Актеры на мушке - Кащеев Кирилл - Страница 7
- Предыдущая
- 7/41
- Следующая
Короче, прокинуть меня уж совсем у жюри не было никакой возможности, и теперь меня возьмут в киевский театральный без экзамена. На бюджет. Если, конечно, мы с мамой придумаем, где мне жить (общежития никто не обещал!) и на какие шиши питаться! Еще бы неплохо одеваться, чтоб надо мной не хохотали дочки таких, как та владелица турбюро, но это уже дело третье…
Главное, что кредит мы так и не отдали! За мамой стал бегать их завотделением, а она его отшила. Правильно, как выяснилось, отшила – тот еще гад оказался. Теперь, когда операции между хирургами распределяют, маме достаются только пенсионеры и многодетные матери. Для пациентов, конечно, это счастье – надо знать мою маму, она хоть над нищей старушкой, хоть над суперкрутым бизнесменом одинаково трясется. Бабушки потом целуют ей руки, называют доченькой, спасительницей, голубушкой-доктором… Но кредит нам отдавать не из чего!
Кстати, считается, что я про историю с завотделением ничего не знаю. Маминой зареванной физиономии не замечаю, телефонных разговоров не слышу, на высказывания ее подружек внимания не обращаю. Дома я прохожу как хорошая девочка, а все хорошие девочки должны быть слепые, глухие и желательно слегка придурковатые.
Если кто до сих пор не понял – папы у меня нет. Не то чтобы я в пробирке родилась – когда-то он был. А потом мы с мамой ему разонравились.
Вспомни черта – он и появится. Теперь я поняла, почему мама включила это чудо враждебной техники – наш телефон.
– За все эти годы я ничего у тебя не просила! – звучал ее тихий голос – такой безнадежный, что мне захотелось выскочить из постели и дать маме по голове! Неужели она не понимает, что человеку с таким безнадежным голосом откажут обязательно?!
– Мне не нужно, чтоб ты выплачивал за меня кредит! Я пропустила всего три… нет, уже четыре платежа… Помоги мне с этим, а дальше я сама! – Она замолчала, видно, слушала ответ. А мне даже слушать не надо, я и так догадываюсь, что он говорит!
Мама молчала долго…
– О да, действительно огромная, неподъемная сумма! – теперь в ее голосе одновременно звучала издевка и… мольба. – Даже удивительно, как это твоя новая жена за один шопинг запросто ее… «поднимает»! Да в конце концов! – Мама вдруг заорала – и это было так неожиданно и так непохоже на нее, что я подскочила в кровати. – Я же не на себя их потратила! Она и твоя дочь тоже! Что? Что? Почему? Почему у нее не должно быть всего этого? У нее талант – настоящий, большой талант! Почему он должен пропадать? Потому что ее отец – жадный мерзавец?
Я услышала, как трубка шарахнулась об базу.
– Мой сын ничего не обязан для вас делать, милочка!
Опа-на, оказывается, тут еще бабулечка заявилась с утра пораньше с очередным вражеским визитом! Вот интересно, отец от нас ушел, а бабушка, его мама, – нет. И почему за все хорошее надо бороться – зато бабушки достаются просто так?
– Он ведь платит вам алименты! – с неимоверным достоинством напомнила бабушка.
– У меня ночью было три операции – я слишком устала, чтоб смеяться над вашими шутками, Марта Захаровна! – бросила мама.
Действительно, папины алименты – тот еще прикол! Папаня у меня – топ-менеджер в одной ну о-очень крупной фирме, но зарплату он получает «в конверте». Когда я была маленькая, мама объяснила, что это зарплата, которую начальник платит папе «по секрету». Я даже воображала, как папа и его начальник будто случайно встречаются в коридоре – и пухлый конверт с деньгами незаметно переходит из рук в руки. Или отец находит запакованные в целлофановый пакет деньги в бачке унитаза. Или крадется к дуплу дерева в дальнем лесу, разгоняя настырно жужжащих диких пчел в попытках добраться до заветного конверта…
Мама говорила, что секретная зарплата – лучше, потому что больше. Может, так и было, пока мы жили вместе, но когда мама с отцом развелись, оказалось, что алименты он нам будет платить со своей обычной, не секретной зарплаты, а это такие копейки!
