Выбери любимый жанр

Юмор начала XX века [сборник] - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 29

Изменить размер шрифта:
29

XII

. Он даже толком короны не мог держать. Оттон уволил его без прошения, и его преемник возложил на Оттона корону Священной Римской империи. Таким образом, буквально повторилась история с коронованием Карла Великого. С прекращением Саксонской династии была избрана такая, какая могла бы жить на свете ровно сто лет. (Известно, что в то время были склонны к мистике.) Такой династией оказалась Франконская. При первых представителях этого дома распространился странный приказ: не драться по пятницам, субботам и воскресеньям, в остальные дни — сколько угодно. Это называлось “божий мир”. Впрочем, у иных бывало семь пятниц на неделе. Царствование Генриха IV ознаменовалось борьбой императора с папою, что весьма поучительно. С давних времен папы стремились захватить в свои руки светскую власть. Для подкрепления этих притязаний в IX веке был создан специальный сборник подложных церковных постановлений, или декреталий. Все знали, что этот сборник подложный, и даже откровенно называли его “лжеисидоровым”, но все ему верили. Это также подняло значение пап. Однако надо сознаться, что в X и XI веках дела пап были из рук вон плохи. Недостаток в хороших папах был так велик, что на папском престоле очутилась женщина — Иоанна из Майнца. Последнее обстоятельство имело и свои хорошие последствия. Латинское духовенство, справедливо опасаясь, что должности пап, епископов, настоятелей и т. п. мало — помалу будут замещены женщинами, энергично взялись за реформы. Одним из ярких реформаторов и убежденнейших женоненавистников был Гильдебрант, он же Григорий

VII

. Гильдебрант был сыном простого земледельца, но, как выражается Иловайский, “с детства усвоил себе необыкновенную твердость воли”. Усвоив ее, он немедленно сделался папой. Чтобы раз навсегда ослабить вмешательство императоров в избрание пап, он посоветовал кардиналам носить красные шляпы. При этом кардинал ни в коем случае не должен быть женщиной. Продолжая вдумываться в сущность вещей, Григорий

VII

очень скоро разобрал, что “все зло от женщин”. Поэтому он категорически запретил духовенству вступать в какие бы то ни было браки. С той поры католическое духовенство совершенно чуждается женщин, и потому все, что пишется и рассказывается пикантного о священниках, надо считать абсолютным вздором. Грозным средством воздействия на светских князей Григорий

