Малыш (илюстр) - Верн Жюль Габриэль - Страница 57
- Предыдущая
- 57/91
- Следующая
Но что приводило Малыша в полное отчаяние, так это кабриолет юного джентльмена. Ох уж этот кабриолет! Малыш просто не мог на него смотреть без содрогания. Похоже, что графу Эштону доставляло особое удовольствие мчаться наобум сломя голову, да еще по самым ужасным дорогам, рискуя свалиться из-за неумения править лошадьми в какую-нибудь канаву, лишь бы посильнее досадить груму, буквально висящему на ремнях откидного верха. Когда погода позволяла выезжать в тильбюри[176] или догкарте[177], также принадлежавших сыну Пайборнов, Малышу было полегче, поскольку там хоть можно было сидеть и не так трясло. Но, увы! Небо над Зеленым островом больше похоже на сито!
Редкий день проходил без пытки кабриолетом: то они отправлялись в Кантерк, где граф мог похвастаться выездом, то совершали длительные прогулки в окрестностях замка. По дорогам за экипажем неизменно увязывались стайки оборванных, с израненными в кровь босыми ногами ребятишек, которые, едва переводя дух, выкрикивали тоненькими голосами: «Подайте пенни!» Сердце Малыша сжималось от боли. Кто-кто, а уж он-то слишком хорошо знал, что такое нищета и голод, и жалел ребятишек… Граф Эштон осыпал маленьких оборванцев насмешками и бранью, а если они подбегали слишком близко, грозил кнутом… Малыш едва сдерживался, чтобы не бросить маленьким попрошайкам медную монетку… Но не решался, боясь гнева хозяина…
Однажды случилось так, что наш герой все же не смог сдержаться. Девчушка лет четырех, худенькая до того, что аж светилась, очень хорошенькая, беленькая, кудрявенькая, взглянула на него своими милыми голубыми глазенками и попросила дать ей монетку… Малыш не сдержался, монетка сверкнула в воздухе, и девчушка, радостно вскрикнув, тут же схватила ее…
Граф услышал этот крик! Он застал грума на месте преступления, ибо именно так он расценил акт милосердия.
— Что это ты себе позволяешь, бой?… — спросил он, грозно нахмурив брови.
— Но… господин граф… эта девчушка… она так обрадовалась… это ведь просто коппер…
— Тебе тоже бросали медяки, когда ты бродяжничал по дорогам?…
— Нет… никогда!… — воскликнул Малыш, который всегда выходил из себя, когда его обвиняли в попрошайничестве.
— Зачем же ты подал милостыню этой нищенке?…
— Она на меня так жалобно посмотрела… и когда я поймал ее взгляд…
— Я запрещаю тебе смотреть на оборванцев, что вечно шляются по дорогам… Заруби себе на носу!
Малышу ничего не оставалось, как подчиниться, но как же его возмущала подобная черствость!
Но если наш герой и был вынужден скрывать чувство жалости к несчастным детишкам и не решался больше бросать им деньги, то все-таки произошел один случай, когда он поддался первому порыву.
Было третье сентября. В тот день граф Эштон велел заложить догкарт, чтобы ехать в Кантерк. Малыш, как всегда, сопровождал хозяина, сидя на этот раз спиной к графу и получив от него приказ скрестить руки на груди и застыть подобно манекену.
До поселка добрались без приключений. Толпа местных зевак с лестным для графа восхищением глазела на его высокомерно пофыркивающую лошадь с белой от пены мордой. Юный Пайборн вышел из коляски у самых роскошных магазинов. Грум ожидал его, с трудом удерживая лошадь и вызывая завистливое изумление мальчишек, с восхищением разглядывавших маленького слугу, чей костюм был украшен такими великолепными галунами.
Часа в три, посчитав, что получил всю дань восхищения со стороны местных жителей, граф Эштон отправился назад в замок Трэлингер. Он ехал не спеша, заставляя лошадь идти грациозным аллюром[178]. У дороги, как обычно, крутилась стайка маленьких нищих с обычными криками: «Коппер!… Подайте коппер!» Видя, что экипаж движется довольно медленно, они осмелели и попытались подбежать поближе. Однако свист кнута удерживал мальчишек на почтительном расстоянии, а вскоре они и совсем отстали.
