Патент АВ - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/75
• Следующая

Поэтому доктор Попф счел целесообразным, чтобы аптекарь Бамболи получил более или менее полную и уж во всяком случае правдивую информацию.

— Крысы, дорогой господин Бамболи, мне нужны для работы, — начал доктор Попф, усевшись на краешек стола. — В свободное время я занимаюсь кое-какой исследовательской работой, и для этого мне нужны крысы.

— Вы их режете? — понимающе кивнул головой аптекарь.

— Изредка. Вы, конечно, осведомлены о том, что такое гипофиз?

— Сударь, — с достоинством промолвил господин Бамболи, — я фармацевт.

— Словом, — продолжал доктор, — для работы мне нужны крысы. И не только крысы. До зарезу нужна тишина и свободное время, нужно, чтобы каждый вечер не морочили тебе голову знакомые и чтобы не приходилось все время думать о заработке. Мы потолковали с Береникой и решили, что нет для нас более подходящего города, нежели Бакбук.

О том, что он — сын редактора провинциальной газеты, а Береника — единственная дочь почтенного профессора литературы, что они оба терпеть не могут политики, что они уже пятый год женаты, что у них нет детей, о чем они страшно сожалеют, и о многом другом, что могло интересовать обывателей Бакбука, доктор Попф ухитрился очень ловко рассказать вскользь, между прочим, не заставляя Бамболи задавать наводящие вопросы.

Было уже довольно поздно, когда аптекарь, вполне удовлетворенный своим визитом, откланялся и вернулся домой, где его ждала жена, изнемогавшая от любопытства.

А доктор Попф, весело посвистывая, направился в спальню, где застал Беренику плачущей, уткнувшись лицом в подушку.

— Что с тобой, старушка? — всполошился доктор Попф. — Ты заболела?

— Я не хочу жить в этом противном городишке!.. Я не хочу встречаться с этим противным аптекарем!.. Я не хочу спать в этом противном, старом домишке!.. Я хочу домой, милый мой Стив!

— Ну, ну, женушка, — ласково произнес Попф, подсев к жене, — ну, не плачь. Право же, все будет хорошо… Мы здесь чудесно и совсем незаметно проведем годик… другой…

— Годик-другой? — еще горше заплакала Береника. — Ты же обещал, что не более года!

— Может быть, даже меньше года, — задумчиво сказал Попф. — Дело, кажется, идет хорошо.

— И тогда мы вернемся домой?

— И еще как вернемся! С триумфом! Во всех газетах фотографии: «Госпожа Береника Попф, супруга известного изобретателя, доктора Стифена Попфа». Здорово, а?

— Знаешь что, Стив? — сказала Береника. — Пойдем завтра в театр.

— Придется нам, родная, немножко поскучать, — ответил доктор Попф, ласково поглаживая руки все еще всхлипывающей Береники. — В Бакбуке нет театра. Семь кинематографов и презабавный музей восковых фигур. Хочешь, пойдем завтра в музей восковых фигур?

Рано утром Попфа разбудил сильный стук. Доктор высунулся из раскрытого окна и увидел темноволосую высокую женщину лет под сорок, барабанившую в дверь.

— Вы новый доктор? — спросила женщина. — Ради бога! Моему мальчику очень плохо.

— Вот видишь, старушка, как здорово! — сказал доктор своей супруге, торопливо одеваясь. — Еще суток не прошло, а я уже имею практику.

— Желаю тебе удачи, Стив, — пробормотала сквозь сон Береника, чмокнула его в щеку, повернулась на другой бок и немедленно заснула вновь.

Через несколько минут вдова Гарго, — так назвала себя женщина, поднявшая на ноги доктора в этот час, — привела его в свое более чем скромное жилище. Пока они шли, вдова успела рассказать доктору, как ей сейчас худо живется и как замечательно было при жизни ее покойного мужа, и какой он был чудесный человек, превосходный механик, поистине золотые руки, и как он всегда прекрасно зарабатывал, и как любил ее и обоих детей! Слава богу, добрые господа из приходского совета помогли ей устроить маленького Педро в сиротский дом! Это так милосердно с их стороны, потому что ведь у Педро все-таки есть мать, а в сиротский дом принимают только круглых сирот. Теперь она два раза в год ездит к нему в гости, чтобы он не забывал о том, что у него есть мать, и чтобы она могла поласкать своего бедного сыночка, который, как две капли воды, похож на своего покойного отца. Уж, кажется, как ей плохо жилось, дальше некуда, а вот сейчас ко всему еще заболел ее старший сын Игнац, у него появилась красная сыпь, и если это скарлатина, то они совсем пропали, потому что ни одна хозяйка не даст ей больше стирать белье, боясь заразы.

