Дом с характером - Джонс Диана Уинн - Страница 3

• Предыдущая
• 3/51
• Следующая

— Э… вы забыли чемодан, — робко произнесла она, когда эльфы бережно понесли дедушку Вильяма к двери.

— Он не понадобится, — ответил один из эльфов, придерживая дверь, пока остальные выносили дедушку Вильяма на улицу.

После этого все они двинулись прочь по дорожке.

Чармейн бросилась к двери и крикнула им вслед:

— Его долго не будет?

Ей почему-то очень захотелось поскорее узнать, сколько придется тут пробыть.

— Сколько потребуется, — откликнулся один из эльфов.

И они исчезли, даже не дойдя до калитки.

Чармейн некоторое время глядела на опустевшую дорожку, а потом с треском захлопнула дверь.

— Ну и что мне теперь прикажете делать? — спросила она у гулкой заплесневелой комнаты.

— К сожалению, душенька, вам надо навести порядок в кухне, — раздался в воздухе усталый добрый голос дедушки Вильяма. — Приношу извинения за то, что оставил вам столько стирки. Прошу вас, откройте мой чемодан, там вы найдете более подробные указания.

Чармейн бросила взгляд на чемодан. Выходит, дедушка Вильям оставил его нарочно.

— Подождите минутку, — сказала она. — Я еще свои вещи не распаковала.

Она взяла саквояж и сумку и направилась с ними ко второй, и последней, двери. Дверь была в противоположном конце комнаты, и когда Чармейн попыталась ее открыть той же рукой, в которой держала сумку с булками, потом одной рукой, держа и сумку, и саквояж в другой, и наконец обеими руками, поставив вещи на пол, то в результате выяснила, что дверь ведет в кухню.

Некоторое время она смотрела внутрь. Потом перетащила багаж через порог — дверь тут же захлопнулась — и смотрела еще некоторое время.

— Ну и помойка, — протянула она.

Вообще-то кухня была удобная и просторная. Большое окно выходило на горы, в него лился теплый солнечный свет. К сожалению, этот солнечный свет лишь ярче очерчивал нагромождение тарелок и чашек в раковине, на сушилке и на полу возле раковины. Затем солнечный свет просочился дальше — возмущенный взгляд Чармейн последовал за ним — и позолотил два больших холщовых мешка с грязным бельем, прислоненных к раковине. Они были так туго набиты, что дедушка Вильям воспользовался ими как полочкой для стопки из грязных кастрюль, увенчанной парой сковородок.

Взгляд Чармейн переместился от раковины к столу посреди кухни. Похоже, здесь дедушка Вильям хранил весь свой запас заварочных чайников, штук тридцать, и примерно столько же молочников с несколькими соусниками в придачу. Чармейн подумала, что составлены они даже, пожалуй, аккуратно, просто их многовато для одного стола и они грязные.

— Да, видно, что вы долго болели, — недовольно уронила Чармейн, адресуясь к голосу дедушки Вильяма.

На этот раз он не ответил. Чармейн осторожно подошла к раковине — у нее возникло ощущение, будто там чего-то не хватает. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что нет кранов. Должно быть, домик стоял так далеко от города, что сюда не проложили водопровод. Посмотрев в окно, Чармейн увидела небольшой дворик, посреди которого стояла водокачка.

— Что же получается — я должна пойти туда, накачать воды, принести сюда, а дальше как?! — разозлилась Чармейн.

Она посмотрела в пустую темную топку. Было лето, поэтому, разумеется, огонь в очаге не горел и никаких дров поблизости не оказалось.

— А как мне греть воду? — продолжала Чармейн. — В грязной сковородке, да? И… и вообще, самой-то мне как мыться? Что, даже ванну не принять? У него, может, и спальни-то нормальной нет, и ванной!

Она кинулась к дверце за очагом и распахнула ее. Похоже, в доме дедушки Вильяма все двери рассчитаны на десятерых крепких мужчин, сердито подумала Чармейн. Так и чувствуешь вес наложенных на них запирательных чар. Между тем оказалось, что она смотрит в кладовку. На полках ничего не было, кроме масленки с маслом, черствой на вид буханки и большого мешка с загадочной надписью: «Кибис Каниникус», наполненного чем-то вроде мыльной стружки. А в углу громоздились еще два мешка с грязным бельем, набитые так же туго, как и те, что в кухне.

