Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник] [с илл.] - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 27

• Предыдущая
• 27/55
• Следующая

Сказав это, он выбежал из хижины. Услышав тяжелые удары топора, мисс Мэдисон предположила, что он рубил одну из сосен, росших по краям лощины.

На какое-то мгновение ее озарил луч надежды. А что, если попытаться проскользнуть мимо него, пока он поглощен своей работой, а затем незаметно пробраться к выходу из ущелья? Она поднялась, полная решимости рискнуть во что бы то ни стало, как вдруг к превеликому ужасу обнаружила, что пока маньяк сидел у ее ног, ему каким- то непостижимым образом удалось опутать ее лодыжки веревкой, так что она оказалась накрепко привязанной к скамье. Только тогда она в полной мере осознала необычайную хитрость, изворотливость, невыразимую жестокость и безумную одержимость чудовища, в лапы которого она угодила. Она принялась жалобно звать на помощь, хотя знала, что крики ее так же бесполезны, как и ее отчаянные попытки освободиться. Она была полностью во власти маньяка.

Услышав ее вопли, он вернулся и застыл у двери, с укоризной глядя на девушку. Уже почти стемнело, и она с трудом различала его лицо.

— Дева, — покачал он головой, — ты разрушаешь все мои надежды. Неужели в решающий час ты падешь духом и отступишься? Боги оказали тебе великую честь тем, что выбрали именно тебя. Так будь же достойна их выбора. И знай, что кричать бессмысленно, поскольку на много километров вокруг нет ни одной живой души. Ты не единственная, кому в эту ночь уготована смерть. Когда свет погребального костра озарит вершины Кодморриса и твое сожжение завершится, тогда Ап — Гриффит, последний из жрецов, отправится на остров блаженных, до конца выполнив свое предназначение. Моя жизнь, как и твоя, дева, закончится с приходом пятнадцатого дня месяца аватара, который, по моему разумению, наступит в нынешний полночный час.

Доведенная до отчаяния, бедная девушка принялась молить безумца о пощаде, изо всех сил пытаясь разжалобить его, дабы он отказался от своего чудовищного замысла. Однако все ее увещевания и уговоры возымели прямо противоположный эффект, поскольку в приступе ярости друид бросился к ней и силой усадил ее на скамейку, к которой она была уже привязана.

— Коварная, неблагодарная женщина! — взревел он, обвязывая ее веревкой и затягивая узлы. — Тебе не удастся поколебать мою веру! Ни слова больше, или я заставлю твой язык замолчать! Ты и так уже совершила тяжкий грех!

С этими словами он схватил топор и вернулся к своей работе, принявшись колоть огромные поленья и укладывать дрова вокруг жертвенного камня.

На лощину постепенно опустилась ночная тьма. Бедная девушка, ни жива ни мертва, лежала на деревянной скамье, связанная по рукам и ногам. Снаружи виднелась долговязая фигура безумца, без устали орудовавшего топором с какой-то дьявольской решимостью. Вдруг удары стихли, и еле различимый силуэт куда-то исчез. Когда выглянула луна, девушка снова увидела его. Он стоял на коленях среди камней, ритмично качая головой и размахивая руками в молитвенном экстазе. Затем он поднялся и разразился хриплым, заунывным пением, жутким звукам которого вторило эхо крохотной долины.

Все это время мисс Мэдисон лихорадочно перебирала в голове возможные варианты побега, но все они представлялись ей невыполнимыми. Все ее чувства были напряжены до предела. Внезапно ей показалось, что где?то вдалеке раздался странный звук. Она изо всех сил напрягла слух, и вновь легкий ветерок как будто бы донес до нее протяжное гудение. Неужели рожок? А вдруг это ее друзья, спешащие к ней на выручку? Она замерла, слыша частое биение своего сердца. Минут пять тишину нарушало лишь монотонное завывание безумца. Затем до ее ушей донеслось то же призывное гудение, только теперь оно было громче и гораздо ближе. Похоже, друид также услышал его, поскольку он оборвал свои молитвенные заклинания и беспокойно заметался из стороны в сторону.

По ее расчетам, время приближалось к одиннадцати вечера, так что оставалось чуть больше часа до того момента, когда маньяк начнет осуществлять свой зловещий замысел. Ожидание становилось нестерпимым. Она лежала, закрыв глаза и отсчитывая секунды, и ждала, когда же вновь прозвучит далекий рожок. Но вокруг царила тишина кладбища.

Медленно текли минуты. Минуло полчаса, но ее спасители, казалось, сквозь землю провалились. Прошло еще пятнадцать минут, и безумец, любовно оглядев результаты своих трудов, приступил к последним приготовлениям. С помощью кремня и кресала он развел огонь, а затем поджег сухой мох и щепки, лежавшие под сложенными горкой дровами. Сухие смолистые поленья с треском занялись,

и длинные языки пламени метнулись к краям жертвенного камня. Маньяк подошел к двери хижины.

