Киллоу - Ламур Луис - Страница 14
- Предыдущая
- 14/23
- Следующая
Я снова работал в конце стада. Никто не мог упрекнуть меня, что я отлыниваю от работы, потому что главный в перегоне. В полдень мы нашли обрыв, под которым на полмили протянулась тень, мы согнали туда стадо и остановились, пережидая самые жаркие часы.
Когда я подъехал к фургону Мигеля, он сидел.
— Скоро я сяду на коня и тогда помогу, — сказал он.
Оглядевшись, я заметил, что рядом никого нет.
— Мигель, — сказал я, — мы направляемся на пастбища в Нью-Мексико.
— Да, я это знаю.
— А ты знаешь долину Мимбрес?
— Да. — Лицо Мигеля напряглось.
— Эта земля занята?
Мигель заколебался.
— Да… большая ее часть. Там сейчас неспокойно. Но долина большая, может быть, мы говорим о разных пастбищах.
— А долина Лейк?
— Да… знаю. Там очень неспокойно: нападают апачи, белые тоже… в том числе мой народ, потому что некоторые из них не лучше Фелипе Сото.
— Думаешь, у нас там будут неприятности? Нам сказали, что пастбища свободны. Значит, они заняты?
— Да… и у вас будет много неприятностей. — Мигель помолчал. — Сеньор, я сожалею, что пока не могу ездить верхом. Я знаю, как вам сейчас тяжело.
— Тебе известна эта тропа?
— Нет. Я ехал с севера. Я уходил от погони, а когда меня ранили, старался добраться до воды, до Кончо.
Ближе к вечеру мы снова погнали стадо. Кончита уселась верхом на свою высокую лошадь, и, как ни странно, оказалась вполне пригодной к работе со скотом.
Нам был дорог каждый всадник. Стадо шло неохотно, стараясь свернуть в сторону или назад, но мы работали изо всех сил, направляя его на запад, в залитую звездным светом ночь. Наконец мы остановились, но скот никак не хотел укладываться на ночевку, беспрестанно мыча, и в конце концов я сдался.
— Па, давай гнать дальше. Все равно они не будут отдыхать, так что пускай лучше идут.
Мы снова тронулись, не помня себя от усталости. Сухая кожа обтянула скулы людей, глаза ввалились, но мы шли вперед. С выжженной земли поднималась густая, удушливая белая пыль.
Настало утро, но мы не отдыхали. Поднялось солнце, похожее на малиновый огненный шар, в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения, он давил тяжелым грузом так, что дышать приходилось с усилием. Скот едва шел, казалось, что половине коров легче умереть, чем идти дальше.
К полудню коровы спали с тела настолько, что выпирали ребра, а глаза их обезумели от жажды. Пятнистый бык дико озирался, ища, кого бы подцепить рогом, и у лошадей едва хватало сил, чтобы увертываться.
Мы сварили кофе, и ковбои подъезжали к костру, буквально падая с коней, с воспаленными от усталости глазами. Однако никто не жаловался. На Кончиту страшно было смотреть, но она улыбнулась мне, а когда я предложил ей отдохнуть в фургоне, лишь покачала головой.
Ко мне подошел Фоули.
— Дэн, — сказал он, — мы выдохлись. То есть я говорю про лошадей. Они едва держатся.
— Ладно, перекладывайте вещи и припасы в два фургона.
Мигель встал, опершись о задний борт.
— Я поеду верхом, — сказал он.
Он не стал слушать мои возражения, и, по правде говоря, нам стало легче, когда он пересел на коня, хотя помощи от него ждать не приходилось — удержался бы сам в седле. Весь груз, полегчавший за счет съеденных припасов, распределили на два фургона. Освободившихся лошадей использовали для работы со стадом.
Горькая пыль облаками поднималась из-под копыт, набиваясь в горло. Пылающее солнце висело в белесом, раскаленном небе, вдали танцевали миражи. Скот с каждой милей шел все медленнее. Отстающих подстегивали лассо, загоняя обратно в стадо. То там, то здесь обессиленно падали старые коровы и тут же умирали. Наши крики сливались с ревом животных. Мы продолжали идти вперед.
Это была адская работа, однако Кончита не отдыхала ни минуты. Она работала, как заправский ковбой, не давая себе никаких поблажек. Несколько раз я даже видел, как подгонял отставших коров Мигель.
Быки с дикими от жажды глазами пытались нападать, иногда качаясь от слабости и падая, но мы гнали их вперед, а затем я начал постепенно обгонять стадо в поисках отравленных солончаковых озер, о который предупреждал Тэп Генри.