И только один не отставал. Это был мальчуган лет семи, с живой, умной и довольно жизнерадостной мордашкой — ни дать ни взять, типичный маленький ирландец. И хотя коляска ехала довольно медленно, ему приходилось бежать, чтобы не отстать. Все ноги ребенка были изранены о булыжники, но он все равно бежал, не обращая внимания на кнут. В руке он держал веточку черники, словно предлагал ее в обмен на подаяние.
Напрасно Малыш, опасаясь несчастья, отчаянно жестикулировал и гримасничал. Мальчуган упрямо держался рядом с догкартом.
Разумеется, граф Эштон уже не раз приказывал маленькому попрошайке убираться. Куда там! Упрямый мальчишка бежал у самых колес, рискуя быть раздавленным.
Достаточно было бы отпустить поводья, и лошадь перешла бы на рысь. Но юный Пайборн и не собирался этого делать. Он желает ехать шагом, значит, так оно и будет. Раздосадованный приставаниями мальчишки, граф в конце концов огрел ребенка кнутом.
Узкий, гибкий ремень захлестнул шею несчастного и несколько мгновений тащил его за экипажем, едва не задушив. Наконец, при очередном рывке, кнут освободился, и мальчик покатился по земле.
Соскочив с догкарта, Малыш кинулся к нему. На шее у мальчугана алел красный рубец, и бедняга громко кричал от боли. Малыш был вне себя от гнева, и даже трудно описать, как хотелось ему кинуться на графа Эштона, который, вероятно, получил бы за свою жестокость хорошую взбучку, хотя и был старше грума.
— Сюда, бой! — закричал высокородный негодяй, придерживая лошадь.
— А ребенок?…
— Иди сюда, — повторил юный Пайборн, размахивая кнутом, — сюда… или тебе тоже достанется!
Однако у графа хватило благоразумия не привести свою угрозу в исполнение, а то еще неизвестно, чем бы все кончилось. К счастью, Малыш сдержался. Сунув ребенку в карман несколько пенсов, он вернулся на запятки догкарта.
— Если ты еще раз позволишь себе слезть без разрешения, — заявил граф Эштон, — я тебя как следует накажу, а затем вышвырну вон!
Малыш промолчал, лишь глаза его гневно сверкнули. Догкарт быстро удалился, оставив пострадавшего мальчугана на дороге. Тот, впрочем, быстро утешился и принялся подбрасывать на ладони полученные монетки.
Начиная с этого дня стало ясно, что, дав волю дурным наклонностям, граф Эштон вознамерился сделать жизнь грума невыносимой. Оскорбления сыпались на Малыша как из рога изобилия. Не было такого унижения, которому он бы не подвергался. И если раньше наш герой испытывал только физические мучения, то теперь к ним прибавились и моральные. В общем, он чувствовал себя отнюдь не лучше, чем в лачуге мегеры или под ударами кнута Торнпайпа! Частенько он стал подумывать о том, чтобы покинуть замок. Уйти бы отсюда… Но куда?… Отправиться на розыски семьи Маккарти?… Но он о них так ничего и не узнал, да и что они бы могли сделать для Малыша, если сами остались без кола без двора? Но в любом случае он решил не оставаться дольше в услужении у наследника Пайборнов.
К тому же существовало и еще одно обстоятельство, чрезвычайно беспокоившее Малыша.
Близился конец сентября, время, когда Пайборны обычно покидали поместье. А поскольку груму предстояло последовать за господами в Англию и Шотландию, то он, естественно, терял всякую надежду найти семейство Маккарти.
Да к тому же еще и Бёк. Что будет с ним? Ни за что на свете он не расстанется с Бёком!
— Я оставлю его у себя, — сказала как-то Кэт, — и буду о нем заботиться…
— У вас доброе сердце, — ответил Малыш, — вам я смог бы доверить Бёка… и заплатил бы сколько нужно за питание…
— О! — воскликнула Кэт. — Я вовсе не это имела в виду… Просто я подружилась с бедной собачкой…
— Все равно… Он не должен быть вам в тягость. Но если я уеду, то не увижу его всю зиму… а может быть, и вообще никогда…
- Предыдущая
- 57/91
- Следующая
