Принц Севера - Тертлдав Гарри Норман - Страница 9

— Помни, я буду внимательно слушать, когда ты протрубишь сегодня отбой, — предупредил Джерин. Дождавшись очередного кивка Безанта, он отправился обратно в деревню, чтобы взглянуть, как там дела.

С божьей помощью, подумал он, урожай будет хорошим. Пшеница для хлеба, овес для лошадей и овсяной муки, ячмень для эля, рожь для всякой всячины, бобы, горох, тыква — все это хорошо росло под теплыми лучами солнца. Плюс к этому целые гряды репы и сельдерея, капусты кочанной и кормовой, салата-латука, шпината. На огородах также росли и вика, и репчатый лук, и морковь, и редис и разнообразные целебные травы, например белена.

Некоторые поля стояли пустыми: их трава шла на сено. На прочих паслись овцы и крупный рогатый скот. Пара ягнят бодалась друг с другом.

— Ну прямо бароны, — пробормотал Джерин себе под нос.

Крестьяне, как всегда, усердно трудились: или выпалывали сорняки, как Безант, или, чтобы животные не разбегались, чинили деревянные ограждения загонов, или плотней укладывали солому на крышах, чтобы те хорошо оберегали их от дождя. Короче говоря, занимались бесчисленным рядом работ, без которых деревня не могла бы существовать. Джерин остановился поговорить с несколькими крепостными. Большинство из них всем были довольны. По сравнению с другими лордами их господин был довольно мягок, и они это понимали.

В деревне он провел больше времени, чем намеревался. Солнце уже приближалось к верхушкам деревьев, когда он двинулся в обратный путь к Лисьей крепости. «Нет, сегодня Безант уж точно не станет трубить в рог раньше положенного, учитывая, как долго я пробыл в деревне, — подумал он. — Посмотрим, что будет завтра».

Когда он вернулся в замок, повара наперебой стали ему расхваливать Отиса, сына Энджлерса, залатавшего им полдюжины горшков. Лис одобрительно кивнул. Несмотря на хорошую выручку от продажи украшений (за которые заплатил Вэн), ювелир не забыл о втором своем ремесле и выполнил обещанную работу. Увидев Отиса, Джерин пригласил его остаться на ужин и переночевать в главной зале. Судя по тому, как опрятный человечек расплылся в улыбке, он этого приглашения ожидал.

В главной зале Тассило прилаживал новую струну к своей лютне: он то и дело щипал ее, проверяя на звук. Дарен наблюдал за ним, восторженно вытаращив глаза.

— Я тоже хочу этому научиться, папа!

— Может, когда-нибудь и научишься, — ответил Джерин.

Где-то в замке хранилась лютня его детских лет. Ему так и не удалось ее освоить, но кто знает, вдруг у сына получится?

После ужина Тассило продемонстрировал свое мастерство.

— В честь хозяина дома, — объявил он, — я спою вам балладу о доблестном Джерине и о той жуткой ночи, когда все луны стали полными.

Взяв первый аккорд, протяжный и громкий, он запел.

Джерин, переживший ночь оборотней пять лет назад, с трудом узнавал ее, слушая менестреля. Причиной чему в основном было то, что Тассило писал балладу не сам по себе, а с оглядкой на Лекапеноса, великого ситонийского эпического поэта.

Поэтому, как и Лекапенос, Тассило к основной части своего произведения присовокупил массу отрывков из старых баллад, подчас просто притягивая их за уши (например, руководствуясь сходством стихотворных размеров). Лис упоминался в поэме исключительно как «доблестный Джерин», и он к этому очень скоро привык. Этот расхожий прием избавлял Тассило, как и других сочинителей эпических песен, от необходимости каждый раз снабжать героев баллады новыми эпитетами.

Многое из того, что пел менестрель, было знакомо Джерину с малых лет и никак не вязалось с заявленной темой. Описания битв с трокмуа возвращали слушателей во времена их отцов, а порой даже и дедов. Но в принципе это не нарушало заведенной традиции. Главное заключалось в умении менестреля гладко соединять плохо стыкующиеся части поэмы, а вовсе не в том, чтобы соблюдать какую-то логику или придерживаться реальных фактов.

Тем не менее Джерин наклонился к Вэну и сказал:

— Тассило ничего не говорит о том, что я превосходно помню. А именно, как чертовски я был напуган.

