Богатырские фамилии. Красные и белые (Сборники рассказов) - Алексеев Сергей Петрович - Страница 39
- Предыдущая
- 39/116
- Следующая
И наши бойцы про совпадение:
— Побил Федько в своё время Маркова.
— Пришёл черёд и дивизии марковской.
Так и получилось. Разбила, растрепала дивизия Федько марковскую дивизию. Побежали от Днепра белые солдаты.
— Стойте! Стойте! — кричит генерал Третьяков.
Бегут, спасаются в панике белые.
— Конец, — произнёс генерал Третьяков. Достал пистолет, поднёс к своей голове и выстрелил.
Узнали наши бойцы:
— Ещё одним генералом у Врангеля стало меньше.
— Ещё не стало одной дивизии.
Во многих сражениях гражданской войны принимал участие Иван Фёдорович Федько. Так же, как и Ян Фабрициус, он был награждён четырьмя орденами Красного Знамени.
Примчался однажды врангелевский фельдфебель Тяпкин к своему взводному командиру поручику Ляпкину:
— Осмелюсь доложить — страшное!
— Что страшное?
— С воздуха.
— Что с воздуха? Стрелы? — спрашивает поручик.
— Нет.
— Из пулемётов строчат?
— Нет.
— Бомбы сброшены?
— Страшнее, ваше благородие, — не унимается фельдфебель Тяпкин.
Вытаскивает он из кармана листок бумаги. Напечатано что-то на листке. Развернул, читает.
«Солдаты и офицеры генерала Врангеля!» — и далее про то, чтобы бросали врангелевские солдаты и офицеры Врангеля и переходили на сторону красных. «Не давайте себя обмануть», — написано было в листовке. Красная Армия разбила Колчака, Деникина, Юденича. Разобьёт и Врангеля. Организуйте Советы солдатских депутатов, арестовывайте своих генералов, толкающих вас на кровавую войну, говорилось в листовке. А в конце: «Всем частям Врангеля, отдельным солдатам и офицерам, перешедшим на нашу сторону, мы гарантируем полную личную неприкосновенность и безопасность. Их мы примем, как родных братьев». А ещё ниже про Врангеля, что негодяй Врангель.
Листовка была сброшена красными с самолёта.
Понимает поручик Ляпкин: опасная в руках у него бумага. Схватил листовку, побежал к командиру полка полковнику Горностаеву.
— Разрешите доложить — страшное, — докладывает поручик.
— Что страшное?
— Листовка.
Достаёт поручик листовку, передаёт полковнику. Развернул полковник Горностаев листовку, прочитал.
Помчался Горностаев на доклад к своему начальнику генералу Драценко.
— Господин генерал, позволю доложить — страшное, — докладывает полковник Горностаев.
— Что страшное?
— Листовка.
Достал полковник Горностаев листовку, передал генералу.
Развернул генерал Драценко листок, пробежал глазами. Нахмурился. Отпустил полковника. Свернул листовку. Поспешно собрался, отправился в штаб к генералу Врангелю.
— Ваше превосходительство, — докладывает генерал Драценко генералу Врангелю, — страшное.
— Что страшное?
— Листовка.
Взял генерал Врангель листовку, читает.
«Солдаты и офицеры генерала Врангеля!» Прочитал начало, середину. А в конце про себя — что, мол, негодяй Врангель.
Насупился, нахмурился генерал Врангель, зло посмотрел на генерала Драценко, словно бы это он, генерал Драценко, сочинил листовку.
— Страшна, как бомба, — сказал Драценко.
— Страшнее бомбы, — ответил Врангель.
Генерал Врангель любил ходить в чёрной черкеске. Газыри на груди. Тонкий пояс. Кинжал у пояса.
Вспомнив про эту черкеску, как-то красноармеец Язьков сказал о генерале Врангеле:
— Белый-белый, даже чёрный.
Рассмеялись другие. Сочетание слов необычное, действительно смешно.
Был у них в роте бывший студент, человек учёный.
— Алогизм, — произнёс студент.
Тут же объяснил он мудрёное слово:
— Алогизм — это значит нарушение логической связи.
— Ага, нарушение, — согласились другие.
— Нарушение, потому и смешно, — растолковал студент.
И вдруг Язьков:
— Нет нарушения. Всё здесь на месте.
Сразу же вспыхнул спор:
— Да как же на месте! Раз белый, значит, не может быть чёрным.
— Конечно, не может.
— Перечит правде.
