Психомех - Ламли Брайан - Страница 8
- Предыдущая
- 8/76
- Следующая
— Я знаю, — от души рассмеялся Кених. — Именно поэтому я заказал самый плохой бренди в этом ресторанчике. Специально для вас.
Гаррисон попробовал еду — мясо в пряном соусе с грибами. На мгновение он улыбнулся, затем нахмурился. Его красивая бровь изогнулась, когда он повернул свои черные стекла в сторону немца. — Вы хорошо выполнили домашнее задание, Вилли Кених. Что вы еще знаете обо мне?
— Почти все. Я знаю, что вам нелегко жилось, когда вы были мальчиком, и что, кажется, вы стойко прошли через это. Я также знаю, что с этого времени вам не будет так трудно.
— Значит благодарность вашего полковника больше, чем просто вежливость?
— Вежливость? Он обязан вам своей жизнью. Я обязан вам его жизнью! и жизнью его жены, и жизнью Генриха, его сына. Вы заплатили зрением. Да, это более, чем просто вежливость...
— Мне ничего не надо от него.
— Тогда вы глупец, потому что он может дать вам все, — мгновение Кених пристально рассматривал свое отражение в темных овалах очков Гаррисона. — Почти все.
Их третья остановка была в какой-то гостинице на горной дороге. Там они выпили пива и облегчились перед последним этапом своего путешествия. К этому времени Гаррисон чувствовал себя в компании Кениха очень уверенно, но он устал. Он ослабил галстук, расстегнул куртку и, откинувшись, дремал на заднем сидении, а огромный немец вел машину и мурлыкал в такт приятной музыке, доносившейся из радио.
Он еще дремал, когда они прибыли на место. Был ранний вечер, и где-то совсем близко слышался смех. Поднялся холодный бриз и принес сосновый запах, сладко разлившийся в горном воздухе. Слышались звуки всплесков и крики подбадривания: “Плыви, плыви!” из открытого бассейна с подогревом.
Выбравшись из машины, Гаррисон подтянул галстук, застегнул на все пуговицы форменную куртку и опять вручил себя заботам Кениха. Ему не вернули палку, а провели в здание, в лифт, по коридору и ввели в комнату.
Это был долгий день, долгий, как восемь месяцев. Он запомнил, как Кених сказал: “Спокойной ночи!” и добавил что-то о приятном завтрашнем дне.
Гаррисон нашел кровать и с радостью опустился на нее, снова ослабляя галстук и расстегивая китель. Он сбросил начищенные до блеска ботинки и задал себе вопрос, так ли они были блестящи, как бывали прежде. Хотя, какая разница?
Затем, как раз перед тем, как он уснул.., какая-то девушка с нежным голосом принесла ему стаканчик бренди, от которого ему еще больше захотелось спать. Девушка помогла ему справиться с одеждой, обращаясь с ним, как с младенцем. Нежно, словно могла повредить, она накрыла его прохладными простынями.
А затем...
— Доброе утро, — произнес все тот же нежный голос — голос той девушки. В нем слышался легкий немецкий акцент.
Гаррисон открыл глаза (он всегда делал так, автоматически реагируя на пробуждение) и услышал изумленное дыхание девушки. Он сразу же закрыл глаза и пошарил рукой в поисках темных очков — “наглазников”, как мысленно называл их. Как будто было недостаточно просто быть слепым, его глаза выглядели теперь особенно ужасно: совершенно белые и без зрачков. Ища на ощупь наглазники, молодой человек понял, что лежит совершенно голый, наверное во сне он сбросил простыни.
Найдя наглазники на прикроватной тумбочке, Гаррисон надел их и открыл пересохший рот, чтобы сказать что-нибудь резкое.., и проглотил слова, готовые вот-вот сорваться с языка. Девушка все еще была там, не двигаясь, она могла только наблюдать за ним. Он чувствовал ее присутствие, ее любопытство и его раздражение превратилось в ответное любопытство. Он впервые столкнулся с ситуацией, когда его захватили врасплох.
Очень хорошо, если ей нравится созерцать его обнаженное тело...
Он откинулся на подушку и непринужденно положил руки под голову. Само действие — сознательный показ себя, бесстыдная нагота — возбуждали его. Он потянулся вниз и тихонько похлопал свою восставшую плоть.
— Доброе утро, — ответил он. — Красавец, не правда ли?
