Человек по имени Рабл Нун - Ламур Луис - Страница 10

• Предыдущая
• 10/28
• Следующая

В кладовой нашелся саквояж, чтобы упаковать костюм, сорочки и все необходимое в дорогу. Затем он прошел в конюшню и, сняв сбрую с мышастого, отвязал его. Пусть отдохнет и погуляет.

У зеркала он подровнял отросшую бороду, затем начистил до блеска свои сапоги. Из запасников памяти всплыло изречение: «Если хочешь, чтобы закон оставил тебя в покое, стриги волосы и чисть сапоги». В этом был резон.

Затем он вошел в кладовую, затворил за собой дверь и направился к колодцу. Подъемный блок мог выдержать тяжесть в несколько раз больше, чем его вес, а конструкция позволяла управляться в одиночку, работая руками.

Осторожно опускаясь вниз, он рассмотрел ступеньки, давным-давно вырубленные в песчанике, а теперь уже полуразрушенные. Они вели к отверстию невидимой сверху пещеры. Сейчас там было темно, и он решил изучить ее, когда будет время. Потом.

Достигнув земли, он прислушался и вышел. Перед ним была анфилада выработанных в грубом песчанике гротов, разделенных каменными барьерами и насыпями, сформированными ветром и дождем. Под выступом кварцевой жилы начиналась тропа. Она вела к новому обрыву, у которого в трещину был воткнут шест с насечками. При помощи шеста он спустился с обрыва и угодил на тропинку, исчезающую под уклоном. Следов на тропинке не было.

Он спрятал шест в кустах и пошел, стараясь наступать на камни, чтобы не оставлять следов.

Через полмили тропа повернула, обогнула отрог хребта, и тут он увидел каменную хижину с бревенчатым загоном, где находились лошади и коровы. Вокруг бродили куры. Джонас осторожно приблизился к хижине. Оттуда вышел пожилой мексиканец, направился в загон, поймал лошадь и вывел ее наружу.

Джонас поздоровался с мексиканцем, в ответ тот просто поднял руку, а затем, ни слова не говоря, пошел в хижину и вернулся оттуда с седлом и прочей упряжью.

Теперь он окончательно убедился в мысли, что его имя — Рабл Нун и мексиканец знает его.

— Тут кто-то был? — спросил он мексиканца.

Тот в ответ отрицательно покачал, головой. Его взгляд скользнул по повязке, видневшейся из-под шляпы, но он опять ничего не сказал. Мексиканец был плотный и мускулистый старик, с лицом, покрытым шрамами.

Рабл Нун дотронулся до повязки.

— В ущелье сухо, — сказал он. — Мне повезло.

Мексиканец пожал плечами, потом указал на дом, пошевелил губами и открыл рот. Нун увидел, что у него нет языка.

Нун понял, что лошадь предназначена ему, и, подойдя к ней, подобрал поводья. Лошадь тихонько заржала, по-видимому, и она узнала его.

— Вернусь примерно через неделю, — сказал Нун, и мексиканец кивнул.

Дорога нырнула вниз, в каменистое ущелье и устремилась на юго-восток. Лошадь бежала ровно. Никаких следов на дороге не было. Через час езды Нун увидел блеснувшие в отдалении рельсы железной дороги. Он поскакал параллельно железнодорожному полотну. Через некоторое время Нун приблизился к площадке, скрытой барьером скал и кустарника. Здесь, судя по всему, часто останавливались всадники — почва была сплошь покрыта следами лошадиных копыт. Собственно, это был прекрасный наблюдательный пункт, откуда отлично просматривались находящиеся на расстоянии полумили станция и рельсы, а сам наблюдавший оставался невидимым.

Станцией, впрочем, служил товарный вагон без колес, из которого торчала печная труба. Рядом был установлен сигнал для остановки поездов. Понаблюдав некоторое время за вагоном, он понял, что там никого нет, и решил подъехать поближе. Дорога петляла среди валунов, к ней устремлялось много тропинок.

Дверь вагона была на задвижке. Нун открыл ее и вошел внутрь. Там стояли пузатая печь, ящик с дровами, скамья и валялось несколько пожелтевших журналов. Он вышел на воздух, поднял сигнал «Стоп» и стал ждать. Из засиженного мухами расписания следовало, что поезд будет через два часа. Товарный.

Было тихо. Лишь вдалеке вскрикнула птица. На горизонте виднелись снежные горы.

Наконец издали послышался шум неспешно идущего поезда.

