик задумался. Матроскин в последнее время только грибные супы варил, а у Шарика грибной суп полное отвращение вызывал. Ему очень хотелось, чтобы ему каждое утро косточки приносили. Но он спросил:

— А как же Матроскин?

— А мы ему ничего говорить не будем. Матроскин в поле уйдёт, мы козлёночка и подменим.

Шарик подумал, а потом твёрдо сказал:

— Нет. Он эту Нюшу из соски молоком поил магазинным. С собой в кровать клал в холодные дни. И потом, наш козлик серенький, а твой беленький.

— Какая разница? — говорит Печкин. — Серенький, беленький, красненький — это всё равно.

— Раз вам всё равно, дядя Печкин, — сказал Шарик, — пусть у вас беленький и остаётся.

На этом происки почтальона Печкина закончились. А Шарик ещё долго читал ему свою поэму:

Пока Печкин не заснул. И это ещё был не конец поэмы. Конец был Шариком ещё не придуман.

Однажды, это было в июле, смотрят дядя Фёдор, Шарик и Матроскин — идёт по деревне почтальон Печкин и на гармошке играет.

Дядя Фёдор удивился:

— А вы, дядя Печкин, на гармошке играть умеете?

— И на гармошке, и на балалайке, — отвечает Печкин. — У нас в Простоквашино все жители такие музыкально способные. Дед Сергей с горушки на контрабасе в клубе играет, а Пелагея Капустина на пиле.

Дядя Фёдор поразился:

— Надо же, а я и не знал!

— Это что, — говорит Печкин. — Вот в молодости я даже на скрипке играл.

— На скрипке?

— Ну да. Я на скрипке в молодости щеглов подманивал.

— Ой, — кричит Шарик, — это как раз для меня. Давайте вы будете для меня разных птиц подманивать, а я их буду фотографировать.

— Я тебе и на гармошке кого хочешь подманю, — сказал Печкин.

Он стал на гармошке петухом кукарекать. Да так задиристо и громко, что десять петухов со всей деревни сбежались и давай его клевать.

Печкин, дядя Фёдор и все скорее в ближайший дом убежали. Это была почта.

Тут Матроскин спрашивает:

— Что это вы, уважаемый гражданин Печкин, сегодня не работаете? А в середине дня с гармошкой разгуливаете?

— А сегодня такой праздник религиозный "Фотий — нельзя работать".

— Вот те раз, — говорит Матроскин. — Вот какие бывают праздники! Нельзя ли поподробнее?

— Нельзя, — говорит Печкин. — Я в календаре только название прочитал. И обрадовался. Там больше ничего не было.

— А может, там написано дальше, что работать нельзя, а надо учиться или книги читать?

— Может быть, — ответил Печкин. — Только я пока дальше не узнаю, я буду отдыхать и на гармошке играть.

— Всё, — говорит дядя Фёдор. — Идём к профессору Сёмину, пусть он нам расскажет, что это за праздник.

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая