Джесс - Хаггард Генри Райдер - Страница 9

• Предыдущая
• 9/67
• Следующая

Джон стоял несколько минут в ожидании, как вдруг Джесс испуганно открыла глаза и пристально посмотрела на него.

— О! — произнесла она, вся дрожа. — Это вы, или я все еще вижу сон?

— Чего же вы испугались? — он рассмеялся. — Кто же другой, как не я?

Она закрыла лицо руками и тотчас же их отняла; в эту минуту Джон заметил перемену в выражении ее глаз. Они были такие же большие и прекрасные, как и всегда, но в них светилось что-то новое, особенное. Казалось, душа ее отражалась в них. Может быть, это происходило из-за того, что зрачки ее расширились во время сна.

— Ваш сон! Какой сон? — спросил он, продолжая смеяться.

— Нет, пустяки, — отвечала она прежним утренним голосом, который возбудил его любопытство больше, чем когда-либо, — это был сон!

— По-моему, вы — на удивление странная девушка, мисс Джесс, — заговорил Джон, — я не думаю, чтобы у вас было весело на сердце!

Она взглянула на него.

— Весело на сердце? Да у кого бывает весело на сердце? Только у того, кто ничего не чувствует. Положим, — продолжала она после некоторого молчания, — что кто-нибудь на время отрешится от собственного своего я, от мелких личных интересов и скромных радостей и забот. Можно ли быть счастливым, видя повсюду людское горе, несчастья и страдания человечества? Если даже самому находиться в безопасности, можно ли, имея сердце, оставаться равнодушным?

— Разве одни только равнодушные и счастливы?

— Да, равнодушные и эгоисты, что, впрочем, почти все равно, ибо равнодушие есть высшая степень эгоизма.

— В таком случае на свете много эгоизма, потому что и счастливых людей много, несмотря на все зло, существующее на земле. Я думаю, однако, что счастье происходит от доброты сердца и от здорового желудка.

Джесс покачала головой и отвечала:

— Может быть, я и ошибаюсь, но я не знаю, как может человек чувствовать себя счастливым, видя вокруг одни лишь страдания, болезни и смерть. Вчера, например, я видела умирающую готтентотку и плачущих над нею детей. Это была бедная женщина, и ей выпала тяжелая доля, но она любила жизнь и была любима детьми. Может ли быть счастлив и благодарить Создателя за дарованную ему жизнь тот, кто был свидетелем этой сцены? Капитан Нил, быть может, мои взгляды покажутся вам странными, и, по всей вероятности, не мне первой они пришли в голову, но во всяком случае я их вам не навязываю. И для чего, — продолжала она с усмешкой, — эти же самые мысли и до меня роились в уме многих, и та же история повторяется из года в год вот уже сколько веков, подобно тому как те же облака проносятся по тому же голубому небу? Как облака родятся в вышине, точно так же и мысли образуются в голове, а и те и другие кончаются слезами или расплываются в тумане, разъедающем глаза.

— Так вы думаете, что нельзя быть счастливым на земле? — спросил он.

— Я этого не говорю. Счастье, по-моему, возможно. Да, оно возможно, если кто-либо полюбит другого настолько сильно, что будет в состоянии забыть все на свете, и если кто-либо положит свою жизнь за других. Нет истинного счастья без любви и самопожертвования, или, вернее, без любви, так как в ней уже подразумевается второе. Она — чистое золото, все же прочее — позолота.

— Откуда вы все это знаете? — с живостью спросил он. — Вы ведь никогда не были влюблены?

— Нет, — отвечала она, — я так никогда не любила, но все счастье, выпавшее мне в жизни, проистекало из любви. Я думаю, что в любви заключается мировая тайна: любовь — это философский камень, который безуспешно искали ученые и который обладает свойством все превращать в золото. Может быть, — продолжала она с загадочной улыбкой, — ангелы, покидая землю, оставили в удел человечеству любовь, чтобы мы посредством нее могли вновь с ними соединиться. Она одна возвышает человека над миром, с ее помощью мы постигаем Божество. Все минется — одна любовь останется, потому что она не может угаснуть, пока есть хоть искра жизни; если она истинная, то она бессмертна. Но только она должна быть непременно истинной.