— Время пришло, дева! — торжественно объявил он.

Вы только представьте себе это жуткое зрелище! Взметнувшийся к небу столб огня, пляшущие на скалах тени елей и языческих камней, а на фоне пламени — безумец в разодранном балахоне, наклонившийся над съежившейся от ужаса девушкой! Он совсем было собрал— разрезать веревки, как вдруг у входа в лощину раздалось звонкое пение рожка и громкий гомон голосов. Спасательный отряд заметил полыхавший костер.

Друид заметался, словно загнанный в угол зверь.

— Поздно! — проревел он. — Слишком поздно! Судьба твоя предрешена, и ты умрешь!

Он схватил скамью с лежавшей на ней ничком девушкой и с невероятной быстротой побежал к костру, где он положил ее ряде с бушевавшим пламенем и достал из-за пазухи свой длинный нож. Последнее, что запомнила моя невеста, — это искаженное яростью лицо, безумные горящие глаза и занесенное над ней сверкающее лезвие ножа.

Когда она пришла в себя, ее окружали улыбающиеся лица друзей. Голова ее покоилась на моей груди, и первым произнесенным ее словом было мое имя. Чуть педаль лежал друид с кровавой раной в голове. Сам не пойму, как я умудрился сломать трость о его череп. Понимаете, все произошло спонтанно, и опоздай я хоть на секунду этот безумец пронзил бы ей сердце.

Мы со всей возможной осторожностью перенесли ее на постоялый двор в Лландуране, но на следующий день у нее началась мозговая лихорадка, и несколько недель она находилась между жизнью и смертью. Все пережитое так сильно сказалось на ее здоровье, что малейшее напоминание о тех событиях наносит ей душевную травму. Вот почему я тщательно скрываю от нее все, что касается происшествия с доктором Прайсом.

— А что же друид? — спросил я.

— О, им оказался весьма известный историк и археолог. На почве своих изысканий он тронулся умом, и его поместили в психиатрическую лечебницу. Однако за полгода от описанных мной событий ему удалось оттуда бежать, после чего он как в воду канул. Очевидно, он укрылся в том горном ущелье, где стал совершать языческие обряды. Он охотился на диких коз и питался тем, что удавалось добыть.

— И что с ним сталось дальше?

— А вот это самое загадочное во все этой истории. Не знало, то ли от моего удара у него в голове шарики встали на место, то ли еще что… Но факты таковы, что когда он очухался, он вновь сделался нормальным, как мы с вами, и, насколько мне известно, таковым и остался. Его какое-то время подержали в лечебнице, опасаясь рецидива, но, в конце концов, выпустили. Тсс! Кажется, она просыпается. Да уж, судя по всему, следующая сессия парламента выдастся на редкость веселой! А ты как думаешь, дорогая?

КОНЕЦ ДЖОНА

«ДЬЯВОЛА» ХОУКЕРА

На углу улицы Друри Лейн есть прелюбопытная лавка гравюр и эстампов. Открыв тяжелые дубовые двери и оказавшись внутри, где царит полумрак и пахнет музейной пылью, вы словно попадаете в коридор, ведущий в прошлое, потому как здесь повсюду вас окружают картины минувших дней. Но особенно мне нравится тот столик, что слева, на котором в некоем хронологическом порядке лежит большая стопка портретных гравюр. Здесь те’ кто стоял у трона королевы Виктории, тогда еще совсем юной, — Мельбурн, Пиль, Веллингтон. Далее идет время виконта Дорсей и леди Блессингтон, еще дальше — длинная череда фаворитов — советников и временщиков; среди них выделяется великий и в то же время малоизвестный, державшийся в тени Джон Дойль, который в свое время по существу и управлял страной. Почти в самом низу — блестящие щеголи и знаменитые боксеры времен регентства — самодовольный Джексон, здоровяк Крибб, бонвиван Браммелл, круглолицый Олвейни. И тут вам, возможно, попадется лицо, на котором ваш взгляд поневоле задержится дольше, чем на других. Оно вполне могло сойти за лик Мефистофеля — тонкое, смуглое, вытянутое, с густыми бровями и резким, пронизывающим насквозь взглядом горящих глаз. На раскрашенной гравюре этот человек изображен в полный рост — высокий, прекрасно сложенный, с широкими плечами и узкой талией. Одет он в застегнутый на все пуговицы зеленый камзол, бриджи из оленьей кожи и высокие сапоги. Внизу надпись: «Сэр Джон Хоукер». Это и есть легендарный «Дьявол» Хоукер.

• Предыдущая
• 27/55
• Следующая