— Исключено.
— Может, может! — твердит Язьков.
Надо сказать, был он от природы на редкость упрямым.
— Может! — стоит на своём Язьков.
Знали другие упрямство Язькова. Махнули рукой:
— Ладно. Пусть будет по-твоему.
— А это не только по-моему. Так оно есть и на самом деле: белый он, белый, аж даже чёрный!
И снова с бойцами спор.
Ринулся в бой Язьков:
— Белый он?
— Белый, — согласились бойцы.
— Белый, белый?
— Ладно, допустим так.
— Не допустим, а точно! — кричит Язьков. — Дважды он белый. Среди белых считайте белый.
Напорист в споре всегда Язьков. Умеет к стенке прижать другого.
— Ладно, — уступают бойцы. — Пусть будет так.
Если возьмётся Язьков что-то доказывать, словно кол, да в тебя вобьёт.
Продолжает Язьков атаку:
— А дела какие у Врангеля?
И тут же сам выдаёт ответ:
— Дела у Врангеля чёрные.
Посмотрели бойцы на Язькова:
— Эка же ловко выкрутил.
— Эка ж хитро подвёл.
Не поспоришь ведь тут с Язьковым.
— Что же, допустим, так.
— Не допустим, а точно, — не утихает Язьков. — Чёрные, чёрные.
— Конечно же, чёрные, — согласились бойцы с Язьковым.
— Нет алогизма, — сказал Язьков. Нет тут логического нарушения. Всё верно. И снова про Врангеля: — Белый-белый, даже чёрный.
Посмотрел на Язькова студент, усмехнулся:
— Пожалуй, верно. Нет тут алогизма. Нет тут логического нарушения.
Вышел в споре Язьков победителем. Пристало к барону Врангелю. Пошло гулять по взводам, по ротам:
— Белый-белый, даже чёрный!
Редеют в боях врангелевские полки. Необходимо полкам пополнение. В захваченных районах белые проводят мобилизацию.
Поручик Зюзин и фельдфебель Галкин — представители армии генерала Врангеля — приехали в Бердянский уезд, в село Новоалексеевку.
Цель приезда — провести мобилизацию.
Прошлись представители по селу. Село большое.
Потирает руки поручик Зюзин:
— Будет прибыток, будет!
— Так точно, будет, — поддакивает фельдфебель Галкин.
Повстречали на улицах мужиков, парней.
— Здоровые, как бугаи, — бросает поручик Зюзин.
— Так точно, как бугаи, — подтверждает фельдфебель Галкин.
Провели они мобилизацию. 207 человек собрали.
Ропот прошёл было по селу.
— Молчать! — закричал Зюзин, размахивая револьвером. — Молчать! Расстреляю!
— Он у нас строгий, — сообщал крестьянам фельдфебель Галкин.
Заплакали бабы. Заплакали дети.
— Тихо! Молчать! — снова покрикивал Зюзин.
— Цыц, непутёвые! — подавал командирский голос фельдфебель Галкин.
Построили мобилизованных в колонну, вывели за село. Пересчитал Зюзин. Все здесь — 207 человек.
Двинулась в путь колонна.
Ночевали в степи. Дышали привольным воздухом.
Проснулись утром. Смотрит Зюзин — что-то меньше, кажется, стало мобилизованных. И Галкину кажется тоже — меньше.
— Становись! — закричал Зюзин.
Построились мобилизованные. Сосчитал Зюзин. Из 207 человек менее ста осталось.
— Эх, такие, сякие, этакие!.. — ругается словами последними Зюзин.
Галкин и вовсе слова черней, чем земля, бросает.
Да что тут делать? Собрали оставшихся мобилизованных. Погнали колонну дальше.
Перед новой ночёвкой опять построили. Сосчитал Зюзин — пятьдесят человек осталось. Разбежались незаметно в пути другие.
— Ах вы такие, сякие, этакие!.. — снова свирепствует Зюзин.
Не выбирает слова и Галкин.
Да только кричи не кричи — не вернёшь ушедших, как день вчерашний.
Расположились опять они на ночлег. Уснули крепким сном мобилизованные.
Однако не спят Зюзин и Галкин. Караулят они оставшихся.
Ходили, ходили, по-богатырски со сном боролись.
Устали. Присели.
Сидели, сидели.
— Спишь? — спрашивает Зюзин Галкина.
— Никак нет, ваше благородие, — отзывался Галкин.
- Предыдущая
- 39/116
- Следующая
