Змея - Сапковский Анджей - Страница 10

Леварт открыл глаза. Лежащий рядом десантник отхаркался и выплюнул песок. Капитан ВДВ стал на четвереньки. И начал материться. Ужасно. Даже по солдатским меркам.

— Сначала фабы, ^[31]потом кассеты, ^[32] — профессионально оценил парашютист, перетирая зубами то, чего выплюнуть не сумел. — Чуть было, блядь… На волосок промазали орлы наши… Асы поднебесные, чтоб вам пусто было… Чуть было… От собственной, блядь, авиации…

Леварт поднялся. И уже знал. Прежде, чем увидел лица Жигунова и Ломоносова. Знал. Снова знал.

Один из пополнения. Наверное, на минуту снял каску, чтобы вытереть пот в такую жару. Получил стальным шариком в висок. И лежал навзничь, откинув одну руку в сторону. С застывшим выражением удивления на лице.

Ломоносов наклонился над телом. Из расстегнутого кармана вытащил документы. Письма. Надломленную фотографию толстощекой девушки. Плоский крестик на плетеном шнурке.

— Бессмертных нам не прислали, — Ломоносов поднял голову и посмотрел на Леварта. — Не успели. Ты тоже не хотел с ним познакомиться, говорил, что успеешь. Так что вот тебе информация: это был рядовой Якушин Иван Сергеевич. Из Пскова. Шестьдесят пятого года рождения.

— Грузили в Баграме вчера в девять утра, — покачал головой Ваня Жигунов. — Навоевался чижик. Двадцать шесть часов с минутами… Говорил же пацану, каску на голову… А ты чего слюни распустил, малый? Куда, ты думал, тебя посылают? Это война.

— Пехота сраная, — орал бледный капитан из ВДВ.

Они не заметили, как он подошел.

— Новобранцы занюханные! Чижи! Долбоебы! Говнюки сопливые! Пехота сраная! Какого хуя вас сюда присылают? Чтобы вас, блядь, отсюда в гробах вывозить? Справимся тут сами, мы, десант. Обойдемся без вас! Вы только балласт, чертов балласт, помеха.

— Мы знаем, — тихо и спокойно сказал Ломоносов, — знаем, товарищ капитан, что вы боитесь. И что реагируете на страх бессмысленным яростным гневом.

Капитан побледнел, хоть это казалось невозможным, еще больше. Его губы начали дрожать.

— Знаем, командир, — тихо добавил, сам себе удивляясь, Леварт, — что ты не психопат. Ты просто обыкновенный человек на войне.

Капитан перестал бледнеть, начал краснеть, стал похож на чайник, казалось, что вот-вот закипит. Но не закипел. Совершенно их огорошив, отвернулся и ушел. Один из сопровождавших его ветеранов из десантуры какое-то время смотрел на них и с недоверием крутил головой. Потом присоединился к первому.

— Еще раз… — Леварт глубоко вздохнул. — Еще раз так выскочишь — и не дождешься полевого суда. Сам тебя укокошу. Собственной рукой. Понял, Станиславский?

— Тем не менее, — улыбнулся Ломоносов, — красиво ты мне подыграл, прапорщик. Неплохой у нас получился дуэт.

— Заткнись. А вы, вояки, ко мне. Становись в строй. И представиться. Дорога дальняя, могу опять не успеть.

* * *

Машины гвардейской разведроты поочередно исчезали за поворотом дороги. Замыкающий колонну БТР, прибавив газу, попрощался с ними синеватым облаком выхлопов. Шум двигателей стих. Перестал шуршать скатывающийся по склону гравий. Вернулась тишина. Пронзительная, горная, афганская тишина. Придорожный КПП, такой же, как и все другие КПП в Афганистане, смотрел на них импровизированными амбразурами импровизированного, хоть довольно презентабельного на вид бункера. Бункер казался мертвым.

— Салам, шурави! — крикнул Ваня Жигунов. — Есть тут кто? На калитке? Эй! Мужики! Братва! Мы из пополнения!

— По тропинке вверх! — отозвался скучающим голосом бункер.

— И мы сердечно вас приветствуем! — Жигунов поправил эр-дэ и акаэм на ремне, посмотрел на Леварта. Леварт пожал плечами.

— По тропинке вверх. Значит, вверх. Шевелись, чижи!

