Долина смерти - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/24
- Следующая
– Тоже махнули в Финляндию? – усмехнулся Поспелов.
– Этих на Финляндию было не списать, – вздохнул Заремба. – Я сам полетал там прилично. Дозаправиться пожарники не могли нигде, кроме своей базы, а сделать вынужденную посадку без аварии в том районе можно лишь на старом военном аэродроме. Но туда они не садились: железобетонные плиты подернуло лишайником, человек пройдет, и то заметно. Да и аэродром этот далеко в стороне от курса. Каждую сопку обследовали, все речные косы пешком обошли, каждый прогал в лесу на сорок раз просмотрели…
– Там что, радаров вдоль границы нет?
– Как же нет! Ворон и тех засекают… Только ведь у нас ворон и считают, а из Красной площади аэродром сделали. У радарщиков все шито-крыто. Да что говорить!.. Первый пропавший вертолет был не чей-нибудь, а местных погранцов. Вылетел с заставы шестнадцатого сентября прошлого года, направлялся в Костомукшу. На борту – два пилота, офицер фельдъегерской службы и солдат-пограничник с подозрением на язву желудка.
– А что нашли в Долине Смерти?
– Лично я – язву желудка, – съязвил полковник. – До зимы на сухом пайке сидел со своей командой. Если бы не пиво, давно бы загнулся… А вообще-то нашли лосиную тушу, освежеванную и упакованную в металлизированный пластик. Погранцы, как выяснилось, продали ее вертолетчикам за сто литров керосина. У них дизель на заставе оставался без горючего… И что интересно: пока я там с мужиками наживал гастрит, вертолетики и самолетики летали и над нашими головами, и над Долиной Смерти. Хоть бы один исчез! Стоило мне убраться из этого треугольника, через девять суток канул в бездну гражданский Ми-2. «Новые русские» из Петрозаводска подрядили его слетать на медвежью берлогу. В Нижних Сволочах взяли на борт егеря, который и продал им медведя, взлетели по направлению к брошенной деревне Горячее Урочище. По свидетельству жены егеря, последний там и нашел берлогу, еще осенью. В трех километрах от фермы Ворожцова. Хотел мишку у него из-под носа умыкнуть. Этот фермер скот там выращивал, сено косил, немного овса сеял и пару коней держал. Неплохие лошадки… Мы у Ворожцова бывали, крепкий мужик, бывший главный зоотехник колхоза. В Урочище дом построил, скотник… Вертолет к нему не прилетал и берлоги никто не тронул. Так что медведь фермеру достался. А кому вертолет вместе с охотниками – одному Богу известно. Ворожцов не выдержал и после нас сбежал со своей заимки.
– Должно быть, разговоров наслушался? – предположил Георгий.
– Не без этого, конечно, – тотчас согласился Заремба. – Можно сказать, мы его умышленно вытравили из Урочища, как медведя из берлоги.
– А смысл?
– Чтобы ферму купить, дорогой Георгий. На подставное лицо, – хитро усмехнулся полковник. – Место удобное, ключевое и кое-какие дороги имеются.
– На ферму поселить меня? Так?
– Точно так. Наездами и налетами проблемы не решить. Придется жить там постоянно, обрастать доверенными людьми, собирать информацию. В общем, ты знаешь, что следует делать. План операции одобрен руководством. Могу выдать сейчас же все материалы.
– Значит, мне там крестьянствовать придется? – спросил Поспелов.
– Как же иначе? От и до. Самое удобное прикрытие для той малонаселенной местности.
– Ничего себе! – весело возмутился Георгий. – Значит, от зари до зари? И чтоб рубаха на плечах сопревала? Когда же, пардон, «Бермудским треугольником» заниматься? Свободного времени в сельском хозяйстве не бывает, и лето на носу. Может, мне работников нанять?
– Что ты, майор, шутишь? Я собираюсь тебя аппаратурой напичкать, ни одного постороннего глаза! – Полковник пристукнул бутылкой. – Возьмешь с собой жену. И хватит. Техника там есть вся, от трактора до сеялки-веялки…
– Техника-то, может, и есть, жены нет, – скучно сказал Поспелов. – В разводе я, Александр Васильевич.
– Без жены дело не пойдет, – отрезал Заремба. – Тридцатилетний мужик и без бабы – это либо импотент, либо псих-одиночка. Для общения с местным населением не годится. Несерьезный мужик, если без жены. Придется сей недостаток исправить.
