Воин древнего мира - Ламли Брайан - Страница 13

• Предыдущая
• 13/73
• Следующая

Это была богатая земля, где по лесам и долинам свободно передвигались дикие ослы, страусы, муравьеды и львы. Бесчисленные животные сновали вокруг водоемов и в высокой траве саванн. Хотя лошади были практически неизвестны в Кемете, Кхайю довелось видеть несколько грациозных созданий, ввезенных из Аравии и земель на востоке. Еще мальчик слышал, что в горах Куша свирепые племена дикарей укрощали коней, скакали на их голых спинах и использовали их для перевозки грузов и в домашней работе. Кхай часто думал о том, что чувствует человек, сидя на спине быстроногой лошади. Ведь лошадь лихо могла обогнать украшенных драгоценными камнями, тяжело передвигающихся слонов Хасатута, появляющихся на всех официальных церемониях.

Благодаря множеству и разнообразию животных и птиц, Кемет считался раем для охотников. Отец подарил Кхайю его первый лук со стрелами, когда мальчику еще не исполнилось и девяти лет. Менее чем через два года Кхай принес домой пару отличных гусей. Он подстрелил их, когда они пролетали над зарослями тростника, у берегов Нила. Правда, Кхайю попало от отца, потому что он был еще маленьким мальчиком и вернулся домой очень поздно, — а в тот год многие жители пострадали от крокодилов. Нескольких детей и многих взрослых страшные твари утащили в воды Нила, так что городские власти назначили вознаграждение за каждого убитого крокодила.

Любопытно, но, по крайней мере, в одной провинции крокодилов обожествляли, и охота на них была запрещена под страхом сурового наказания, в то время как в тот же год в Асорбесе дубильщики набрали такое количество кож, что в ближайшие несколько лет не мог возникнуть недостаток сандалий и поясов, да и цены на них упали.

— Если бы твоя собственная кожа не была такой мягкой и белой, — заявил сыну Харсин Бен Ибизин, — и ты не был бы светом в очах своей матери, то я бы хорошо прошелся кнутом по твоему заду за такие прогулки! Мы сидели с твоей матерью и ждали, не представляя, жив ты или уже лежишь в брюхе крокодила.

А потом ты возвращаешься домой, весь покрытый нильской грязью с парой тощих гусей в качестве оправдания?! Ты что, предполагаешь, что они стоят того, чтобы родители целый день тебя ждали, не находя себе места? Больше никогда не поступай так, Кхай Ибизин! Слышишь меня?

Кхай отправился спать, так и не поужинав. Позднее его мать, Мерайет, украдкой проскользнула к нему в комнату с подносом, на котором лежал хлеб, мясо и чаша сладкого вина.

— Мой охотник, — назвала она сына и заявила, что на самом деле он подстрелил великолепных гусей, жирных и толстых. — Завтра съедим их, — сообщила она. — Зажарим в саду на вертелах, когда вернемся с парада.

Кхай вспомнил, что завтра он впервые отправится на царский парад — для него это была торжественная церемония, обставленная с помпой и роскошью. Фараон Хасатут устраивал ее каждые три месяца. Он являлся народу, чтобы выслушать хвалебные речи, дать возможность поклониться ему и выразить свое почтение. И еще на каждой церемонии фараон выбирал себе трех новых невест, забирал их с собой в пирамиду, где они становились супругами великого и всемогущего человека-бога...

С первыми лучами утреннего солнца, золотой диск которого был объявлен богом задолго до того, как прапрапрадед Хасатута стал первым фараоном, народ Кемета облачился в лучшие одежды и заполнил улицы Асорбеса, направляясь к основанию пирамиды.

Прибыв к месту в сопровождении родителей, старшего брата Адхана и сестры Намишы, Кхай поразился количеству цветов, возложенных к основанию пирамиды, тысячам стягов, на которых изображался анк Хасатута с двумя петлями, блеску золота и слоновой кости черной гвардии фараона, выстроившейся в один ряд вокруг пирамиды.

