Ночь оборотней - Тертлдав Гарри Норман - Страница 29

Все еще не веря своему спасению, Джерин медленно сел. Его примеру последовали Вэн и Элис, ошеломленные не меньше его.

— Что я такого сказала? — спросила Элис.

Джерин хлопнул себя по лбу, пытаясь выудить оттуда воспоминания. Раньше он почти не уделял внимания Мавриксу, поскольку основные проявления этого бога — виноград и вино — редко встречались к северу от Керс.

— Понял! — воскликнул он наконец, щелкнув пальцами. — Это все Метокайтс, ситонийский принц. Однажды он гнал нашего бога до самого Малого Внутриземного моря и бил его по голове металлической фигуркой бога-быка! Маврикс всегда был трусом. Полагаю, он решил, будто я… как бы это сказать?.. новое воплощение его мучителя.

— А что случилось с тем парнем — с Метокайтсом? — спросил Вэн. — Ссориться с богами не очень-то разумно.

— Насколько я помню, Маврикс изрубил его сына на мелкие кусочки, приняв бедного парня за виноградную лозу.

— За виноградную лозу, говоришь? Знаешь что, капитан, если тебе когда-нибудь покажется, что я зеленею и обрастаю листьями, будь так добр, предупреди меня, прежде чем что-то срезать.

В это время последняя оставшаяся с ними женщина подняла глаза от растерзанной тушки, которую она баюкала. В глазах ее постепенно засветилось сознание, хотя и не совсем достаточное для того, чтобы понимать, кто она и где находится. Когда мавриада заговорила, в ее голосе слышалась та же властность, что у Сивиллы из Айкоса:

— Не смейте насмехаться над Мавриксом, повелителем сладкого винограда. Будьте уверены, о вас не забыли!

Поплотнее завернувшись в свои лохмотья, она с высокомерным видом скрылась в лесу. В лагере воцарилась недоуменная тишина.

Воспользовавшись спокойствием призраков, Джерин принял решение отправиться в путь немедленно, хотя и знал, что расстояние не спасет его ни от Баламунга, ни тем более от Маврикса. Однако ничего страшного не произошло. Вскоре восходящее солнце превратило Тайваз и Мэт в пару бледных кружков, повисших рядом в утреннем южном небе.

Предыдущий день оказался столь полон событиями, что он вспомнил о своем так называемом сне лишь около полудня. К этому времени они уже снова выехали на главную дорогу, присоединившись к многотысячному потоку путешественников, направлявшихся к сердцу империи.

— Так вот почему ты проснулся не в себе! — сказал Вэн.

И тут до него дошел истинный смысл слов Лиса.

— Хочешь сказать, этот тощий, неведомо кто, знает, где мы находимся и что собираемся делать?

Джерин почесал подбородок.

— Уж по крайней мере где мы, точно знает.

— Мне это не слишком нравится.

— А мне еще меньше, но что я могу поделать?

Следующую ночь Лис провел в мрачном расположении духа, все время оглядываясь в страхе, как бы не вернулся Маврикс. Пророческий тон полусумасшедшей последовательницы бога зародил в нем беспокойство. К тому же его вахта прошла в полном одиночестве: Вэн мгновенно заснул, и Элис вскоре последовала его примеру.

В тот день по дороге она почти с ним не разговаривала, а большей частью слушала байки Вэна, а тот готов был травить их часами. Все попытки Джерина присоединиться к беседе с вежливой холодностью отвергались. В конце концов он сдался, чувствуя себя слегка обиженным и одиноким. Губы его кривились в кислой ухмылке. Ибо кому-кому, а уж ему-то было распрекрасно известно, что причиной холодности гордячки являлся его несвоевременный пыл.

Следующее утро началось приблизительно так же, как закончился предыдущий день. Джерин и Элис держались друг с другом настороженно-вежливо, а Вэн, не замечавший возникшего напряжения, тем временем громко распевал непристойную песенку, позаимствованную им у трокмуа. Так продолжалось до тех пор, пока они не добрались до реки Прантер, которая, подобно остальным рекам, брала начало в предгорьях Керс и затем впадала в Великое Внутриземное море.