— Сейчас закричу, — посулила Чармейн. — Что я такого сделала тетушке Семпронии? Почему мама ей разрешила?!

В эту горькую минуту Чармейн прибегла к средству, которое всегда выручало ее в беде: решила уткнуться в книгу. Она подтащила два мешка к уставленному чайниками столу и села на один из двух стульев. Там она расстегнула ковровый саквояж, нацепила очки на нос и стала рыться в одежде в поисках книг, которые она дала маме, чтобы та их упаковала.

Пальцы нащупывали только мягкое. Единственный твердый предмет на поверку оказался куском мыла, спрятанным среди прочих туалетных принадлежностей. Чармейн запустила мылом в пустой очаг и стала рыться дальше.

— Нет, это просто невероятно! — сказала она. — Мама должна была положить их на самое дно, первым делом!

Она перевернула саквояж и вытряхнула все его содержимое на пол. Оттуда посыпались красиво сложенные юбки, платья, чулки, блузки, две вязаные кофточки, кружевные комбинации и столько прочего белья, что хватило бы на год. Сверху на кучу одежды шлепнулась пара новых тапок. После этого саквояж стал пустым и плоским. Тем не менее Чармейн прощупала его изнутри и только потом отшвырнула в сторону, стряхнула очки, так что они снова повисли на цепочке, и примерилась поплакать. Миссис Бейкер забыла положить книги.

— Ладно, — проговорила Чармейн, немного поморгав и поглотав. — Наверное, я просто никогда раньше не уезжала из дома. В следующий раз, когда я куда-нибудь поеду, буду собираться сама и набью саквояж книгами. А сейчас как-нибудь обойдусь.

Чтобы как-нибудь обойтись, Чармейн вытряхнула вторую сумку на уставленный чайниками стол, отодвинув часть чайников в сторону. От этого четыре молочника и один чайник свалились на пол.

— Ну и пусть! — сказала им вслед Чармейн.

К некоторому ее облегчению, молочники были пустые и просто раскатились в разные стороны и чайник тоже не разбился. Он остался лежать на боку, и из носика на пол потекла струйка заварки.

— У магии, кажется, есть свои положительные стороны, — рассудила Чармейн, мрачно извлекая верхний пирожок — с мясом. Она подобрала юбки, запихала их между коленок, поставила локти на стол и со вкусом отхватила от пирожка большой утешительный кусок.

Голую правую щиколотку задело что-то холодное и дрожащее.

Чармейн застыла, не решаясь даже жевать. В этой кухне полно огромных волшебных слизняков, подумала она.

Что-то холодное ткнулось в щиколотку с другой стороны. При этом послышалось тоненькое-претоненькое поскуливание.

Чармейн очень медленно отодвинула в сторону юбки и край скатерти и посмотрела вниз. Под столом сидел невероятно маленький и взъерошенный белый песик, жалобно глядел на нее и весь дрожал. Когда он увидел, что Чармейн на него смотрит, то поднял драные белые ушки с бахромкой по краям и замолотил по полу коротким хвостиком. После чего снова тоненько заскулил.

— Ты кто такой? — спросила Чармейн. — Про собаку меня не предупреждали!

В воздухе снова раздался голос дедушки Вильяма:

— Это Потеряшка. Будьте с ним очень ласковы. Я подобрал его на улице, и он, кажется, всего боится.

Чармейн никогда не умела обращаться с собаками. Мама говорила, что они грязные и кусаются и она ни за что не потерпит собаку в доме, поэтому Чармейн побаивалась всех собак без разбору. Но этот песик был такой маленький. Такой беленький и чистенький. И похоже, боялся Чармейн гораздо сильнее, чем Чармейн — его. Он по-прежнему весь дрожал.

— Да перестань ты трястись, — сказала Чармейн. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Потеряшка продолжал дрожать и жалобно глядеть на нее.

Чармейн вздохнула. Потом отломила большой кусок пирожка и протянула его Потеряшке.

— Держи, — сказала она. — Это тебе за то, что ты не слизняк.

• Предыдущая
• 3/51
• Следующая