Выбери любимый жанр

Невиновных нет - Астахова Людмила Викторовна - Страница 16


Изменить размер шрифта:

16

– Пойдем, – Грэйн подхватила графиню под руку и потянула за собой. – Будет бой, и нам нечего здесь делать.

Спускаясь в грязное и вонючее чрево «Ускользающего», она успела подумать о глупых мышках, которые сами лезут в пасть змея, но тут корвет вздрогнул, прогремев носовыми орудиями, и всякие мысли покинули голову ролфи. Кроме, пожалуй, одной. Хотелось бы… все-таки хотелось бы надеяться еще разок увидеть солнце. Или хотя бы просто небо вместо темных досок над головой. Но теперь от желания эрны Кэдвен уже ничего не зависело.

– Все будет хорошо, – она стиснула в темноте руку спутницы. – Этот… он свое дело знает. Все будет хорошо.

Удаз Апэйн

Милостью Предвечного и Силой его тив Херевард был излечен от тяжелейшего приступа грудной жабы в кратчайшие сроки, но к тому моменту, как он прибыл в Синхелм, тив Удаз успел сделать многое: проворонить леди Янамари и девку-ролфийку, настроить против себя всех тивов Локэрни и потерять остатки доверия Эсмонд-Круга. Это если не считать пепелище на месте Синхелмского храма. Треть городских домовладений тоже пострадали изрядно, но не так сильно, как репутация эсмондов. Где это видано, чтобы два тива, один из которых наделен немалыми полномочиями Эсмонд-Круга, а следовательно, и Силой, не могли управиться с двумя слабыми женщинами?

Что было ответить Удазу на этот вопрос? Ничего. Вот тиву Рэйлему, тому повезло – заколотый штыком, зарезанный и обгоревший, он пред тивом Херевардом уже не ответчик. А Удазу… Уже, к слову, не тиву, пришлось объясняться. Вернее, он-то рассказывал, но его, по диллайнской привычке, никто не слушал. Проигравший всегда виновен. Золотой лед в глазах тива Хереварда не растаял, и Удаз начал готовиться к тихой, бесшумной казни. Дверь откроется, войдет незнакомец в длинном черном кафтане, и все кончится быстро и без борьбы. С одной стороны, от исполнителя Эсмонд-Круга еще никто не уходил, а с другой… Зачем, скажите, зачем жить дальше, когда тебя лишили сана, Силы и смысла жизни? Лучше смерть.

И когда ожидание стало уже нестерпимо, дверь узилища все-таки распахнулась. На пороге стоял эсмонд. Сизокудрый красавец в элегантнейшем фраке, в начищенных до блеска сапогах. Унизанные перстнями пальцы крепко сжимали набалдашник трости. Хоть сейчас на картинку модного столичного журнала. А как двигается! Плавно, гибко, точно горный барс, а не человек.

– Ну надо же, сам Форхерд Сид пожаловать изволил, – безрадостно хмыкнул Удаз, проследив взглядом, как отец грациозно прошелся по комнате. – А ты что здесь забыл?

– Не вижу сыновней почтительности, – холодно молвил родитель, устраивая зад на жестком стуле, и протянул руку для поцелуя. – Ну!

Неведомая сила буквально сорвала полукровку с места. Удаз пал на колени и приложился к перстню с камеей. Сила привычки, материнскими побоями вколоченной, помноженная на страх и вечную жажду похвалы, – вот что это такое.

– Так-то лучше, – буркнул Форхерд.

– Пришел попрощаться?

– Почти, – жестокосердный диллайн взял долгую мучительную паузу, в течение которой Удаз успел заподозрить Эсмонд-Круг в том, что его отца послали исполнить приговор собственноручно. У них есть и такой вид наказания. – Ты настолько слаб, что даже мысли твои читаются по лицу, словно в открытой книге. Нет, я не стану твоим палачом. Все наоборот.

– То есть?

– Ты – свободен… Свободен бежать из Синтафа.

– Но… куда?

– Не на Ролэнси, там тебе точно не будут рады, – ухмыльнулся тив Форхерд. – Но выбор есть – в Базиле у меня хорошие связи, в Идбере тоже, но место это неимоверно скучное, Фиртсвит… Женщины там прекрасны в своей наивности, про остальные достоинства я ничего сказать не могу.

Видимо, в Эсмонд-Круге решили, что столь сильному тиву, как папаша Удаза, можно простить чрезмерное для диллайн сластолюбие. Он ни одной юбки не мог пропустить за все свои двести пятьдесят лет жизни. Стоило показаться на горизонте хорошенькой девичьей мордашке, и тив Форхерд забывал, казалось, обо всем на свете.