VII

избрал интердикт, то есть отлучение от церкви. Отлученный чувствовал себя скверно: если он хотел родиться, его не крестили, если умирал — не хоронили, если был холост — не женили, а женатого не разводили. Одним словом, он как бы застывал в своем бытии на месте и никуда не мог двинуться. Саксонские князья, обиженные Генрихом IV, пожаловались на своего короля папе. Папа и сам имел зуб против Генриха. Он позвал его в свой кабинет для объяснений, но Генрих не пошел. Тогда папа отлучил Генриха, а Генрих папу. Но оказалось, что папа сильнее отлучил короля, чем король папу, и Генрих должен был смириться. Немецкие князья объявили королю, что если до такого?то и такого?то срока папа его не простит, то они выберут другого короля — у них?де запас большой. Генрих отправился в кабинет папы и, чтобы доказать свое раскаяние, захватил с собой жену Берту, которую в обыкновенное время терпеть не мог. В лютую зиму, в вьюгу и холод пришлось переправляться через Альпы, потому что кабинет папы находился по ту сторону Альп. Раскаивающийся король скатывался на спине, ходил на руках, ползал на четвереньках. Можно вообразить, какими милыми словечками при этом величался папа! Вероятно, папе доставалось еще больше, чем нелюбимой жене, которая все время торчала тут же. Наконец Генрих с женой и ребенком, который путешествовал по детскому билету, скатился в Верхнюю Италию. По непонятным причинам папа в это время гостил в замке Каносса, который принадлежал тосканской марк — графине Матильде. Что делал у Матильды папа, этот женоненавистник, до сих пор историей не выяснено. Генрих предполагал отдохнуть после путешествия, но папа заставил его три дня простоять на дворе в рубашке, без шляпы и босиком. Между тем мостовые в те времена вовсе не располагали к тому, чтобы короли шли босиком. Тут опять выступила на сцену таинственная графиня Матильда — дама под вуалью: она упросила папу принять Генриха. Папа снял отлучение, предложив Генриху закусить вместе с ним. Но тот отказался. Мир был заключен. Генрих вернулся в Германию и здесь узнал, что невеселое и унизительное путешествие к папе через Альпы было совершенно излишне: князья отложились от него. Генрих пришел в справедливое негодование, но он ахнуть не успел, как папа опять отлучил его от церкви. Это было уже слишком. Добрая дружба, установленная в Каноссе, была порвана. Генрих пошел на Рим войной, на этот раз уже в сапогах, и папа должен был бежать в Салерно, где скоро и умер. Что сталось с таинственной графиней под вуалью — неизвестно. С тех пор папы перестали держать королей по три дня на солнце с непокрытой головой. Они проклинали их издали — медленно, но верно. В необыкновенно трогательных, хватающих за сердце выражениях Иловайский рассказывает о дальнейшей судьбе злополучного Генриха. “Смерть окончила его бурную жизнь, исполненную превратностей{31}. Несчастье преследовало его и после смерти: как отлученный от церкви, он был лишен погребения”. Только через шесть лет “счастье” осенило Генриха IV: его похоронили в Шпейеском соборе. Что он делал эти шесть лет — никто не знает. Нечто вроде худого мира с папой вместо доброй ссоры было заключено уже сыном покойного, Генрихом V, в Вормсе. Это называется Вормсским конкордатом (1122 г.), и на нем в течение