– Вы ведь не только кредит не платите – у вас и по коммунальным услугам огромный долг, не так ли? – тоном прокурора, обличающего убийцу сотни младенцев, объявила бабушка.
Конечно долг! Сперва-то мы честно кредит возвращали – а на все уже тогда не хватало! Нам уже пригрозили отключить электричество и телефон. Ну, хоть из банка звонить перестанут…
– Почему, собственно, мой сын должен расплачиваться за ваше легкомыслие? – продолжала вещать бабулька.
– Марта Захаровна! Вы же сами предложили ему позвонить! – наконец взорвалась мама.
– Я ничего не предлагала! – не менее бурно возразила бабушка. – Я так… выдвинула идею. А вы, моя дорогая, могли быть гордой и отказаться!
Все, я поняла, что надо вставать. Нашарила тапочки и пошлепала на кухню. А идти-то недалеко в нашей хрущевке!
– Мамину гордость мы решили собрать в мешок и распродать частями, – становясь в дверях, объявила я. – Очень дорогая штука, между прочим! Папе она еще во время развода кучу денег сэкономила! Привет, баба Марфа!
Бабушку перекосило. Она терпеть не может, когда ее называют не Мартой, а Марфой, тем более – бабой. Надо ли говорить, что именно так я ее и называю.
– Не смей говорить гадости о родном отце! – процедила бабушка.
– Нельзя говорить – буду писать, – покладисто согласилась я. – Краской на заборах. Как думаешь, где лучше – у его дома или возле офиса?
Мама повернулась ко мне от плиты и бледно улыбнулась:
– Мы думали, ты еще спишь…
– Поэтому и вопили на весь дом, чтоб мне спалось крепче?
– Хамкой растет, – с удовольствием прокомментировала бабушка.
– А что ты хочешь – безотцовщина, – вздохнула я и ухватила еще теплый сырник с курагой. Принялась жевать, с любопытством глядя, как бабушка тоже выбирает сырник и наливает себе вторую чашку кофе. Ее сын с нами давным-давно развелся, спрашивается, чего она к нам таскается? Только не говорите мне, что любит – разве что сырники и кофе, и то и другое у мамы получается обалденно. Когда любишь, хочешь, чтоб человеку было хорошо, ну или хотя бы не было плохо. А она приходит и зудит, и зудит, и зудит, что я распущенная, безнравственная, одеваюсь как взрослая фотомодель, а ведь мне всего пятнадцать, никого не уважаю, эгоистка, занята только своим театром, а все мама виновата, меня не воспитывает, денег не зарабатывает, за собой не следит, одевается как с помойки, в квартире грязь, как в такой грязи доставшееся ей в дочери юное дарование может заниматься своими театральными делами, неудивительно, что девочка растет распущенная, никого не уважает…
Иногда мне кажется, она пытается убедить себя, что мы действительно плохие и прав был отец, когда нас бросил. А может, ей просто нужна тема для разговоров с подружками. Тут ведь как: гламурная девушка должна иметь дорогую тачку, маленькую собачку и крутого бойфренда, а гламурной бабушке нужны внуки! А то чем она будет хвастаться – какой бонус мой папаша получил за очередную партию маргарина или какую шубу купила его новая жена на эти деньги? Зато мной очень даже можно похвастаться – моей новой ролью, статьей обо мне в газете, передачей на местном телевидении – и любоваться, как подружки на тряпочки исходят, какая у Марты Захаровны замечательная девочка растет!
– Наталья! – грозно вскинулась бабушка. – Тебе срочно необходимо решить вопрос… с воспитанием твоей дочери! Совсем от рук отбилась – взрослым хамит!
– Ага, безотцовщиной сама себя обзывает! По отношению к взрослым – ужасное хамство! – кивнула я. Ну, чего она к нам таскается – второй вопрос, главное – мы-то чего ее терпим? Ладно, мама – добрая, это все знают, поэтому все ее и кидают: отец, завотделением, даже пациенты… Но я-то злая! Я давным-давно, еще когда мама подписала документы на развод и отец с его новой женой переехали в особняк в пригороде, а мы – в двухкомнатную хрущевку на окраине, поклялась себе, что не буду доброй. И с тех пор держу слово! Чего я милую бабулечку не выставлю отсюда на фиг?
– А можно я сперва решу вопрос с банком, Марта Захаровна? – кротко поинтересовалась мама.
- Предыдущая
- 7/41
- Следующая