Небольшая комната, в которой лежал Игнац, была залита солнцем, и от этого еще резче выступала чистоплотная нищета ее убранства. Только большая фотография хорошо одетого, веселого молодого человека, висевшая на стене в богатой золоченой раме, да блестевшая эмалью и никелем стиральная машина в соседней комнате говорили о том, что семья Гарго знала лучшие времена.

Попф подошел к мальчику. Больной даже не оглянулся на звук его шагов. Он смотрел вверх, на унылый, давно не беленый потолок, безразличным и неподвижным взглядом умирающего. Попфа поразила худоба мальчика. Красная сыпь покрывала его лицо так густо, что издали оно казалось загоревшим.

— Здравствуй, Игнац, — промолвил доктор, но мальчик только вяло перевел свой взор на него и, ничего не ответив, отвернулся.

— Чего же ты не отвечаешь доктору, Игнац? — торопливо сказала ему вдова Гарго. — Скажи: «Здравствуйте». Игнац, ведь это доктор. Он тебя вылечит. Это очень хороший доктор.

— Здравствуйте, — промолвил мальчик таким слабым и тонким голоском, что его мать не выдержала и расплакалась.

— А теперь мы тебя, молодой человек, осмотрим, — сказал Попф.

Полость рта оказалась вся в кровоточащих язвах. Попф приподнял голову мальчика и увидел на его затылке то, чего ожидал: два больших медно-красных пятна, соединенных между собой в виде бабочки.

— Вы можете, госпожа Гарго, спокойно принимать белье в стирку, — промолвил он, бережно опустив голову Игнаца на подушку, — эта болезнь богатым не передается. Она вообще никому не передается: это болезнь бедняков. Вы слыхали про такую болезнь — пеллагра?

Госпожа Гарго не знала, что такое пеллагра, и в этом не было ничего странного, потому что и врачи в Бакбуке вряд ли имели о ней хоть сколько-нибудь приблизительное представление.

Попф взял с подоконника несколько пузырьков с разноцветными сигнатурками и раздраженно поставил их снова на место: эти лекарства помогали против пеллагры не в большей мере, нежели против землетрясения.

— Прежде всего, выбросьте ко всем чертям эти пузырьки, — сказал он вдове Гарго, и та снова заплакала: ей было горько слышать, что она зря истратила такую уйму денег. — Мальчику нужны не лекарства, а свежее мясо и молоко.

Потом он послал ее за сухими дрожжами и велел давать их по две столовые ложки в день. Вдове Гарго было странно, что он не прописал никаких рецептов: какой же это доктор, если он не прописывает рецепты! Она позволила себе попросить, чтобы он все же что-нибудь прописал, и тогда доктор стал кричать на нее, что он лучше знает, что надо в таких случаях делать. Хорошо, что он вовремя заметил, в чем дело, а то эти коновалы своими идиотскими рецептами довели бы мальчика до сумасшествия и могилы.

Он прекрасно сознавал, что по меньшей мере свинство орать на эту несчастную женщину, которую морочили невежественные врачи, но не мог себя сдержать, — так ему стало не по себе, когда он увидел воочию ужасающую картину болезни, о которой до сих пор только читал в медицинских журналах.

Он показал госпоже Гарго, как нужно давать больному дрожжи, и попросил сообщать ему, как проходит болезнь.

На прощание он пожал ей руку и почувствовал в своей ладони горсть серебряных монет.

— Ни в коем случае, — снова рассердился он, — они вам пригодятся на молоко. И, пожалуйста, не уговаривайте!

Но вдова Гарго сказала, что она никогда не простила бы себе, если бы доктор ушел без гонорара. Неизвестно, чем кончился бы этот неприятный для обеих сторон спор, но Попф услышал доносившийся из-под кровати пронзительный писк.

• Предыдущая
• 2/75
• Следующая