Постоянная сдержанность и холодность Джесс исчезли, ее бесстрастное лицо оживилось и приобрело отпечаток какой-то особой прелести. Джон смотрел на нее и понемногу начинал постигать всю глубину души этой замечательной девушки. Невзначай он встретился с нею глазами, и ее взгляд произвел на него сильное впечатление, хотя капитан Нил не принадлежал к числу влюбчивых натур и был слишком стар для того, чтобы ощущать волнение от случайного взгляда хорошенькой женщины. Он подошел ближе и пристально на нее посмотрел.

— В таком случае стоит жить для того, чтобы испытать такую любовь, — произнес он скорее про себя, нежели вслух.

Она не отвечала и только смотрела на него, вложив в этот взгляд всю свою душу, и Джон Нил почувствовал себя как бы находящимся под ее гипнотическим влиянием. И в это же время в ее душе возникло и утвердилось сознание, что стоит ей лишь пожелать — и сердце этого человека будет принадлежат ей, что она овладеет им наперекор целому свету, потому что воля ее сильнее его воли и ум ее в состоянии подчинить себе его ум. Мысль эта промелькнула в ее сознании мгновенно, она и сама не могла бы дать себе в том отчета, но она твердо была убеждена, что это так, подобно тому, как была убеждена, что над ее головой сияет южное небо. Но что важнее всего, так это то, что он сам был в том же убежден. Сознание это явилось в ней внезапно и наполнило ее душу такой радостью и в то же время так болезненно отозвалось в ее сердце, что она на мгновение забыла обо всем остальном.

Затем она опустила глаза.

— Я думаю, — проговорила она спокойно, — что мы наговорили друг другу много глупостей; мне же пора снова приняться за прерванный рисунок.

Он встал и удалился, заметив при прощании, что и ему надо вернуться домой. Несколько минут спустя, оглянувшись, Джесс увидела Джона, медленно поднимавшегося на вершину оврага.

Был чудный солнечный день, один из тех, какие иногда выдаются весной в Африке. Несмотря на царящую вокруг тишину, все уже говорило о пробуждающейся новой жизни. Зима сменилась вешней красой, и воздух был пропитан ароматом цветов. Джесс лежала на траве и глядела в беспредельную голубую высь. Она не замечала черных туч, медленно надвигавшихся с горизонта. Высоко над нею парил коршун и, спускаясь все ниже и ниже, казалось, пытался рассмотреть, мертва она или только спит.

Она невольно вздрогнула. Вестник смерти напомнил ей о самой смерти, которая тоже, быть может, только ждет удобного случая, чтобы низринуться на человека. Затем взгляд ее остановился на свесившейся над ее головой ветке куста, под которым она отдыхала. Она видела, как пчела опустилась на ветку, как перелетела с цветка на цветок, а между тем сама она лежала так тихо и спокойно, что даже ее не потревожила. С ветки, усеянной цветами, взгляд Джесс медленно перенесся на груду камней, возвышавшихся над нею. Груда эта, казалось, говорила: «Я очень стара. Я пережила не одну зиму и не одну весну, и я много видела девушек, отдыхавших подобно тебе. А где они теперь? Все спят непробудным сном!..» Раздавшийся в скалах лай старого павиана вторил этим словам.

Вокруг нее цвели лилии, воздух был напоен ароматом папоротников и мимоз, и всюду чувствовалась молодая жизнь. Слышался плеск воды и тихое журчанье ручья, и где-то вдали между скалами раздавался шелест крыльев и воркование диких голубей. Даже старый орел, приютившийся на высоком утесе, казалось, радовался тому, что его подруга снесла ему яйцо. Все говорило о жизни, о том, что наступила пора цвести, любить и вить гнезда, но в то же время напоминало и о том, что скоро лето, что, может быть, зародится иная жизнь — эта же будет забыта.

И в то время, когда она лежала, прислушиваясь к голосу природы, ее юная кровь, повинуясь этой же самой природе, пришла в волнение и смутила чистоту ее девственного сердца, которое невольно откликнулось на зов счастья, жизни и любви. В ней произошел внезапный переворот: в глубине души что-то напоминало ей о собственном я, о том, что это я должно также жить и притом отдельной, собственной жизнью, и невольно в ее сердце запала искра того чувства, которое должно было жить в ней вечно, никогда не угасая. Она поднялась на ноги, бледная и вся дрожа, как женщина, впервые ощутившая трепетание ребенка, и инстинктивно протянула руки к цветущему кусту, чтобы удержаться. Затем она опустилась снова, чувствуя, что детство ее миновало и что она полюбила сердцем, душой и телом и превратилась в женщину.

• Предыдущая
• 9/67
• Следующая