Восстание инеевых волков (СИ) - Пашнина Ольга Олеговна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/63
- Следующая
Остаток дня мы с Сольвейг провели с книгой, лишь прервавшись для обеда и легкого ужина. И прочитанное совсем нас не порадовало.
Инеевые волки были одними из самых опасных существ. Помимо инстинктов хищника они обладали и разумом, что в сочетании давало невероятную жестокость. Они были свободолюбивы, надменны и слишком горды своим прошлым.
А в прошлом у них было немало побед. Оказывается, когда-то этот мир не населяли люди. Они пришли позже, откуда - никто не знает. А правили здесь волшебные разумные существа. В частности, на территории, именуемой ныне Снежным Плато, жили две враждующие расы: инеевые волки и снежные павлины. Волки были хищниками и стремились подавить умных и спокойных павлинов. Тем же, кроме знаний ничего не было нужно. Разгорелась война, после которой павлины исчезли, оставив после себя лишь ущелье, что располагалось на подступах к замку.
Позже, когда пришли люди, Повелитель Снежного Плато сумел выгнать волков почти на окраину и тем самым поселил в их душах жгучую ненависть к людям. С тех пор волки и пытаются отвоевать законные территории. До сих пор безуспешно.
Волки обладают магией, в том числе и ледяной, хотя традиционно считается, будто ледяной магией владеет только правящая семья.
- Неутешительно, - сказала я, чувствуя, как начинает болеть голова. - Похоже, мы попали в неплохую заварушку.
Сольвейг кивнула. Она гораздо лучше усвоила прочитанное: языком она владела дольше меня, а потому читала быстрее и не переспрашивала по нескольку раз за страницу.
- Знаешь, мне иногда так страшно, - призналась она. - Я думаю, что будет, если мы проиграем в войне? Я имею в виду - с нами.
Я не стала отвечать. Зачем? Все было предельно ясно.
То ли от переживаний, то ли от постоянного чтения, я чувствовала себя паршивее некуда. Глаза слипались, болела голова так, будто по ней ударяют молотком.
- Анна, ты бледная. Что такое?
- Устала, - пожаловалась я.
- Идем, приляжешь.
Сольвейг поднялась с места и помогла мне встать. Медленно, стараясь не вертеть головой, я добрела до кровати и без сил рухнула на нее, даже не пытаясь раздеться.
- Может, позвать лекаря? - Сольвейг нервно закусила губу.
- Нет, - прошептала я. - Лучше я посплю. Прости, это, наверное, переутомление. Или избыток переживаний. Давление...
Я бессвязно бормотала что-то, то погружаясь в тяжелую дрему, то выныривая в реальность. В какой-то момент я перестала понимать, что происходит, где я и почему вокруг все так оживленно переговариваются. Пространство вокруг плясало яркими цветами и казалось, будто каждый звук, доносившийся до меня, имеет свой цвет, свой всполох на фоне резного потолка.
Я заснула, едва погасили свечи. Тяжелый сон навалился на меня, будто теплое одеяло и принес такое желанное успокоение. Я с удовольствием и какой-то невероятной радостью нырнула в него, погрузившись с головой, расправив плечи и откинув голову.
А спустя несколько часов меня не смогли разбудить.
Я все понимала. Слышала голоса, чувствовала, как меня трясет Сольвейг и Астрид командирским тоном велит подниматься. Слышала, как раздвигаются шторы, как одеваются девчонки, как ноет Галия, которую уже несколько дней заставляли работать. Но плотная тьма окружала меня со всех сторон и не давала откликнуться. Ноги и руки словно вконец ослабели. Я даже шептать не могла, хотя и старалась.
- Зови лекаря, - наконец смилостивилась Астрид.
Я уже минут сорок пыталась закричать от ужаса.
Что со мной случилось?
Боль пришла неожиданно. Я выгнулась, чувствуя, как вдоль позвоночника разгорается пламя, охватывает все тело, сковывает разум и чувства. Кричать я не могла.
На лоб легла прохладная ладонь, кто-то прижал меня к постели.
- Анна, успокойся, - ласково сказала Сольвейг. - Тебя посмотрит лекарь, все будет хорошо!
Если бы я могла... боль усиливалась, звуки слились в один. Я вырывалась из чьих-то рук, не в силах ни закричать, ни объяснить, что происходит. Впрочем, что происходит, я и сама не знала.