– Хродвин не советую, – продолжал он перечислять возможные варианты. – Ни женщин, ни выпивки, ни денег потратить. Тошно. Я бы предложил Эббо, в качестве компромисса, но решать тебе.

Удаз смотрел на отца с некоторым удивлением. Зачем все эти разговоры про увеселения? К чему они?

Тив Форхерд ответил заговорщической улыбочкой. И даже подмигнул.

– Это было единственным условием, мой мальчик. Иначе тебя не пощадили бы. Поверь, мне пришлось пойти на самые крайние меры, и только ленивый из Эсмонд-Круга не вытер об меня ноги. Но ты ведь мой сын, и я обязан помочь, коли ты попал в беду. И… я пообещал твоей матери.

Значит, они продолжали встречаться, догадался Удаз. Мать понять можно – она слаба, как говорится, на передок, а папаша красив, словно принц. Но зачем Форхерду раздобревшая от безделья, недалекая и склочная тетка?

– Ничего ты не понимаешь в женщинах, – хохотнул эсмонд. – Не беда, скоро поймешь.

Удаза насторожили эти слова. Можно сказать, испугали.

– Я не понимаю…

– Ты всегда был тугодумом, сынок. И ты же не думаешь, что тив Херевард так запросто помилует волшебника?

– Так я больше не…

Полукровка подумал, что сейчас его сердце остановится от внезапной острой боли.

– Да, – кивнул отец. – Ты больше не маг. Но ты жив и почти свободен. Разве этого мало?

Мало? Мало? Мало! Кабы Удаз Апэйн не задыхался и не ловил ртом воздух, он бы орал во всю глотку, точно подвешенный за ребро на крюк разбойник в разгар публичной казни. Довелось ему в детстве видеть экзекуцию – до сих пор снились синие и блестящие кишки казнимого, выпущенные рукой палача. Полвека назад были еще умельцы вскрыть чрево так, чтобы преступник до последнего мига видел собственный ливер.

Эсмонды – люди гуманные, они не любят лишней жестокости, не любят потоков крови и дерьма. Но, видит Предвечный, лучше бы они заживо расчленили Удаза Апэйна, чем… Отобранный волшебный дар хуже отрубленных рук. Ей-ей, хуже!

Сквозь вьюжный гул в голове доносился спокойный голос отца:

– Вот деньги и доверенность для банка… десять тысяч золотых оул и столько же в ассигнациях… только не промотай за месяц… коляска ждет… и до пограничного поста даже носа наружу не высовывай…

Тив Форхерд при всем желании не мог выказать сыну сочувствие. В конце концов, мальчишке и так досталось сверх меры от причитающегося. Он, полукровка, наравне с эсмондами вкушал божественной благодати, нарушая тем самым законы мироздания. Теперь же все стало на свои места. И это хо-ро-шо! А чисто по-человечески и по-родительски, конечно, жалко парня.

Глядя, как Удаз, шатаясь и почти ничего не видя перед собой, бредет к экипажу, тив Форхерд чувствовал облегчение. Проблема разрешена раз и навсегда, долгие годы его опалы кончились, сын жив, имущество цело. Чего еще желать?

Ну и как мог бывший тив спокойно проехать мимо храма? В первом же попавшемся на пути эскизарском городишке глаз первым делом отыскал знакомые очертания стен и куполов. Серый камень, увитый плющом, гостеприимно раскрытые двери в пахнущий благовониями полумрак – все такое знакомое, такое близкое… И потерянное навек.

Удаз попросил кучера остановиться. Точнее, приказал.

– Жди меня здесь, я скоро.

Кто знает, что подумал местный тив, увидев на пороге измученного, бледного и шатающегося мужчину, закутанного в плащ, но на всякий случай принюхался, не пьян ли? Вроде нет. Вот и славно.

Удаз побрел на мягкое сияние алтаря, но вовремя вспомнил, что обычному прихожанину нельзя заступать в Круг.

Слова канонического обращения текли с искусанных губ, причем так легко и естественно, как никогда прежде. От чистого сердца и самых потаенных глубин души, как если бы грудь бывшего тива разверзлась, чтобы Предвечный мог видеть, как пульсирует его кровь в ритме сакральных слов молитвы.

«Он услышит! Он обязательно услышит! И… отзовется…» – билась под черепом отчаянная мысль.

16
Перейти на страницу:
Мир литературы