Африканский казак - Лаптухин Виктор Владимирович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/123
• Следующая

— В горах донгольским коням трудно дышится. В этих краях они скучают и характер их портится.

— Сами ездите на них?

— Только на них. И на войну, и на охоту, — сказал Айчак. Чтобы чужеземец не подумал плохого о лошадях и самих всадниках, пояснил: — Кони этой породы резвые и выносливые, на них можно догнать даже страуса.

— Очень хорошо. Придет время, поохотимся и на страусов. Подвели коня, и Дмитрий, как учили старые казаки, встал перед ним. Не топтался кругом, не заглядывал в зубы, не велел гонять его по кругу. Просто встал спереди и оценил коня как товарища, с которым придется делать трудную работу. Увидел ясные глаза, широкие ноздри, легкие точеные ноги, широкую мускулистую грудь. Конь был спокоен, тоже внимательно рассматривал незнакомого человека, нюхал воздух.

Так простояли довольно долго.

Теперь предстояло проверить жеребца под седлом. Дмитрий сам осмотрел сбрую, неторопливо, приговаривая ласковые слова, надел уздечку, украшенную пластинками серебра, вложил удила. Попутно осмотрел зубы, определил — жеребцу пять лет. Значит, в полной силе и уже обучен… Поэтому и живот надул, так что седло легло неплотно и на ходу обязательно соскользнет. Хорошим тычком в бок дал понять жеребцу, что разгадал эту хитрость, и подпругу затянул как положено. С запястья стоявшего рядом галласа, который, как и все остальные, внимательно следил за седловкой, снял витую ременную плеть. Взвесил в руке — не хуже черкесской нагайки!

Огладил смирно стоявшего коня и лихо вскочил в седло. Тот сразу же встал на дыбы, а потом так поддал задом, что Дмитрий едва не очутился на земле.

Потом всадник и конь показали, на что способен каждый. Однако строгий мундштук и опыт суровых уроков на манеже Николаевского кавалерийского училища сделали свое дело. Даже когда жеребец внезапно изогнул шею и попытался укусить седока за колено, у него ничего не получилось. Просто Дмитрию пришлось энергично поработать нагайкой. В конце концов между ними было достигнуто полное взаимопонимание и опробованы все аллюры. В поту и пыли они вернулись под тень деревьев, где Айчик и его соплеменники встретили обоих с большим уважением.

— Коня поводить, пока не остынет, воды не давать, — распорядился Дмитрий. — Корм задам и напою сам. Айчак, пошли проверять часовых.

Темной грозовой тучей войско эфиопского монарха двигалось на север. Оно шло по нескольким дорогам, скапливалось у перевалов и речных переправ, растекалось по долинам. Начальники строго следили за порядком движения отрядов, высылали передовые дозоры, подгоняли отстающих. Все чаще возникали проблемы с продовольствием, и некоторые воины пытались пополнить казенный паек на полях и пастбищах местных жителей. Мародеров ловили и жестоко пороли «жирафами» — длинными и гибкими, как и шеи этих пестрых животных, плетями из бегемотовой кожи.

На привалах начальники выставляли охрану и размещали отряды в определенном порядке, но мало обращали внимания на соблюдение гигиены. Поэтому вскоре над лагерем, где воины и их слуги варили пишу, резали скот, кормили животных и совершали свой туалет, уже стоял густой запах. По утрам, как только пригревало солнце, тошнотворная вонь и тучи мух лучше всяких приказов заставляли людей быстро свернуть палатки и отправляться в поход.

Первые дни Дмитрий со своими галласами держался поблизости от мулов, навьюченных пушками. Если бы не пояснения и советы Айчака, он так и не смог бы разобраться в этом скоплении людей, так мало похожем на регулярную армию. Обычные в начале каждого похода путаница и неразбериха сопровождались ссорами погонщиков мулов, бесконечными перебранками женщин, появлением целых караванов стонущих больных, которых родственники отказывались оставлять в чужих краях и тащили с собой на носилках. На привалах между костров бродили какие-то личности, называвшие себя беженцами или паломниками, расспрашивали о своих знакомых, просили милостыню, развлекали воинов танцами и пением.

