Дом Дверей - Ламли Брайан - Страница 2

• Предыдущая
• 2/86
• Следующая

Прошло довольно много времени, прежде чем Хамиш восстановил дыхание, и сердце перестало выскакивать у него из груди. Барни покорно сидел у ног хозяина. Обрезок хвоста его почти не шевелился, хотя пес тихо, утробно ворчал.

Неожиданно Хамиш вздрогнул всем телом. Может, шея у него и перегрелась, но всем телом он чувствовал необъяснимый холод. Или, скорее, хорошо объяснимый. Ведь не каждый день случалось подобное.

Но прежде чем по его телу прошла новая волна дрожи, Хамиш отправился дальше по отрогу, огибая замок, чтобы взглянуть на его заднюю часть. Внизу, у подножия замка, пережевывая жесткую траву, бродили овцы. Хамиш остановился и стал внимательно разглядывать животных. Раз овцы не боялись сооружения, откуда бы оно там ни появилось, Хамиш решил, что и ему не стоит пугаться.

Спустившись с отрога, бывший егерь оказался на заросшей осыпи и пошел направо вдоль основания таинственного сооружения. Да, здание оказалось шестиугольным. И Хамиш отправился по осыпи вдоль стены, решив обойти сооружение вокруг. Но только тут, стоя рядом со странным домом, Хамиш впервые заметил мерцание.

Стены мерцали – очень слабо, почти незаметно. Несколько раз Хамишу казалось, что он смотрит на стену сквозь тонкую завесу голубого дыма или дымку теплого воздуха, какая стоит обычно над автомобильным шоссе. Однако стена-то не была горячей, будьте уверены. И насколько видел Хамиш, нигде ничего не горело. Но она мерцала. Словно… мираж?

Основание каждой секции шестиугольного фундамента вытянулось в длину футов на тридцать пять. Выйдя к тыльной части строения, Хамиш осмотрел заднюю стену замка, почти упиравшуюся в уходящий вверх склон. Тут тоже паслись овцы. При виде Хамиша они поднимали головы, а потом снова начинали щипать траву. Но одна из овец стояла наполовину в мерцании.

Хамиш так и замер, широко открыв рот. Толстая овца щипала грубую траву у основания стены, но задняя часть овцы исчезала в гранитной стене! Это могло означать только то, что…

– На самом деле это мираж! – облегченно вздохнул Хамиш. – Воздушные, нереальные стены.

Хамиш подошел к замку вплотную. Барни последовал за хозяином. Пес громко скулил. Мерцание было слабым, но теперь бывший егерь различал его совершенно отчетливо, потому что стена хоть и казалась непроницаемой, выглядела плотной, но, видимо, была совершенно нематериальной – трюк света и каприз природы. Овца с задней частью, утопленной в стене, находилась шагах в десяти от Хамиша и являлась доказательством версии миража.

Хамиш вытянул дрожащую руку, пока его пальцы не коснулись мерцающей завесы. И тут ему в руку ударило нечто вроде электроразряда… А в следующее мгновение мерцание исчезло, а стена стала совершенно материальной. И тут старик понял, что стена так же реальна, как и он сам. Здание было, точнее, могло быть миражом, который неожиданно материализовался. За долю секунды. Одновременно с этим раздалось резкое, пугающее блеяние… И покалывание в кончиках пальцев сменилось… болью!

Бывший егерь отдернул руку и уставился выпученными глазами на кончики пальцев. Они выглядели так, словно Хамиш на мгновение прикоснулся ими к быстро вращающемуся точильному кругу. Кровь сочилась с четырех сточенных подушечек.

– Что такое? – пробормотал Хамиш себе под нос, не понимая, что происходит. – Что же это такое в самом деле?

Что-то скрученное лежало поодаль у теперь уже совершенно твердой стены. Сжав пораненную руку здоровой, Хамиш шагнул вперед, желая рассмотреть, что же там лежит у стены, и подтвердить свои ужасные подозрения. Барни пошел за хозяином, обнюхал только что погибшую овцу и отошел в сторону. От овцы осталась только половина – передняя часть. Казалось, ее, словно земляного червя, разрезали острой лопатой. В один миг стена рассекла тело животного, и на твердой гранитной стене остались кровавые отпечатки.