Через реку был переброшен мост, стоявший на восьми каменных колоннах. С деревянным настилом из крепких бревен, которые при надобности легко было убрать, дабы задержать продвижение возможных захватчиков, этот мост ничуть не походил на хрупкое магическое творение. Напротив, судя по виду, он мог простоять не одну сотню лет.

Вэн окинул сооружение восхищенным взглядом.

— Экая красотища! Тут уж точно задницу не промочишь.

— Это, наверное, один из самых знаменитых мостов в империи, — улыбнулся Джерин.

Мост через Прантер также всегда его восхищал.

— Он называется «Месть Далассеноса».

— Почему, капитан?

— Далассенос был главным архитектором Орена Строителя. Он спроектировал этот мост, но Орен захотел, чтобы на нем красовалось только его имя. Поскольку Далассенос был ситонийцем, император вообще не очень-то его жаловал, и эта история стала для архитектора последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Он выбил на камне собственный стих, а затем покрыл его слоем штукатурки и высек на нем имя Орена. Через несколько лет штукатурка осыпалась и… в общем, смотри сам. — И Лис ткнул пальцем в сторону опоры.

— Для меня это всего лишь каракули. Я не читаю по-ситонийски, да и на других языках тоже.

Джерин ненадолго задумался.

— На элабонском это звучит примерно так:

Вэн расхохотался.

— Ха, ха! За это надо выпить. — Он пошарил в глубине повозки, извлек на свет бурдюк и шумно отхлебнул.

Дерзость Далассеноса подарила Джерину и улыбку Элис. Ее одобрение было для него гораздо дороже веселости Вэна.

— И что же случилось с Далассеносом, когда штукатурка осыпалась? — спросила она.

Вопрос был задан дружеским тоном, и Джерин понял, что прощен.

— Абсолютно ничего, — ответил он. — Штукатурка держалась на протяжении всей жизни Орена. Умер он бездетным, поскольку любил мальчиков. А его преемник возненавидел своего предшественника за то, что тот практически разорил империю бесконечными строительными работами. Он долго смеялся, узнав о проделке. И даже, несмотря на прижимистость, наградил архитектора мешком золота.

Когда они проезжали через мост, Джерин взглянул вниз, на чистые воды Прантер. Вдруг внимание его привлекла всплывшая к самой поверхности фигура, напоминающая человеческую. Он даже разглядел алые жаберные щели — по две с обеих сторон шеи пловца.

К западу от Великого Внутриземного моря лишь в Прантер имелись колонии водяных. Далассенос завез сюда этих рептилий из их родных ситонийских рек. Хитрый изобретатель знал, что камни и песок, движимые бурным течением Прантер, в конце концов размоют дно реки под опорами его моста так, что они обвалятся. Поэтому ему и понадобились водяные. Заметив какие-нибудь разрушения, они тут же все приводили в порядок.

В награду за это империя запретила людям рыбачить в Прантер и даже разрешила водяным колоть ослушников отравленными гарпунами. Говорили также, что Далассенос нанял какого-то волшебника, чтобы тот с помощью заклинаний навсегда наводнил реку рыбой. Так это или нет, Лис толком не знал, но водяные в Прантер благоденствовали вот уже более трехсот лет.

Неожиданно он услышал над головой крик орла. И, заслонив глаза от солнца ладонью, стал вглядываться в утреннюю дымку, пока не увидел его. Птица парила в воздухе, ее красноватое оперение сверкало на солнце. Ему вдруг подумалось, что перья птицы такие же рыжие, как усы трокмэ.

С этой мыслью в нем шевельнулось смутное подозрение.

— Вэн, как думаешь, смог бы ты подстрелить для меня вон того голубя-переростка? — спросил он, зная, что его сноровистый друг способен отправить стрелу гораздо дальше, чем другие лучники.

Чужеземец, прищурившись, взглянул вверх и покачал головой:

— Это все равно что заставить меня, размахивая руками, как крыльями, долететь до Фомора.

— Фомора?

— В смысле, Тайваза. Какая разница, как называть эту дурацкую быструю луну.