XIX

и начале XX века срезалось немало гимназистов. На германский престол была возведена фамилия швабских герцогов Гогенштауфенов. Это называется: не было печали, так черти накачали. Немедленно же начались междоусобные войны. Почти вся Германия разделилась на две партии — баварскую и швабскую, или гвельфы и гибеллины{32}. Папы долго раздумывали, кем им быть: гвельфами или гибеллинами, — и остановились на гвельфах, так как это название гораздо легче запоминалось. Выдающимся правителем из дома Гогенштауфенов был Фридрих I Барбаросса. Барбаросса значит — рыжая борода. Предполагают, что он ее красил, так как народ ее полюбил. Из тех же причин он никогда не брился и не стригся. В Берлине полагают, что Фридрих Барбаросса не умер. Он сидит, облокотившись о каменный стол, в одном из тюрингийских замков и спит, и его длинная рыжая борода обвилась вокруг стола. Каждый раз, когда император Вильгельм II открывает рот и начинает держать речь, спящий Барбаросса тяжело вздыхает и сон овладевает им сильнее. Оптимистически настроенный народ все же верит, что спящий император проснется. Но дипломаты полагают, что после речей Тэдди Рузвельта, произнесенных в Берлине, Фридрих Барбаросса уже никогда не сможет проснуться. Последним императором из дома Гогенштауфенов был Конрад V, личность малоопределенная. Его сын Конрадин был казнен в Неаполе Карлом Анжуйским. Историк называет этот варварский поступок Карла “дурным поведением”. С этим метким определением нельзя не согласиться. ГОСУДАРСТВА, ОСНОВАННЫЕ СЛАВЯНАМИ Славяне жили на огромной равнине от реки Эльбы до Волги и Дона и от Балтийского моря до Адриатического залива и Архипелага. У них было много псевдонимов: сарматы, венды и даже анты. Под псевдонимом “гунны” они во времена Аттилы набросились на Европу. Историки дают следующую меткую характеристику славян: они были многочисленны, румяны, жили друг от друга на большом расстоянии, почитали стариков и имели деревянные щиты. Таковы были их достоинства. А недостатки заключались в следующем: излишняя впечатлительность, отсутствие единодушия и отсутствие конницы. Впрочем, некоторые историки несколько расходятся в своих показаниях, путая недостатки с достоинствами. Следы этой неопределенности и неустойчивости в характеризации славянской души мы находим еще и теперь в знаменательной фразе: особых примет нет. Славяне поклонялись божествам разных рангов. Верховное существо называлось различно: Перун, Сварог, Святовит и т. п. В наше время славян называли бы декадентами, а тогда называли язычниками. Все зависит от моды! Своим богам славяне приносили в жертву плоды и животных. “У некоторых племен, — сообщает историк, — встречаются и человеческие жертвы; например, в Киеве Перуну”. Эти слова надо понимать буквально. Нравы славян допускали многоженство, и, когда муж умирал, одна из жен — особенно любимая — должна была сжечь себя на костре вместе с трупом. Это и была та “верность до гроба”, о которой так много пишут поэты. В позднейших веках истории она вообще не встречается. Славяне делились на несколько групп, и каждая группа с редкой настойчивостью отстаивала свою самобытность. Чем более походили одна на другую две соседние группы, тем сильнее была их вражда. Обозревая бесчисленные войны прошедших веков, нетрудно вывести такое историческое правило: “Сила, с какой отталкиваются два соседних народа, прямо пропорциональна квадрату их родственности”. В Богемии жили чехо — моравы. В династии Пшемыслевичей, утвердившейся в Чехии, мелькают ряды имен. Все они отстаивали свою независимость от немцев и в пылу отстаивания не замечали, что все более и более начинают походить именно на немцев. Уместно помянуть добрым словом Отокара II, память которого должна быть особенно почтена петербургскими дачниками: он первый додумался до того, чтобы продавать (в рассрочку) поземельные участки, как то делается теперь на станции Вырица и по Финляндской железной дороге. Участки эти он продавал немецким колонистам, разумеется продолжая “отстаивать самобытность”. Из славян, обитавших в бассейне рек Вислы и Одера, составилось Польское государство. Блистательный период польской истории составляет царствование Болеслава Храброго. Он пытался завладеть Чехией и создать великое западно — славянское государство. Но это осталось прекрасной мечтой о несбыточном. Иловайский вполне серьезно полагает, что если бы поляки и вообще западные славяне остались православными, им жилось бы прекрасно. А теперь они сами виноваты в своей судьбе, полагает он. Полабские и балтийские славяне не составили ни одного значительного государства. Они только и знали что делиться на мелкие княжества и общины. За это были оставлены на второй год по классу политического преуспеяния. Метрическое свидетельство дунайских болгар