Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник] [с илл.] - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 47

• Предыдущая
• 47/55
• Следующая

— Да, а вот в Америке мы понимаем все это несколько иначе, — ответил репортер.

— Именно так, сэр. Я был там в прошлом году с сэром Генри, в Нью — Йорке, сэр, я видел тамошнюю прислугу и как они работают. Деньги им платили, сэр, но работали они так себе, с ленцой. Вот вы, сэр, говорите в статье о чувстве собственного достоинства. Так вот, для меня было бы ниже своего достоинства работать у хозяина так же, как они.

Паскаль Даньян-Буве. Портрет джентельмена за письменным столом

— У нас даже слово «хозяин» не очень-то в чести, — заметил американец.

— Ну, да у нас тоже, осмелюсь вам заметить, сэр. Если вы служите в приличном доме, у джентльмена, то на время службы он ваш хозяин, а уж как вы его называете, не имеет никакого значения и ничего, собственно, не меняет. Но в жизни так не бывает, чтобы и волки сыты, и овцы целы. Приходится жертвовать частичкой своей независимости.

— Возможно, вы и правы, — согласился журналист. — Однако бесспорно одно: духу-то у вас точно поубавилось.

— Не совсем понимаю вас, сэр.

— Будь по — иному, вы бы не стояли чуть не навытяжку и спорили бы со мной на куда более повышенных тонах.

— Осмелюсь напомнить вам, сэр, что вы — гость моего хозяина, а мне платят за то, чтобы я прислуживал вам и чтобы ваш визит был приятным. Покамест вы здесь, сэр, я отношусь к вам именно так и никак иначе. Вот в Лондоне…

— И что же в Лондоне?

— Ну, в Лондоне, если вы соблаговолите удостоить меня беседой, я нашел бы средство заставить вас яснее понять то, что я пытаюсь вам объяснить. Моя фамилия Гардинг, сэр. Если вы получите весточку от Генри Гардинга, значит, я приехал, чтобы с вами поговорить.

И действительно, примерно три дня спустя сидевший в своем номере американский журналист получил от портье записку, что его хочет видеть некий мистер Генри Гардинг. Он ждал его в вестибюле, одетый в скромный твидовый костюм. Этот человек сбросил с себя свое подобострастие вместе с ливреей и являл собой холодную, нарочитую готовность отстаивать свое мнение не только словом. От его профессионального лоска не осталось и следа, а его гордая осанка привела бы в восторг самого ярого демократа.

— Весьма любезно с вашей стороны, сэр, что вы смогли встретиться со мной, — сказал он. — Мы не закончили нашу дискуссию касательно статьи, и я хотел бы сказать несколько слов по этому поводу.

— Ну что ж, — ответил репортер. — Могу уделить вам десять минут.

— Я понимаю, что вы занятой человек, сэр, поэтому постараюсь быть предельно краток. Тут напротив городской сад. Не могли бы мы поговорить на свежем воздухе?

Американец взял шляпу и последовал за слугой. Они шли рядом по посыпанной гравием дорожке, петлявшей среди кустов рододендрона.

— Дело вот в чем, сэр, — начал лакей, когда они зашли в уединенное место. — Я надеялся, что вы увидите проблему в нашем свете и поймете меня, когда я говорил вам, что слуга, старающийся честно служить своему хозяину за положенные ему деньги, и свободный человек, равный ближнему своему, — они суть разные люди. Есть человек долга, и есть просто человек. Люди долга — особый тип людей. Утверждать, что у меня нет своей жизни или что у меня нет чувства собственного достоинства лишь потому, что некоторое время я нахожусь в услужении другим, — вопиющая несправедливость. Я надеялся, сэр, что после того, как я вам все это разъяснил, вы встретитесь со мной как равный с равным и возьмете свои слова обратно.

— Знаете, вы меня не убедили, — возразил газетчик. — Человек есть человек, и он отвечает за все свои поступки.

— Значит, вы не возьмете обратно то, что сказали обо мне — насчет унижения и прочего?

— Не вижу тому никакой причины.

Приветливое лицо слуги потемнело.

— Ты возьмешь обратно все, — угрожающе прошипел он. — Все до последнего слова, или я тебе башку расшибу.