Каждое артиллерийское орудие было разобрано и перевозилось на четырех мулах: ствол, колеса, лафет — все в отдельных вьюках. Такой необычный груз вызывал большой интерес, и толпы любопытных окружали лагерь пушкарей. В первые дни это всеобщее внимание льстило артиллеристам и даже сам Теодорос громогласно вещал землякам о новом страшном оружии, которое многократно увеличило мощь армии негуса. Однако все изменилось после того, как однажды вечером какие-то люди попытались угнать несколько мулов с их поклажей, в то время как другие развели огромный костер вблизи ящиков со снарядами. К счастью, охрана не растерялась и вовремя изловила злоумышленников. Суд был скорым, и всех задержанных развесили на ближайших деревьях для всеобщего обозрения.

Вблизи лагеря пушкарей сразу же убавилось число любопытных. Тем не менее, чтобы не искушать судьбу, Теодорос, который за проявленную бдительность получил генеральское звание дэджазмач, повел свой караван по особой тропе. Конные галласы пошли в боковом охранении.

Этого странного человека Дмитрий увидел под вечер. Коренастый чернокожий с характерным широким носом и толстыми губами не походил на обычных покорных слуг и рабов, которых приходилось видеть в домах богатых эфиопов. Он вопил так, что эхо разносилось по всей долине, и ругался последними словами, призывая все кары Аллаха на головы нечестивцев, которые осмелились осквернить святыни истинной веры. Размахивая посохом, он смело наступал на вооруженных до зубов дозорных, стоявших смущенно опустив головы.

Заметив Дмитрия, чернокожий отвесил низкий поклон и громогласно призвал благоволение Аллаха и пророка Мухаммеда на все деяния могучего и бесстрашного витязя и его воинов.

— Что здесь происходит?

— Мы встретили этого паломника… — начал было старший дозорный.

— Эти грешники только по неведению хотят забрать моего осла! — воскликнул незнакомец. — Его копыта ступали по благословенным улицам Мекки и Медины. На его спине бесценный груз — Священная книга всех правоверных, четки, освященные у ниспосланного с небес Черного камня Кааба, молитвенный коврик, на котором я славил Аллаха у могилы Пророка в Медине.

— Кто ты и куда направляешься?

— Мое имя Альхаджи Хасан Инува. Я родился в славном городе Кано, что лежит далеко на западе во владениях могущественного султана Сокото. Я смиренный раб Аллаха и возвращаюсь домой после паломничества в Мекку и Медину. Я смиренный раб Аллаха… Воистину, я всего лишь смиренный раб Аллаха.

Трижды повторенная фраза насторожила Дмитрия. Это могло быть случайностью, но также могло быть и частью своеобразного пароля, который, как ранее предупредил Теодорос, использовался некоторыми его тайными агентами. Поэтому он негромко произнес другую часть условленной фразы.

— Да свершится предопределение по воле Его!

Рябое лицо паломника расплылось в широкой улыбке. В свою очередь понизив голов, он произнес:

— Да минует праведник ад и вступит в рай по мосту Сират, тонкому как волос и острому как меч… О храбрый витязь, сообщаю тебе, что за горой расположились две сотни всадников под командованием итальянского офицера. Они готовятся напасть на караван с пушками, когда он начнет переправляться через реку. Об остальном сообщу самому Теодоросу. Прикажи проводить меня к нему.

— Верните Альхаджи все его вещи! — распорядился Дмитрий. — Айчак, пошли с ним провожатым своего старшего сына. И чтобы с головы Альхаджи и волос не упал! Потом быстро возвращайся, надо потолковать.

Разговор получился коротким. Услышав о засаде за горой, Айчак довольно оскалился. Быстро, с помощью камешков и веточек, прямо у ног Дмитрия изобразил окружающую местность, обозначил горные вершины и ручьи.

— Сейчас пошлем наших разведчиков и точно узнаем, где расположились эти конные воины. Тогда уже завтра нападем на них. Это можно будет сделать отсюда или же с другой стороны. Что скажешь, фитаурари?

Ответить Дмитрий не успел.

Со стороны одного из холмов раздались выстрелы и крики. По склону быстро спускались трое. Судя по одежде — воины негуса. Один из них нес на плечах козу, а двое других оборачивались и попеременно палили из винтовок. За воинами гнался совершенно голый негр с пышной копной волос и копьем в руке.

• Предыдущая
• 28/123
• Следующая