– Допустим, жениться я пока не хочу, – воспротивился Георгий. – Даже во благо безопасности полетов.
– Ничего! – засмеялся полковник и похлопал его по вялому плечу. – Я тебя сам оженю! И свидетельство о браке выпишу вот на этом столе. Правда, без цветов и шампанского. Все это будет потом, когда ты мне карельский феномен раскрутишь. Свадебный марш лично сыграю. Ты каких невест больше любишь? Брюнеток? Блондинок? Или все равно?
– Все равно, – тускло проговорил Поспелов. – Казенному коню в зубы не глядят.
– Верно, Георгий! – обрадовался Цыган. – Тогда я уж по своему вкусу подберу. А вкус у меня – вон видел? Вот это экстерьер! Вот это порода! Заметь, какой нерв, какой глаз кровяной!
Он влюбленно смотрел на изображение лошадиной морды и сам напоминал старого заезженного мерина с отвисшим брюхом…
3
Золотозубый, простецки-фамильярный новый начальник оказался по-цыгански навязчив, а его заморочки с Долиной Смерти и неведомо куда исчезающими летательными аппаратами завораживающими.
Все-таки не зря говорят о цыганском очаровании и приводят примеры, когда искушенный, самостоятельный мужик, поддавшись неизвестно каким чувствам, вдруг покупает у цыгана полуживую конягу вместо резвого молодого жеребца, и потом, избавившись от наваждения, долго чешет в затылке – да что же это было-то со мной?!
Лишь дома Поспелов очнулся, пришел в себя и постарался трезво оценить собственное положение. Однако было уже поздно: откажись он от службы у Зарембы, кадры поставят вопрос об увольнении.
Георгий видел в этом только совершаемое над ним насилие и ощущал желание сопротивляться. На прежней работе он был относительно вольным, раскрепощенным, делал так, как считал нужным, и не испытывал давления со стороны начальства.
Он любил делать дело играючи, с гонором и веселой куражливостью, что обычно и приносило успех. Иногда экспромт оказывался значительнее, чем плоды долгих размышлений, важно было подчиниться стихии, интуиции, самопроизвольному движению. Даже вопреки здравому смыслу. Но это при условии знакомой оперативной обстановки, без «черных дыр» и прочей чертовщины.
Дома он окончательно затосковал и на какой-то миг вдруг пожалел, что разъехался с бывшей женой. Пока жили под одной крышей, все-таки оставалась возможность поговорить, поспорить, наконец, поругаться – и то польза. На ночь глядя Георгий собрался и поехал к ней, по дороге вообразив, что тоска эта не что иное, как начало прощания. Прощальная тоска перед дорогой по всему, что окружало до сего дня, что было привычным и незаменимым. Вместо нового адреса, по которому теперь жила Нина, Поспелов почему-то оказался возле старого своего дома, куда вселились совсем чужие люди. Задумался, поддался чувствам и механически приехал к обжитому месту.
Что-то раньше не замечалось подобных отключек! Георгий взял себя в руки и, развернувшись, уж совсем поздно приехал-таки к бывшей жене, чем вызвал ее неподдельное изумление.
– Что-нибудь забыл? – встретила она. – Что-нибудь случилось?
– Попрощаться заехал, – признался Поспелов. – Уезжаю в длительную командировку.
– А, – равнодушно бросила Нина, запахиваясь в ночной коротенький халатик. – Ну, прощай!
– Прощай!
– Это очень нежно с твоей стороны. И романтично: полуночное прощание. – С каменным лицом она приподнялась на цыпочки и чмокнула его в каменный лоб, как покойника. – Ну все, прощай!
И опахнула его теплом, знакомым и – что за дикость после развода! – желанным запахом тела, уже разогретого, разнеженного в постели. Помимо воли Георгий подхватил ее под локоть, потянул к себе, но Нина возмущенно высвободилась:
– Что такое, Жора? Георгий Петрович?..
– Чаем бы напоила, – сладко немеющими губами с кривой улыбкой вымолвил он.
– Чаем – пожалуйста. – Нина что-то заметила. – Ты не пьян?
– Слегка, – соврал он. – На улице прекрасная весенняя ночь, воздух под градусом…
- Предыдущая
- 8/24
- Следующая