— Пожалуй, да. — Она придвинулась ближе. — Ты не собираешься вставать? Или, может быть, хочешь позавтракать в постели?
Гаррисон усмехнулся.
— А это что, предложение? — спросил он. Теперь он напрягся частично от того, что хотел писать, а частично — от могучего эротического присутствия этой девушки. По тону ее голоса можно было бы заключить, что она была не меньше его взволнована как созерцанием его наготы, так и его восставшей плоти. Но, с другой стороны, должна ли она? Она раздела его, ведь так? Он почесал живот и поинтересовался, какими именно были обязанности девушки.
— Все, что угодно, — сказала она и села на кровать так, что до нее можно было дотронуться. Гаррисон протянул руку и тронул ее бедро. Ладонь коснулась ее ноги, а пальцы — кромки шорт. Он улыбнулся ей. Секундой позже, после того как он не убрал руку, девушка взяла ее и переместила на его живот. Сразу после этого она отдернула свою руку и вскочила на ноги.
— Ой! — почти задохнувшись, вскрикнула она. — Ты — голый!
Гаррисон не мог сдержать смех.
— Господи! Хочешь сказать, что только заметила?
— Ну, да, — ответила она с негодованием. — Не думаешь ли ты, что ты единственный в мире... Правда поразила его, как удар грома.
— Слепой! — закончил он за нее.
— Да, — сказала она. — Я — слепая. Гаррисон перегнулся через край кровати, нашел свои простыни и накрылся. Затем он снова засмеялся, но на этот раз гораздо громче.
— А что в этом смешного? — сказала она холодно.
— Послушай, извини, — ответил он. Когда я думал, что ты могла видеть меня, то притворился, что не возражаю против этого, — он снова засмеялся. — А когда узнал, что ты слепая, я накрылся простыней!
— Не понимаю, — сказала она.
— Я тоже, — он засмеялся опять, затем быстро посерьезнел. — Присядешь? Как тебя зовут?
— Я — Вики, — ответила она, снова опускаясь на край кровати.
Он сел и взял ее лицо в руки. Это было небольшое, как у эльфа, лицо, уши — маленькие, волосы зачесаны назад и спадают на плечи. Слегка раскосые глаза. Гладкая кожа. Высокие скулы. Маленький нос. Дерзкий маленький рот.
— У тебя сексуальное лицо, Вики, — сказал он.
— Да? — она взяла его за руки. — И это значит, что меня можно трогать руками? А я при этом должна быть довольной?
— Это доставляет мне удовольствие, — ответил он честно.
Она отпустила его руки и встала.
— Тебе надо одеться, — сказала она. — И идти завтракать.
— О'кей, — ответил он, — помоги мне одеться.
— Не буду! Пижама на стуле около кровати, а за дверью висит халат. С какой стати я буду помогать тебе? Разве ты не умеешь одеваться сам?
— Насколько я помню, именно ты раздела меня.
На мгновение воцарилась тишина, затем девушка захихикала.
— Не я. Но, кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Итак, ты думаешь, что я — твоя личная маленькая нимфа?
Гаррисон почувствовал себя глупо. Ведь знал же он, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Э, постойте, я...
— Я принесла тебе выпить, — рассказывала она ему. — Разговаривала с тобой, немного поправила подушку. А раздела тебя няня, не я.
— Господи, — произнес Гаррисон.
— Вилли Кених предупредил меня насчет тебя, — произнесла она довольно сухим тоном. — Он сказал, что ты, должно быть, один из тех слепых людей, кто меньше всего испытывает от этого затруднение, по крайней мере среди тех, кого он когда-либо встречал. Фактически он даже не уверен, что до тебя вообще дошло, что ты слеп!
— Господи! — опять сказал Гаррисон. — Слушай, я...
— Сиди смирно, — засмеялась девушка, склоняясь над ним. — Теперь моя очередь, — ее пальцы тепло прикоснулись к его липу. — А ты — красивый мальчик, — чуть погодя сказала она. — Но всего лишь мальчик.
— Да? А ты, надо полагать, светская женщина? Послушай, я принадлежу сам себе, мне двадцать один год, бывший солдат — или, вернее, скоро стану им. Если бы ты узнала меня получше, то не называла бы меня мальчиком.
- Предыдущая
- 8/76
- Следующая