неясно. В нем не то подчистки, не то пробелы. Историки, однако, настаивают на их славянском происхождении; доказательство этому видят в том, что болгары носили усы. Во времена царя Симеона Болгария считала себя счастливой. Народ воевал с венграми, а в свободное время занимался переводами книг. Надо думать, что в то время переводы оплачивались значительно лучше, чем в XX веке, у нас. С болгарами воевали сербы, которые тоже носили усы. Основатель династии Неманей, великий жупан Стефан, был очень недурным дипломатом и партерным акробатом: побежденный византийским императором Мануилом Компеном, он явился к нему и, “растянувшись во всю длину своего огромного роста”, вымолил себе пощаду. Иловайский мудро называет такой образ действий “умением подчиняться обстоятельствам”{33}. КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ Крестовые походы — своеобразнейшая полоса в истории человечества. Можно с уверенностью сказать, что если луна имеет или имела свою историю, то Каталаунская битва там могла быть, и гвельфы и гибеллины — также, и “его местоимение” Генрих Птицелов — также, но крестовые походы — никогда. Прежде всего, откуда на луне взяться евреям? А для того чтобы осуществить настоящий священный крестовый поход, необходимо убивать евреев. Это во — первых. Во — вторых… Впрочем, по порядку. Начать с того, что цель крестовых походов была вовсе не в том, чтобы убивать встречных евреев, а в том, чтобы освободить гроб господень из рук магометан. Евреи же просто попадались по дороге, и их убийство нисколько не утомляло благородных рыцарей, имеющих на одежде изображение красного креста. В конце концов, это была обычная еврейская замашка: надоедать своим присутствием господам и беспокоить занятых людей, которые их и знать не хотят. О первом крестовом походе рассказывают так: пустынник Петр Амьенский, вернувшись из Иерусалима, босиком обошел Италию и южную Францию, всюду рассказывая об издевательствах турок над гробом господним и подстрекая к походу. На самом же деле это был не Петр, а Урбан, и не пустынник, а папа, и не босиком, а в туфлях, и не обходил рыцарей и духовенство, а позвал их к себе в Клермон. Папа, подготовляясь в течение месяца, экспромтом произнес замечательную речь и авансом выдал всем участвующим прощение в тех грехах, какие они несомненно совершат на пути в Иерусалим. Сначала выступили в поход толпы простого народа под предводительством Петра Амьенского (уже настоящего) и рыцаря Вальтера, у которого за душой не было ни гроша и которого не то насмешливо, не то добродушно называли Вальтер Голяк. Когда вдали показывался какой?нибудь город, крестоносцы спрашивали: — Послушайте, это Иерусалим? — Нет. — Нет? А евреи в нем есть? — Есть. — А можно их перебить? — Да сделайте ваше одолжение. И шли дальше, стараясь как можно обстоятельнее использовать высокое доверие папы, заранее давшего отпущение грехов. Почти все они были перебиты венграми и погибли от болезней. Но это была, так сказать, только генеральная репетиция. Настоящее крестовое ополчение поднялось несколько месяцев спустя. Здесь, между прочими рыцарями, был и Готфрид Бульонский — имя, которое по неизвестной мнемонической причине остается в памяти русского интеллигента даже тогда, когда все прочие имена и цифры древней, средней и новой истории им давно забыты. Собственно говоря, одним этим и замечателен благочестивый герцог. Но популярность его в среде русской интеллигенции огромна. Крестоносцы по дороге завоевывали города. А дорога была длинная — три года прошло прежде, нежели войско достигло Иерусалима. Важнейшим из завоеванных городов была Антиохия, прежняя столица Сирии. Здесь, между прочим, нашли копье, которым было прободено ребро Спасителя. Подлинность копья была под большим сомнением. Священник Петр, нашедший его, предложил подвергнуть себя суду Божьему — через испытание огнем. Сложили два огромных костра, оставив между ними промежуток в фут шириною. Петр с копьем в руке медленно прошел между пылающими кострами. Толпа пришла в восторг и, накинувшись на него, стала рвать в клочья его одежду — на память. Более глубокие почитатели в качестве сувенира отрывали от несчастного Петра куски мяса. Через несколько дней Петр, не выдержав подобной любви, умер. Тогда было решено, что копье, конечно, подлинное, но он сам был подложный. Наконец подошли к Иерусалиму. После упорного сопротивления город был взят, причем крестоносцы, пылая неукротимым желанием попасть в рай, без пощады избивали магометан и евреев. Кони рыцарей ходили по колена в крови — так облагородило крестоносцев величие высокой идеи. На третий день войско, собравшись у гроба Господня, плакало от умиления: это были чувствительные и мягкие сердца. Из завоеванных земель было составлено особое Иерусалимское королевство. Оно существовало около двухсот лет. Увы, там все было как и дома: короля не слушались, рыцари ссорились, духовенство было невежественно, законы несправедливы и народ находился в угнетении. Старая сказка про белого бычка рассказывалась сначала. На помощь государству были образованы рыцарские ордена: иоанниты, тамплиеры и тевтоны, которые усердно сражались с неверными. Но от их усердия было мало проку. Второй крестовый поход был очень несчастлив: войско изнемогало от болезней и голода; изредка только удавалось поймать какого?