Поезд замедлил ход и остановился: паровоз, два товарных вагона, три — для перевозки скота и один служебный… Звякнули буфера.

Спустился кондуктор.

— Забирайтесь, — сказал он. — Мы опаздываем.

— Как насчет моей лошади?

Кондуктор взглянул на коня и показал на пустой вагон для скота.

— Загружайте, но пошевеливайтесь.

У рельсов лежал пандус, сколоченный их трех досок. Нун взял его с одного конца, кондуктор с другого. Затем Нун ввел лошадь в вагон и привязал к стойке.

В служебном вагоне топилась печь, на ней грелся кофе.

— Не желаете ли? — спросил кондуктор.

— Разумеется, да, — сказал Нун. — Буду вам благодарен.

Железнодорожник протянул ему чашку. Кофе был черный, как ночь, крепкий и горячий.

— Не могу понять, из каких вы краев, — начал кондуктор. — Я проехал по этому перегону раз пятьдесят, но никто никогда здесь не ставил сигнал «Стоп». Только вы.

— Безлюдье.

— Н-да… вот именно. Но, по-моему, тут никому в голову не приходит использовать этот сигнал.

Нун пожал плечами.

— Экономия времени. Его видно издалека.

Кондуктор допил свой кофе и пошел проверять состав.

Нун растянулся на диванчике.

Несколько часов спустя его разбудил кондуктор.

— Вы не голодны? Скоро станция, там неплохо кормят.

— Спасибо.

Была уже ночь. Паровоз пронзительно засвистел. Мелькали красные отблески в топке. Снова раздался свисток, пронзающий тьму.

Показались окраинные огни городских фонарей.

Поезд остановился у низкой платформы.

— Мы побудем здесь минут двадцать, — сказал кондуктор. — Не отходите далеко.

Нун спрыгнул вслед за ним. На станции был буфет, где несколько мужчин ужинали за длинным столом. Двое, по виду ковбои, стояли у стойки с кружками пива.

Они обернулись. Один из ковбоев что-то сказал другому, тот стал разглядывать кондуктора и Нуна.

Нун уселся за стол, поставив перед собой тарелку с куском пережаренной говядины и картофелем. Он был очень голоден.

Кондуктор проговорил, едва разжимая губы:

— Не знаю вас, мистер. Но мне сдается, что у вас сейчас могут возникнуть неприятности.

Нун не поднял глаз от тарелки.

— Все в порядке, — сказал он. — Держитесь от меня подальше. Я с ними справлюсь.

— Их двое, — пробормотал кондуктор. — И я уже месяц скучаю без драки.

— Хорошо, — сказал Нун, — если все ограничится кулаками. Когда дойдет до стрельбы, позвольте действовать мне.

У стойки негромко говорили. Вроде бы ковбои в чем-то друг с другом не соглашались. Внезапно один из них крикнул:

— Эй, вы! Вы, в черном пиджаке! Я вас откуда-то знаю!

— Возможно, — непринужденно ответил Нун. — Я там бывал.

Ковбой, похоже, выпил прилично и ничего не понял.

— Где «там»? — спросил он недоуменно.

— Там, — сказал Нун очень мягко.

Воцарилось молчание, потом кто-то засмеялся.

Человек у стойки рассердился.

— Откуда-то я вас знаю, — настаивал он.

— Не думаю, чтобы вы меня знали, — спокойно возразил Рабл Нун. Он допил кофе и встал. — Если бы знали, то держали бы рот на запоре.

Он вышел на улицу, кондуктор последовал за ним, поглядывая через плечо.

— По-моему, эти двое идут за нами, — сказал он. — Они это дело так не оставят.

— Давайте-ка сядем в поезд.

— Вы испугались?

Нун повернулся и посмотрел на кондуктора.

— Нет, не испугался, но у меня хватит здравого смысла не вступать из-за пустяков в соревнование по стрельбе с полупьяными ковбоями.

Тут раздался свисток паровоза.

Нун прошел вдоль состава, вскочил на подножку. У буфета стояли ковбои, глядя ему вслед. Кондуктор отмахивал фонарем. Поезд медленно тронулся.

Один из ковбоев побежал. Он кричал:

— Эй! Вы! Вы этим не отделаетесь!

Нун не стал слушать и вошел в вагон. Кондуктор угрюмо направился за ним.

— На что вы намекали? Что вы имели в виду, говоря, что если бы он вас знал, то держал бы рот на запоре?

• Предыдущая
• 10/28
• Следующая