Американец неожиданно осознал, что оказался в весьма скверной ситуации. Его оппонент был крепок и силен, к тому же, несомненно, настроен более чем решительно. Нахмуренные брови вытянулись в упрямую линию, глаза сверкали, кулаки были крепко сжаты. Репортер поразился тому, что на «нейтральной территории» перед ним предстал совершенно другой человек — вовсе не подобострастный и вышколенный лакей из имения лорда Трасталла. Журналист был не робкого десятка и изготовился к поединку, как вдруг внезапно понял, насколько он был неправ. Он нашел в себе мужество признать это.

— Ну вот, сэр, на этот раз все разрешилось, — подытожил Гардинг, пожимая руку американцу. — Я не одобряю смешения классов, никто из перворазрядной прислуги так не думает. Но сегодня я не на работе, так что оставим это. Очень хотелось бы, чтобы ваши читатели и соотечественники поняли одну вещь, сэр. Хотелось бы, чтобы они осознали, что англичанин может быть поистине великолепным слугой, верным и преданным, и при этом он останется полноправным человеком.

ТРАГЕДИЯ

НА «ФЛАУЭРИ ЛЭНД»

Паровой буксир, деловито пыхтя, вел за собой похожий на барк клипер с высокими мачтами. Глядя на его блестящие, свежевыкрашенные борта, острый стремительный нос и изящно срезанный кормовой подзор, оставалось лишь любоваться этим быстрым, великолепно снаряженным кораблем, отправлявшимся в далекое океанское плавание. Однако те, кто знали о нем чуть больше, могли бы прочесть негодующую проповедь о том, что моряк — англичанин становится вымирающим видом. В этом смысле «Флауэри Лэнд» снискал себе в лондонском порту сомнительную славу. Кого там только не было — китайцы, французы, норвежцы, испанцы, турки. Они усердно мыли палубы и задраивали люки, но дюжий первый помощник капитана буквально рвал на себе волосы, когда узнал, что едва ли кто из экипажа мог понять команду, отданную по — английски.

Капитан Джон Смит пригласил своего младшего брата Джорджа в это плавание в качестве пассажира и своего спутника, надеясь, что свежий морской воздух и смена обстановки поправят его пошатнувшееся здоровье. Они сидели под тентом за бутылкой шампанского, когда по вызову явился первый помощник, глаза которого еще горели после недавней вспышки гнева.

— Ну — с, мистер Карсуэлл, — произнес капитан, — смею вам заметить, что нам придется идти долгих шесть месяцев, прежде чем мы увидим маяки Сингапура. Думаю, вы согласитесь выпить стаканчик за знакомство и благополучное плавание.

Капитан слыл веселым, добродушным человеком, и его красноватое обветренное лицо светилось благодушием. После этих слов гнев помощника несколько поутих, и он залпом опрокинул предложенный ему бокал шампанского.

— Как вам корабль, мистер Карсуэлл? — спросил капитан.

— С кораблем-то все в порядке, сэр.

— И с грузом тоже, — добавил Джон Смит. — Мы везем почти полторы тысячи ящиков шампанского плюс ткань в тюках. А что команда, мистер Карсуэлл?

Но тот лишь сокрушенно покачал головой.

— С них надо драть три шкуры, именно так, сэр. С тех пор как мы вышли из гавани, я только тем и занимаюсь, что подгоняю и подхлестываю их. Подумать только, кроме нас с вами и Тафира, второго помощника, на судне, по — моему, вообще нет ни одного англичанина. Стюард, повар и рассыльный — китайцы, плотник — норвежец. Ах да, еще Эрли, это наш юнга. Так вот он — еще один англичанин. Есть француз, финн, турок, испанец, грек и негр. Что до остальных, то я не знаю, кто они, потому что таких лиц я в жизни никогда не видел.

— Они с Филиппинских островов, наполовину испанцы, наполовину малайцы, — пояснил капитан. — Мы зовем их манильцами, потому что они все оттуда. Вы сами, мистер Карсуэлл, убедитесь, что они неплохие моряки. Я ручаюсь, что работники они тоже хорошие.

• Предыдущая
• 47/55
• Следующая