Тысячу раз я жалел, что его нет с нами, тысячу раз я мечтал об одном-двух лишних ковбоях. Мы не спали три дня. Мы глотали кофе, забирались обратно в седла и ехали, полуослепшие от пота и пыли, снова и снова подгоняя скот, заставляя его идти, потому что единственный шанс на спасение лежал впереди — там, где была вода.
Пятнистый бык шел во главе стада. Он угрюмо двигался вперед, будто чувствуя что нам нужна помощь.
И каждый день безжалостно палило солнце. Скот умирал или стоял, качаясь, на широко расставленных ногах. Сколько голов мы потеряли? Сколько лошадей загнали? Мы потеряли ощущение времени, из последних сил подгоняя сквозь пыль ставших совершенно непослушными животных.
Я выехал далеко вперед и нашел Мустанг-Пондс, но пруды превратились в плоские пятна растрескавшейся грязи. Здесь давно уже не было воды. Источники Флэтрок-Хоулс пересохли, и по эту сторону реки не осталось ничего, так как другие водоемы лежали далеко на северо-западе, и неизвестно, есть ли там вода.
Дважды я находил солончаковые озера, но вода там была так перемешана с белой щелочной пылью, что напоминало густой суп. Напиться такой воды для любого животного означало одно — смерть.
Я продолжил путь и наконец, выехав на вершину пологого холма, увидел вдали темно-зеленые заросли вдоль Пекоса. Конь с надеждой вытянул морду в сторону далекой воды, но я спешился и, смочив платок из фляги, протер ему язык. И мы с мышастым повернули обратно.
До воды оставалось миль шестнадцать-семнадцать. Я остановился на возвышении подле тропы и стал поджидать стадо.
Отец ехал впереди и, несмотря на смертельную усталость, сидел в седле, как всегда, прямо. Футах в двадцати за ним и футах в пятидесяти впереди стада следовал пятнистый бык.
Чуть дальше Джим Пур и Бен Коул с обеих сторон сжимали головных быков в тесную группу, чтобы стадо, следующее позади, не растекалось в стороны.
И над всеми висело облако белой солончаковой пыли. Скот, люди, лошади и фургоны — все было покрыто ею, как снегом.
Позади я различал отставших. Примерно с дюжину коров еще стояли, две лежали в пыли.
Но стадо продолжало идти, и я шагом повел мышастого навстречу.
— Па, вода недалеко. Берем самых выносливых и гоним к Пекосу. Жаль разбивать стадо, но тогда мы спасем хоть часть.
Животные остановились, однако мы тут же отсекли тех, в ком еще остались силы, и погнали их к переправе Хорсхед на Пекосе.
В золотисто-розовой дымке постепенно исчезал день, огромные пурпурные стрелы солнечных лучей пронзали кроваво-красные облака, и серо-коричневые просторы прерии наполнились каким-то особым очарованием. Никогда еще я не видел более красивого заката, широкого неба и безбрежных равнин, чем в тот вечер перед последним перегоном в Хорсхед.
Остановив коня рядом с фургонами, я сказал миссис Фоули:
— Поезжайте вперед и не останавливайтесь до самой реки.
Она мрачно кивнула и тронула фургон, крича на загнанных лошадей. Фрэнк Келси вытер пот с лица и усмехнулся:
— Прямо как в аду, верно? Я никогда еще такого не видел.
— Вперед, — сказал я и подъехал к Мигелю, которому Кончита помогала держаться в седле. — И вы тоже. Не обращайте внимания на скот. Скорее двигайтесь к реке.
Сумерки сгущались, медленно переходя в ночь. Мы погнали стадо к тусклой пурпурной полоске горизонта. Животные двигались, механически переставляя ноги, с высунутыми, сухими, пыльными языками и склонившимися вниз головами. Они шли, словно пьяные от смертельной усталости, умирая от жажды, но они все-таки шли.
Всадники обессиленно осели в седлах, стихли пронзительные крики ковбоев и рев скота, но мы все-таки шли на Запад.
Отстала телка, я подъехал и стегнул ее свернутым лассо. Она даже не пошевелилась, только после того, как мышастый куснул ее, пошла дальше, шатаясь и еле переставляя ноги. Дважды я останавливался, чтобы брызнуть воды в открытые рты упавших коров. Обе встали. Многим прибавит сил свежесть ночи, и они будут двигаться вперед.
- Предыдущая
- 14/23
- Следующая