- Девушка, успокойтесь, - лекарь пытался мне что-то втолковать. - Прекратите панику, пожалуйста. Я не смогу понять, что с вами, если вы будете вырываться.
Легко было сказать, но я почти не владела собственным телом. Кое-как я заставила себя абстрагироваться, думать о доме и не чувствовать всепоглощающую боль.
Меня раздели и осмотрели. Каждое прикосновение лекаря рождало всплеск боли. Я услышала сдавленный шепот Сольвейг:
- У нее синяки остаются после каждого прикосновения...
И слезы покатились из глаз против моей воли. Кажется, очередной враг достал меня. Или я просто заболела какой-то местной болезнью? Нет, это вряд ли: лекарь не может понять, что со мной.
В конце концов, мне просто дали вдохнуть эфир, но боль не отступила. Тело сделалось покорным и безвольным, в голове помутилось, но, ни ошеломляющая боль, ни тошнота не прошли. Я просто перестала вырываться, а внутри все так же кричала.
Лекарь сдался примерно через час. Он понимал, что отказ от моего лечения практически лишит его работы, если не жизни. Но он не знал, что со мной. В этот момент я уже не могла испытывать страха. Пришло простое осознание: рассвет я уже не встречу. Не увижу своей семьи. Не увижу Вилдэра. А ему наверняка даже не сообщили. Вот так глупо расстаемся.
Интересно, есть ли хоть малюсенький шанс, что после смерти в этом мире я вернусь в свой? Нет, конечно, нет. Глупости это.
Боль стала привычной подругой. Я уже почти не обращала на нее внимания, только слегка содрогалась от особенно сильных приступов.
Сольвейг сидела рядом и гладила меня по руке, не зная, что это простое движение причиняет мне невыносимые страдания.
Тяжелые шаги слились с калейдоскопом звуков моей голове, но Сольвейг тихо удалилась. Кровать прогнулась под весом посетителя, и теплая рука осторожно погладила меня по волосам. Так гладил только Вилдэр. Ему почему-то нравилось пропускать пряди волос через пальцы.
И вновь ни сказать, ни поднять руку у меня не получилось. Я лишь слабо дернулась в его сторону, ища защиты и ласки. Он осторожно поднял меня на руки, не обращая внимания на отсутствие одежды, и принялся укачивать, как маленькую.
- Тихо, не плачь, - он поцеловал меня в лоб, и я даже почти не почувствовала боли. - Все будет хорошо, счастье мое.
И голос сорвался.
Я едва не взвыла. Если уж мой Вилдэр не может совладать с голосом, то дела мои плохи. Я хотела бы сказать ему, что люблю его, но не могла. Надо было раньше, и почему я так боюсь этих слов? Дитя двадцать первого века, в котором любовь возведена в степень материальных благ.
- Анна, - прошептал он, целуя меня в макушку, - родная. Потерпи, скоро все кончится.
Кончится? Как же не хотелось умирать вот так, в его объятиях, чувствовать, как он тяжело дышит.
- Я буду рядом, любимая.
Любимая...можно ли полюбить за такой короткий срок или эти слова пришли как последняя отчаянная попытка вернуть мне желание жить? Если бы дело было лишь в нем. Если бы я могла вынырнуть из этого кошмара...
Ушел бы он, что ли. Всяко легче.
Объятия Вилдэра несмотря на боль, которую приносили, успокаивали. Я пыталась запомнить каждый миг, каждое прикосновение, каждый поцелуй.
- Милая, хорошая, - шептал он мне на ухо, когда я дрожала от спазмов. - Потерпи чуть-чуть.
Моя голова безвольно лежала на его плече, тьма, маячившая перед глазами, начинала надоедать. Слезы сами катились по щекам, я будто доживала последние мгновения рядом с ним.
- Анна, - выдохнул он, - не плачь. Пожалуйста.
И в этом "пожалуйста" прозвучало такое страдание, что я едва не потеряла сознание от жалости к нему.
Мы оба знали, чем кончится эта ночь. Оба знали, что проводим друг с другом последние часы и молчали. Я - потому что была не в силах говорить, а он не хотел, чтобы я слышала его надломленный голос.
- Предыдущая
- 32/63
- Следующая