Задержав дыхание, Хамиш Грусть рассматривал останки. Он чувствовал, как его сердце едва не выскакивает из груди. «Мираж» оказался вовсе не миражом, и замок был не замком, а чем-то, чему и названия-то не существовало.

Бывший егерь отошел от стены и стал взбираться по склону каменистого отрога к узкой дорожке. Но двигался он очень медленно, может быть, потому что пятился. Он не мог отвести взгляда от замка, который замком вовсе и не был.

Барни семенил рядом, поскуливая и подвывая, словно хотел заставить хозяина немного поспешить. Потом ботинки Хамиша ступили на твердый камень, и егерь подвернул ногу. Он съехал вниз на спине, сосчитав все выступы. Барни, словно обезумев, бросился следом за хозяином и стал дергать его за рукав, заставляя подняться.

Хамиш сел. Перед ним – прямо перед ним – поднималась стена. Она снова мерцала. Но теперь здание дотянулось до подножия отрога!

Дыша с трудом, Хамиш испугался, решив, что вот-вот и упадет в обморок, потому что впервые за долгую совершенно спокойную жизнь бывший егерь почувствовал слабость. И все же старик поспешно полез вверх к тропинке, к своему велосипеду. Он карабкался по склону отрога, словно юноша, стремительно пробираясь вверх и все время поглядывая через плечо. Замок снова расширился. Его стены поползли вперед и проглотили огромные валуны у основания осыпи, футах в шести от Хамиша.

Забравшись на отрог, по которому протянулась тропинка, выдохшийся Хамиш тяжело опустился на землю, лег на спину, всасывая воздух и глотая его горлом сухим, как песчаная пустыня. Овцы, решившие, видимо, держаться подальше от замка, зацокали у него за спиной, разбегаясь по отрогу. Налетел ветер и немного охладил разгоряченную кожу старика.

Замок снова стал точно таким, как в тот миг, когда бывший егерь впервые увидел его: крепкое, обычное на первый взгляд сооружение. Но теперь он казался Хамишу чем-то совершенно инородным.

А Барни нигде не было видно…

Канун Нового года. 1995 год. 23:45. Джон Баннермен[1] представлял себя туристом. Он стоял на вершине Королевской Мили, в том месте, где булыжники древней мостовой сменял асфальт эспланады эдинбургского замка. Своими темными и немного раскосыми глазами Баннермен разглядывал длинную, ступенчатую дорогу, забитую смеющимися, толкающимися толпами людей. Все они пели, танцевали, праздновали смерть старого и неминуемое рождение нового года. Джон прислонился к стене с круглым барельефом, повествующим о сожжении последних шотландских ведьм, которое происходило как раз на этом месте. Баннермену казалось, что это случилось совсем недавно. Баннермен даже записал эту легенду. Да и теперь в кармане у него лежал маленький диктофон. Но ныне Джон сосредоточил свое внимание на толпе. Празднование напоминало ритуал – почти варварский обряд. Что-то в нем было и от оргии. Мужчины и женщины, в основном, приезжие, обнимались и целовались, нисколько не смущаясь. В темных подъездах тискались и тяжело дышали любовники, которые порой даже не знали имен друг друга. Кусачий холодный воздух пропитался перегаром, вырывающемся из смеющихся ртов и маленьких окон ближайшего винного погребка. Огоньки, сверкающие в его окнах, говорили, что веселье в самом разгаре.

Юноши и девушки с горящими глазами и сверкающими улыбками сновали туда-сюда, крича, подшучивая друг над другом, отыскивая и снова теряя родителей, которые в это время размахивали бутылками, переходя по кругу от одной группы присутствующих к другой.

Происходящее казалось Баннермену декадентской сценой, и он записывал все подряд. Неожиданно на Джона налетела девушка, припечатав его к стене.

– Ой! – воскликнула она. В лицо Джона ударил запах бренди. Девушка ухватилась за Джона, стараясь удержать равновесие и пытаясь сфокусировать взгляд на нахмурившемся лице незнакомца. – Как кружится голова, – пробормотала она заплетающимся языком. – Кажется, я едва стою на ногах!

Баннермен внимательно оглядел ее, помогая сохранять равновесие. Он чуть прижал ее к стене, так легче всего было не дать ей упасть.

• Предыдущая
• 2/86
• Следующая