нибудь еврейчика и зарезать. О крови неверных, доходящей до колен лошадей, нечего было и мечтать. Миновали счастливые дни Аранжуэца! Уныние охватило благочестивых рыцарей, и они, неутешенные, обманутые в своих ожиданиях, умирали в непроходимых горах. Через сорок лет стало известно, что Иерусалим находится в чужих руках. Султан Саладин, взяв город, пощадил христианских жителей, без нужды никого не убивал, а иерусалимскому королю Гвидо возвратил свободу. По этим?то поступкам христианская Европа и узнала, что святым городом овладели не кто иные, как неверные. Папа, испуганный за судьбу города, велел проповедовать третий крестовый поход. Первым поднялся Фридрих Барбаросса, но утонул в Малой Азии; вслед за ним отправился французский король Филипп — Август и английский король Ричард Львиное Сердце. У Ричарда, кроме огромной физической силы, не было никаких дарований. Он только умел драться, рычать и сердиться. В наше время его не пустили бы в порядочный чемпионат борцов. Вернуть Иерусалим Ричарду Львиному Сердцу, разумеется, не удалось, но зато он навел страх на детей всей округи. Стали готовиться к четвертому крестовому походу, но он окончился скорее комически, нежели трагически. Крестоносцы собрались в Венеции, чтобы на венецианских кораблях переправиться в Палестину. Во главе ополчения стал старенький старичок дож Дандоло. Так как старичок этот был совершенно слеп, а отчасти также глух, он город Зару (в Далмации) принял за Палестину. Крестоносцы осадили город и, только взяв его, убедились в своей ошибке. Сконфуженные, они пошли дальше и, увидев Иерусалим, бросились на него, стали грабить и жечь. — Где тут гроб Господень? — спросили они после тщетных поисков. — Опять не попали! — ответили им. — Это вовсе не Иерусалим, а Константинополь. Вторичная ошибка сильно охладила рыцарей. Они решили не гнаться за этим неуловимым Иерусалимом, а пока что основать здесь же, на месте, Латинскую империю. Впрочем, эта новоиспеченная империя просуществовала всего неделю. После этих неудач многие решили, что Иерусалим вообще куда?то затерялся и найти его немыслимо. Было предпринято еще несколько походов, но неудачно. Дошли до того, что в существование Иерусалима стали верить только дети (поход детей…). Да было уж и не до того: с востока явилось совершенно новое племя — монголы — и двигалось на Европу. Надо было шкуру спасать, а не увлекаться фантазиями. Однако на короткое время Иерусалиму повезло: во Франции заболел Людовик IX Святой. Он принимал различные лекарства: ел мел, пил настой трав и мазал себя медом с солью. Но средства эти не помогали. Оставалось последнее, сильнейшее средство — крестовый поход. Людовик дал обет предпринять поход, и, действительно, на другой же день ему полегчало. Но из этого похода, дважды повторившегося, решительно ничего не вышло: король умер, а святая земля очутилась в руках Мамелюков; медицина же раз навсегда отвергла крестовые походы как средство от королевских болезней. В наше время даже самые наглые шарлатаны — доктора не решаются никому предложить это лекарство. ФРАНЦИЯ И АНГЛИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ СРЕДНИХ ВЕКОВ В конце X века французский престол заняла линия Капетингов. Нелегко было этой династии пробиться в люди; в те времена можно было быть королем, но не быть принятым в обществе. Капетинги решили расширить свое дело. Они не стыдились своего королевского достоинства, но не брезговали и другими занятиями: покупали земли, воевали, строили, занимались судебными и общественными делами. Своих бедных родственников выгодно женили и выдавали замуж и, в конце концов, стали на ноги. Надменные бароны, разумеется, свысока смотрели на это сборище королей и, где могли, обижали их. Хитрая династия стала играть в социал — демократизм и этим расположила к себе французский народ. Разумеется, полиция стала коситься на династию, но на стороне королей по счастливой случайности было духовенство. Полиции пришлось смириться. Известен Людовик VI, по неделикатному прозванию “Толстый”. Ему доктора прописали усиленный моцион, и потому он без устали сражался со своими же баронами. К концу своей жизни он настолько похудел, что умер. Сын его Людовик

29
Перейти на страницу:
Мир литературы
Наши партнеры