Широкие земляные склоны вели к подножию пирамиды. Каменные блоки, которым заранее придали нужную форму, толкали, тянули и поднимали по этим склонам, чтобы установить с внутренней стороны, сложив вначале лабиринты из коридоров и комнат, а уж потом внешние стены огромного памятника. Северная, южная и западная стены были уже почти завершены; но рабы еще не закончили облицовку лучшими породами белого известняка, на которые в дальнейшем планировалось нанести тонкий слой чеканного золота.

Восточная же грань с огромным склоном протяженностью около полумили выходила к восточной стене, огибающей город, и была еще не завершена. На ее вершине стояли ряды черной гвардии. Они находились там с раннего утра. Их копья наклонялись вперед, нацелившись на город. За их спинами возвышалась огромная остроконечная скала из резного камня в форме гигантского наконечника для стрел.

По мере приближения солнца к зениту торговцы свернули многочисленные прилавки и собрали товары, а толпы сошли с вымощенной дороги и собрались вокруг основания пирамиды по обе стороны огромного склона. Внезапно на вершине пирамиды началось движение. Оттуда, где склон соединялся с краем верхней площадки, послышались призывные звуки труб — и все гвардейцы встали по стойке «смирно». Именно этого момента ждал Кхай. Вот-вот фараон явит подданным свой величественный лик.

Хасатут — человек и бог одновременно — являлся потомком великих богов с неба, спустившихся на землю в золотой пирамиде, когда племена Кемета еще были дикими. Пришельцы оставили свое семя в плодородной долине Нила, чтобы оно пустило там корни.

Легенда гласила, что первые боги, которые выросли из этого семени, были слабыми и умерли молодыми. Сменилось много поколений до того, прежде чем фараон из рода пришельцев смог дожить до старости. Подобное происходило потому, что боги брали себе в жены дочерей простых людей, и это сильно ослабило их кровь.

К тому времени, как род фараонов обрел силу, большая часть мудрости небесных богов оказалась навеки утеряна, так как никто из смертных не жил достаточно долго, чтобы изучить тайные знания и передать их потомкам.

Так говорили легенды... И теперь Кхай должен был собственными глазами увидеть одну из этих легенд — единственного живого потомка богов.

Семейству Ибизинов выделили прекрасное место, откуда была отлично видна вся церемония. Они сидели рядом с другими чиновниками, занимающими высокое положение. Чиновники и их семьи расположились на скамьях, выложенных подушками, за мраморными столами на возвышении, высоко над головами менее значительных жителей Асорбеса. Но все равно им пришлось вытягивать шеи, чтобы увидеть край площадки, где должен был появиться фараон.

Внимание Кхайя отвлек топот слонов, идущий из-за пирамиды, а поэтому он пропустил момент появления фараона, однако он услышал, как внезапно смолкли все разговоры и одновременно вздохнули тысячи людей. Только тогда Кхай поднял голову и, выпучив глаза, уставился на золотую фигуру, застывшую на вершине пирамиды высоко над собравшимися горожанами.

Хасатут был огромен — его голова и плечи возвышались над черными гвардейцами, окружавшими его.

Золотисто-желтая накидка развевалась на ветру. Он обвел взглядом Асорбес и, казалось, весь Кемет. Потом фараон медленно повернул голову на юг, словно хотел взглянуть далеко за границы Кемета на невидимые истоки Нила, затем на север — на Великое Море и за него. И, наконец, взгляд его остановился на подданных, фараон оказался таким громадным, что Кхайю представилось, что он различает его черты — величественные и красивые.

Затем внушающая благоговейный страх фигура медленно подняла руки, и накидка спала с невероятно широких плеч правителя. И снова подданные Хасатута громко вздохнули от удивления и восхищения. Солнце слепило глаза, отражаясь от золотой брони, покрывавшей все тело фараона. Глаза людей слезились, когда они смотрели на юбку, украшенную переливающимися драгоценными камнями.

— Его руки должны быть огромными, как деревья! — прошептал Кхай.

Ему доводилось видеть борцов-нубийцев, сражавшихся на рыночных площадях с воинами-кеметами, но даже они показались бы карликами, если бы очутились рядом с массивной фигурой, стоявшей на вершине склона и привлекавшей взгляды восхищенной толпы, обожающей своего повелителя. И почему бы подданным его не обожать? Могущество фараона являлось залогом процветания Кемета, не так ли?

• Предыдущая
• 13/73
• Следующая