— О, но ведь ты для него — не живой человек в обычном понимании этого слова, — ответил Вэн, — Ты — доблестный Джерин, герой, а разве может доблестный Джерин быть напуган, пусть даже все оборотни мира готовы вцепиться ему в глотку?

— Тогда драться с ними было бы не так уж сложно, — сказал Джерин, и это замечание вызвало у его приятеля смех.

Вэн прошел через ночь оборотней вместе с Джерином. Тассило называл чужеземца «смельчаком Вэном», и это соответствовало действительности, хотя, как и Лиса, не спасало его от страха.

И все же основная часть слушателей с восторгом приняла песнь. Драго Медведь, которому тоже довелось пережить немало ужасного в ту жуткую ночь, стукнул по столу, радуясь, как легко Джерин разбирается с тем, что встает у него на пути. Пусть не все правда, но слушать приятно. Маленький Дарен вместе со всеми ловил каждое слово Тассило, хотя ему уже давно пора было спать.

Даже трокмуа, чьи соплеменники уже почти расправились с Джерином, когда им неожиданно помешала ночь оборотней, жадно слушали повествование о неудачах, которые те потерпели. Лихо закрученные описания битв их веселили, несмотря на то, что песнь заканчивалась поражением дикарей.

Тассило прервался, чтобы выпить эля, и Дивисьякус обратился к Джерину:

— Дай мне свой ответ сейчас, дорогой Лис. У меня не хватает терпения ждать до утра.

Джерин вздохнул.

— Мой ответ — нет.

— Я так и думал, — сказал трокмэ. — «Да» было бы лучше, но нет нужды лгать. Вскоре ты об этом пожалеешь.

— Как и твой вождь, если он вздумает тягаться со мной, — ответил Лис. — Так ему и передай.

Дивисьякус пристально посмотрел на него, но все же кивнул.

Когда Джерин, сам уже зевая, попытался отнести Дарена в постель, тот завизжал так, что Лису пришлось оставить эту затею. Если уж Дарен непременно желает заснуть в главной зале под звуки песен, то пусть. Джерин снова зевнул. Что касается его самого, то он очень устал, даже если его отпрыск не убегался за день. Махнув Тассило рукой, он направился в свою спальню. Однако за стенкой в соседней комнате Фанд и Вэн вели себя так же раскованно, как и менестрель. К тому же производимый ими шум отвлекал еще больше. Джерин крутился, ворочался и ворчал, и, когда уже почти задремал, его вдруг укусил комар. Он прихлопнул насекомое, но сон перебился. Так он и лежал, что-то недовольно бормоча, пока наконец-таки не заснул.

Поэтому на следующее утро он спустился в главную залу лишь когда солнце уже проделало четверть пути к полудню. Вэн, доедавший миску каши, рассмеялся:

— Посмотрите на этого лежебоку!

— Я бы заснул быстрее, если бы кое-кто не шумел за соседней стеной, — многозначительно произнес Джерин.

Вэн рассмеялся еще громче.

— Выдумывай отговорки. Как бы там ни было, ты встал позже своих гостей. Все уже давно уехали.

— И правильно. Они хотят проделать как можно больший путь, пока светит солнце. Я бы на их месте поступил точно так же, — Джерин огляделся. — А где Дарен?

— Я думал, он с тобой, капитан, — ответил Вэн. — Разве ты не отнес его в кровать, как обычно?

— Нет, он хотел еще послушать Тассило.

Джерин наполнил миску кашей из горшка, висевшего над огнем, и поднес ее ко рту. Быстро расправившись с едой, он сказал:

— Наверное, он где-нибудь во дворе. Как обычно, озорничает.

Во дворе он увидел Драго Медведя, выливавшего ведро колодезной воды на голову Райвина Лиса. Оба выглядели так, что не оставалось сомнений: прошлой ночью им не раз приходилось лицезреть дно своих кружек.

— Нет, я не видел мальчишку все утро, — ответил Драго на вопрос Джерина.

— Я тоже, — сказал промокший Райвин и добавил: — Если бы он шумел, как всегда, я бы помнил о том… его крики были бы мукой.

Глаза южанина были красными. Да, прошлой ночью он явно перестарался.

Джерин нахмурился.

— Странно.

Он громко крикнул: «Дарен!», затем, сунув два пальца в рот, издал пронзительный свист, от которого Райвина и Драго перекосило.