Лавируя среди камней самых причудливых форм, тропинка вывела их прямо на позицию. Такую же, как и все другие позиции Афганистана. Здесь они тоже не стали сенсацией. Солдаты на позиции едва удосуживались поднять голову при их появлении, а на приветствия отвечали взмахом руки, указывая направление. Взмахи направляли на блокпост, хитроумно выложенный из больших камней дот и окруженную венком из мешков с песком позицию утёса, крупнокалиберного пулемета НСВ. ^[33]Они подошли к блокпосту, и сразу же все изменилось.

— Пополнение? Сюда, ко мне!

Зовущим оказался загорелый брюнет с биноклем на груди. Рукава его свободно расстегнутого мундира были закатаны, на ремне финский нож и пистолет в кобуре. С ним были еще трое, в похожем обмундировании и экипировке. Леварт выпрямился, чтобы по-уставному доложить, но брюнет, видимо, не был фанатиком устава. Он подошел, по-простому пожал Леварту руку, простецким жестом поприветствовал остальных. Леварт, уже привыкший к такому обхождению, также, не кобенясь, представил себя и остальное пополнение. Брюнет к пополнению присмотрелся критично, хмуря темные брови.

— А офицер? — спросил он. — Офицера не прислали? Сто раз докладывал, чтобы прислали на заставу кого-то со звездами на погонах. А вместо этого очередной рядовой. Да ты не обижайся, братан. Я тебе рад. Тебе и твоим. Салам. Здравствуйте. Послужим вместе, во славу Советского Союза, так сказать. За командира здесь я. Самойлов Владлен Аскольдович. Старший прапорщик Самойлов. Для друзей и равных по званию — Бармалей.

Леварта заинтересовало, откуда такая кличка. Старший прапорщик Самойлов, хоть и был крупным детиной, хоть черты его были довольно простоваты, однако вовсе не был похож на разбойника из иллюстрации к стихотворной сказке Чуковского. Но происхождение солдатских кличек часто расшифровать было очень трудно.

— Гущин, — Бармалей кивнул одному из сопровождавших его сержантов. — Забери пацанов. Двоих определи на «Руслана», троих дай на «Горыныча». И пускай там за них возьмутся и поспособствуют. Надо сделать из них боевых солдат, причем быстро.

— Не боись, — добавил он, видя выражение лица Леварта. — Дедовщины здесь у нас нет. Но молодых следует приучить. Если надо, то и по шее можно дать. Иначе не протянут тут и недели.

Сержант погнал молодняк из пополнения, не жалея для них ни окриков, ни солдатского мата. Бармалей снова заметил взгляд Леварта, снова покрутил головой.

— Нет здесь дедовщины, — повторил он. — И не будет, пока парадом командую здесь я.

Дедовщина, как называли террор и садистские методы, применявшиеся старослужащими, то есть дедами, по отношению к чижикам, молодым солдатам, — была настоящим бедствием в армии. И проклятием для новобранцев. Несмотря на многочисленные случаи самоубийств и дезертирства, вызванных дикостью дедов, было просто удивительно, что командование дедовщину терпело, смотрело на нее сквозь пальцы, а бывало, даже поощряло. Афганистан и военные условия ситуацию не изменили. В боевых подразделениях дедовщина цвела, дальше некуда, чижей постоянно били и унижали. Изменилась ситуация только в 1982-м, после происшествия в Кундузе в одном из батальонов 201-й МСД. Доведенный до крайности, молодой сержант ночью закатил гранату Ф-1 в палатку, в которой спали его мучители. Пять сержантов погибли на месте. С этого времени ситуация поправилась. Немножко.

— С вашего позволения, — Бармалей кивнул им, — я объясню, на чем мы тут сидим и чем служба одарила. Прошу на эн-пэ.

Территория, видимая из пункта наблюдения, напоминала подкову, с севера и востока ограниченную крутыми и скалистыми склонами гор, а с юга открытую на вьющуюся серпантином дорогу. Между дорогой и горами проходил ряд плоских холмов. На одном из них, том, что ближе к дороге, чуть пониже остальных, располагалась застава.

— Эта дорога, — показал Бармалей, — для наших очень важная. Поскольку связывает Кабул и Баграм с Джелалабадом. И с Асадабадом в провинции Кунар. А в этой стране так уж повелось: то, что важно для наших, является важным и для моджахедов. По тем же причинам, только противоположным. Поэтому вдоль дороги стоят КПП и заставы, в том числе и наша. Под кодовым названием «Соловей». Место, где мы сейчас находимся, называется «Муромец», пункт командования заставой. Правое крыло, по восточной стороне, ближе дороги и ка-пэ-пэ, это блокпост «Руслан». Точкой командует присутствующий здесь Якорь, познакомьтесь.